class="p1">Хосе Пабло подавил вздох и уселся в старое плетеное кресло, стоявшее в тени среднего из трех его огромных деревьев. Он расставил ноги в стороны, чтобы дать животу больше места, и коротким властным жестом поманил к себе крестьян, столпившихся у ворот.
К нему приблизились четверо, Хулио и трое его друзей, они остановились на краю тени, что отбрасывало дерево, переминались с ноги на ногу, рассматривая землю.
— Говори же! — раздраженно приказал он.
Хулио молча сопел.
— Ты, осел, будешь говорить? Мне что, нечего делать, кроме как сидеть тут, глядя на твою дурацкую образину?
Понемногу, подбадриваемый толчками и щипками друзей, Хулио изложил жалобу: его обидел коробейник Мигель Анхель, молодой негодяй с черными волосами, белыми зубами и слишком ловкими руками, что месяц назад прошел через их долину и ночевал в старой крепости. Коробейнику не страшен сам черт, все знают, что он состоит на службе у самого дьявола, и поэтому обезьяны, живущие в развалинах, не тронули его, даже не разворовали его товар.
Вся деревня слышала сладкозвучный голос флейты, несколько ночей подряд льющийся в долину со стен старой крепости, а когда коробейник отправился дальше, в волосах дочери Хулио блестел золотой гребень.
— И вот, сеньор, прошел месяц, и у нас исчезли две овцы. Это коробейник их украл, будь он трижды неладен. Надо его поймать и хорошенько наказать.
Хосе Пабло рассмеялся так, что толстые бока его заходили ходуном.
— Две овцы! Месяц назад! Почему же ты только сейчас решил прийти ко мне жаловаться? — Он ударил руками по мясистым ляжкам. — Мне кажется, коробейник сыграл неплохую песенку на своей флейте. А где сейчас твоя дочь, Хулио? Я слышал, ты посадил ее в поезд и отправил в город навестить больную тетушку? Так? Может быть, она и взяла с собой твоих овец, а? Мигелю Анхелю нет нужды красть овечек, они сами к нему приходят.
Старое плетеное кресло заскрипело, когда Хосе Пабло с трудом встал и, заливаясь от смеха, направился в большой, прохладный дом. Он все еще смеялся, когда уселся за стол с чашкой чая мате, и вновь поздравил себя со своей счастливой звездой. «Когда мужчина состоятелен и может купить дочери богатое приданое, есть ли ему нужда бояться каких-то там коробейников с их блестящими цацками?»
Но через несколько дней, в середине ночи, когда полная луна висела в небесах, освещая голубоватым светом поля на много миль вокруг, над деревней опять полилась чарующая музыка флейты.
Хосе Пабло вышел на крышу, накинув одеяло на плечи, чтобы защититься от росы, и долго слушал тоскливую, зовущую мелодию, трепещущую и играющую в лунном свете, подобно серебряным нитям на ветру.
И, лежа в постели, он продолжал слушать флейту. Она пела так тихо, убаюкивающе, что он задремал и в полудреме услышал звук хлопнувшей где-то далеко двери. Он услышал тяжелый стук шагов на дороге, что проходила мимо его дома, а немного позже музыка стихла, и Хосе Пабло сладко заснул.
На следующий день, когда мужчины шли в поле, Хосе Пабло встретил на дороге Хулио и опять назвал его ослом.
— Что я вижу? У тебя расквашен нос и синяк под глазом? Ты что, осел, решил брать уроки флейты? Я слышал, как ты бежал по дороге прошлой ночью. А сколько овец ты потерял сегодня? — Он расхохотался, а Хулио угрюмо забросил мотыгу на плечо и пошел в поле рыхлить землю.
В тот день, пока мужчины работали, в небе собирались рваные белесые облака, но ни одно из них не пролилось на землю дождем. Птицы улетели в леса, овцы сбились в плотное стадо на красных холмах, разрыхленная земля в бороздах высыхала и превращалась в пыль, а ветерок подхватывал красноватые брызги и уносил прочь, как пену с волн далекого океана, который никто из крестьян не видел и даже не мог себе представить. И весь день напролет Хосе Пабло сидел в большом доме, подсчитывая столбики чисел и слушая звуки, доносящиеся с полей, а затем опять наступила ночь. Таков порядок вещей в мире — от маленькой деревни у подножия холма до странного города, состоящего из огромных каменных крепостей, под названием Нью-Йорк.
И вторую ночь подряд Хосе Пабло отправился спать под звуки флейты, зовущей с высокого холма, а утром, когда, как обычно, поднялся на крышу дома, чтобы осмотреть поля, увидел, что юная Инесс, дочь кузнеца Арсенио, что пришла к колодцу за водой, сверкает золотым браслетом, которого он раньше не замечал.
— Эй, красотка! — позвал он. — А что, твой отец сосчитал вчера вечером своих овец?
От неожиданности девушка вздрогнула, уронила ведро и убежала.
А через месяц у его ворот снова собралась толпа, чтобы сообщить о новой краже.
В этот раз в голове колонны стоял Арсенио. Прежде чем пустить просителей на порог, Хосе Пабло кликнул свою красавицу-дочь, свою ниночку-деточку, и велел подать кофе.
Затем он позвал:
— Входите! — и уселся в любимое скрипучее плетеное кресло, стоявшее под тенью самого большого дерева. Он указал на всех крестьян по очереди и сказал так: — Через месяц приходит срок платы за аренду поля. Ты должен мне денег. И ты. И ты. И ты. Только не говорите, что вы пришли ко мне пожаловаться, что у вас снова пропали овцы, и вы не сможете заплатить!
Арсенио встал перед ним, опустив голову и сгорбив плечи, не в силах взглянуть ему в лицо от стыда.
— Сеньор, — сказал он. — Мы заплатим вам сполна, но овцы пропадают не только у нас. В других деревнях нашей долины та же история. Во всех деревнях, где проходит коробейник Мигель Анхель, он крадет овец. Пусть же он заплатит за это!
— О, замолчи! Что ты несешь? Теперь послушайте меня. Сдается мне, что все ваши овцы на месте и ничего Мигель Анхель у вас не украл, наоборот, пройдет недолгий срок, и, возможно, мы узнаем, что он подарил вам несколько новых овечек? Он-то знает, чем расплачиваться за гостеприимство, наш Мигель Анхель, ха-ха-ха! Всех своих овечек одаривает щедро. То браслетик сунет, то гребешок.
Как раз в это время дверь в большом доме Хосе Пабло распахнулась, и оттуда вышла его дочь Долорес, его ненаглядная ниночка, неся на подносе кофейник, чашку, сахарницу и его амбарные книги.
Он сделал вид, что не видит ее:
— Кто же знает, сколько овечек осчастливил наш коробейник. А ваши дочки что-то задешево продают свою любовь. Не то что моя Долорес, моя драгоценная девочка — она-то знает себе цену. Она не так воспитана. Эта девушка