– Отпраздновать? – отозвался он, – как?
В вопле, который издала Бонни, были страсть и нетерпение.
– Неужели ты не понимаешь! – воскликнула она, вцепившись руками в его плечи. – Займись со мной любовью! О!.. Пожалуйста, займись со мной любовью!
Элай лег на Бонни и вошел в нее, а она, млея от наслаждения, впилась ногтями в его спину. Вдруг он остановился и взглянул на нее, с видимым усилием сдерживая себя.
– Я люблю тебя, Бонни, – сказал он.
Бонни так хотела Элая, что почти не слышала его. Только что избежавшая гибели, она стремилась насладиться жизнью. Она обвила его ногами.
Элай застонал, войдя в нее еще глубже, запрокинул голову и закрыл глаза. Медленно, так медленно, что Бонни задрожала от желания, он вышел из нее, затем также медленно снова вошел в нее.
Бонни раскинула руки в стороны, выдирая пучки травы, ее голова металась, а тело поднималось и опускалось в такт его движениям.
– Подожди, – шепнул Элай, – еще не время, Бонни.
– Не время! – простонала она. – Элай!.. Скорее! – Вняв ее мольбам, Элай ускорил темп.
Бонни в исступлении царапала землю, голова ее запрокинулась, она металась от наслаждения и, наконец, содрогнулась.
Они спали, обнявшись, в фургоне и проснулись глубоким вечером. Несмотря на голод, они снова занялись любовью, а потом заснули.
Проснувшись, Бонни увидела, что она одна. Было темно. Она так порывисто села, что ударилась головой о доски и вскрикнула от боли.
Откуда-то снаружи она услышала смех Элая и потрескивание костра.
– Пахнет едой! – воскликнула она, вылезая из фургона на четвереньках.
Элай действительно развел костер и жарил что-то вроде цыплят на вертеле, сделанном из сучков и прутьев.
– Как… откуда… – Бонни очень проголодалась.
– Где-то поблизости должна быть ферма, – сказал Элай.
Он уже оделся и удобно устроился возле костра.
– Эти цыплята гуляли без присмотра, поэтому я…
– Можешь не объяснять! – воскликнула Бонни, устремляясь к огню и на ходу обуваясь. – Как ты умудрился развести такой великолепный костер без спичек?
Элай улыбнулся.
– Как древние… трением. Тер палку о палку.
– Не все на это способны.
– Должно быть, остались искры от нашего любовного пыла.
Бонни обрадовалась, что в темноте не видно, как она покраснела. Мгновение спустя ее охватила тревога.
– Роз! – выдохнула она. Элай обнял ее.
– Не беспокойся, Кэтти и Джиноа позаботятся о ней.
– Но они думают, что мы погибли!
– Значит, наше возвращение будет для них приятным сюрпризом.
Цыплята, подрумянившись на костре, восхитительно пахли, Бонни уже не помнила, когда была так голодна. Даже в Лоскутном городке с ней не случалось такого.
– Как бы я ни беспокоилась, мне сейчас ничего не изменить, – сказала она.
– Ты права, – Элай ловко снял цыплят с вертела и оторвал большой кусок для Бонни. – Мы отправимся в обратный путь завтра.
Бонни, занятая едой, не ответила, да и Элай ел с завидным аппетитом. Покончив седой и умывшись в реке, они уселись возле костра и долго смотрели на огонь. Бонни всегда любила тишину, она взглянула на небо, усеянное звездами, и вздохнула.
– Бедная Джиноа, должно быть, сходит с ума.
Рука Элая коснулась ее груди, и Бонни прильнула к нему.
– Они, конечно, уверены, что мы утонули, – задыхаясь от ласк Элая, проговорила Бонни.
– Да, – ответил Элай. Бонни бросило в дрожь, когда пальцы Элая добрались до ее соска, и она прошептала: – Роз еще слишком мала, поэтому Джиноа еще не сказала ей о нашей гибели.
– Да, – согласился Элай, – Джиноа непременно подождет, пока все окончательно не выяснится. – Он отодвинулся от огня, увлекая за собой Бонни. Она широко раздвинула ноги и оказалась у него на коленях.
Она задрожала и радостно вздохнула, когда Элай сорвал блузку и приник губами к соску.
Звезды сияли на темном небе, и Бонни смотрела на них, гладя волосы Элая.
Когда он, наконец, вошел в нее, она затрепетала – и звезды на небе сбились в одно серебряное пятно.
Глава 20
Элай бросил прощальный взгляд на фургон, служивший им убежищем, и горько улыбнулся.
– Я буду скучать о нем, – сказал он.
Бонни, усталая, грязная, голодная пыталась вырвать у него свою руку. Он не отпустил ее и начал подниматься по склону холма. Бонни последовала за ним.
Ее мучило чувство вины: Роз, наверняка, плачет, Джиноа и Кэтти, несомненно, готовятся к панихиде, Вебб лежит больной на кровати, а может, уже умер.
А что делала Бонни в это время? Развлекалась с человеком, с которым поклялась больше не связываться! Она чувствовала стыд, карабкаясь по каменистому склону и стараясь поспеть за Элаем.
Наконец, они добрались до вершины, и у Бонни полезли глаза на лоб оттого, что она увидела. Недалеко стоял небольшой дом, цыплята разгуливали по двору, где висело стиранное белье.
Бонни вскипела: Элай знал об этом доме с самого начала. Он украл цыплят и спички у этих людей!
– Негодяй! – воскликнула она.
Тут с ними поздоровался мужчина средних лет. Бонни увидела, как из дома вышла худая женщина с седыми волосами.
– Заходите и позавтракайте.
Хозяйку, видимо, не слишком радовала перспектива кормить незнакомцев, но она ничего не сказала.
Бонни опять попыталась вырвать руку у Элая, но он не отпускал ее. Она решила толкнуть его ногой, но постеснялась хозяев.
Умывшись, они расположились за столом в скромном доме мистера Эзры Киндера. Голодная Бонни с аппетитом ела ветчину, яйца и жареную картошку.
Миссис Киндер, худая женщина, почти без ресниц, во время еды держала руку на потрепанной Библии, чтобы уберечься от зла, которое, возможно, таилось в незнакомцах.
– Я слышал, что вокзал Нортриджа оказался под пятнадцатью футами воды, – пробормотал Эзра Киндер.
Элай, небритый и растрепанный, в мятой, грязной одежде, чувствовал себя вполне раскованно.
– Далеко ли отсюда Колвин? Может, там нам удастся найти лошадей?
Бонни ужаснула необходимость проехать верхом сорок миль. Боже, неужели мало того, что она чуть не утонула и всю ночь проспала на земле? Неужели ей придется еще скакать верхом на лошади до самого Нортриджа?
– Колвин в трех милях отсюда. Я бы предоставил вам фургон, – сказал Эзра, разжевывая сухарь, – но он у меня единственный. – Он вздохнул, выказывая сочувствие. – Думаю, рельсы повреждены на дороге в Нортридж.
– Они и так были в плохом состоянии, когда мы покинули город, – ответил Элай.
Бонни подумала, что слово «покинули» совсем не соответствует причине, по которой они оказались здесь, но решила не вмешиваться. Она слишком беспокоилась о Роз и всех домашних.