и уныло глядел на сплошное водное окружение. Вспомнив о дощечке, он поёрзал по днищу, озираясь по углам. Надеялся отыскать её, но – тщетно.
– Уф, – сказал он сам себе и процитировал Петрарку: – «Мой жалкий чёлн безжалостно толкнули, туда, где он другому досадил, и снова лишь беду себе принёс, когда пучина бурная в разгуле, разбитый, без руля и без ветрил».
– Только не досадил, а, скорее, угодил, – поправил он стихотворение.
И стал ощупывать изборождёнными руками под собой что-то в области одной из ягодиц, причиняющее ему неудобство после ёрзания. Там оказался камешек, напоминающий цвет сердца, обронённый Мироном-Подпольщиком. Он вытащил его, оглядел, покатал на канавчатой ладони, поцокал языком, а потом воскликнул:
– О-го-го! Вот она, моя награда от ваятеля за мою удачную услугу!
И сунул камешек в тот же карман, где покоился пухлый кошелёк. Чему радовался злодей, сказать нет оснований. Он сам не мог того осознать. Возможно, причиной тому было загадочное предчувствие. И оно его вдохновило на пока ещё неясный подвиг. Он снова сдул крышу домика, сделав из него понтон, снял с себя костюм для путешествий, рубашку из крепкого египетского хлопка, разулся, уложил это добро в серединку, соскочил в воду и усиленно погрёб к берегу тремя конечностями, удерживая домик-понтон одной рукой, от напряжения углубив борозды на ней.
Когда его чёлн уткнулся в песочек, а сам он стукнулся коленками о дно, случилось ещё одно предчувствие. Известно, что каждый злодей имеет некий особый нюх, способный предугадывать нависшую над ним опасность. На сей раз таковой оказалась надвигающаяся гроза. Тучи возникли сами собой со всех боков небес, бросая серую тень на всю видимую земную округу. И едва злодей успел вылезти на сушу, неосознанно оттолкнув от себя импровизированное плавсредство, сбоку от него раздался мощный треск и блеснула ослепительная голубая вспышка. Тот зажмурился, схватился за уши, согнул себя к земле, обернулся к воде, и отомкнул испуганные очи. Там его взгляд упал на дымящиеся остатки домика-плота подобного сморщенному бублику, вяло оседающему на дно. «Еле успел, – его мысль пронеслась, словно такая же молния, – чувство не подвело».
«Оденемся» – беззвучно пошевелились его губы, и он двинулся к тому месту, где только что утонули остатки его надувного жилища.
– Хе-хе, – он с некоторой опаской глянул в дырку от бублика, – хе-хе, а ведь похоже на то, что наряд-то мой весь целёхоньким остался.
И злодей представил себе картину, где в него попадает молния, после чего лишь действительно одно тряпьё от него и остаётся.
– Бр-р-р, – всё его тело скукожилось, усиливая повсеместные глубокие канавки, и многократно содрогнулось с длительным затуханием.
Затем он уже спокойно выловил одежду и обувку. Не дожидаясь, когда всё это высохнет, натянул на себя рубашку «eton» из крепкого египетского хлопка, оделся в дорожный костюм «бриони-казуал» неброской расцветки, обулся в ботинки от «Berluti», цвета кузнечика, нахлобучил английскую кепку реглан из серо-зеленого твида с оттенком металлик, – всё мокрое, липкое и неудобное, – и пошагал по берегу к месту, где оставил эксклюзивный бронемобиль «Комдив».
А когда он оказался рядом с автомобилем, открыл дверь и шагнул, было, внутрь, тут же снова его чутьё заставило отпрянуть назад. И в тот миг снова раздался треск попутно со вспышкой. Злодей пал на землю, охватив уткнутую в песок голову руками, спрятанными в рукавах, будто солдат перед шквальным огнём противника. Так он лежал до той поры, когда нежданно пришедшая грозовая туча столь же внезапно растаяла в небе, не отдав ни единой капли дождя, и уступила там солнечным лучам. Почувствовав на себе мягкое солнечное тепло, злодей поднял голову и, убедившись в полной безоблачности, приподнял остальное спасшееся тело. На локти и колени. Затем целиком опрокинулся. И живо подскочил, вертикально встав на ноги.
– Не-не-не! – возопил злодей и ринулся бежать, да так, что из кармана вывалился пухлый кошелёк вместе с камешком.
Он поднял эти дорогие вещи, сжал их в сетчатых ладонях до боли и обежал по краю всю полянку, в центре которой стоял его бронемобиль. Не найдя там опасности, он вернулся к машине. Лобовое стекло в области водительского места было пробито будто противотанковым кумулятивным снарядом, и изнутри шёл почти невидимый едкий дым с привкусом горелой кожи интимной части кита. Подле автомобиля стоял архитектор, поговаривая «ай-ай-ай».
– И кто это на вас тут охотится? – обеспокоился архитектор, завидев неистового злодея.
Тот ещё сильнее сжал свои ценные находки и потряс всеми конечностями, а голову взвёл, будто хотел её вытащить из воротника «eton». Глаза испускали холодный свет, а уста покусывались в кровь внезапно заточенными зубами. Обежав вокруг машины, злодей вклинился между архитектором и автомобилем, тыча их локтями.
– Всё, господин преобразователь пространств, всё, вы в моих руках, – тихо сказал он и громогласно расхохотался, брызжа кровавой слюной. – Я понял, понял, это ведь я сам изготовил удары молнии! И в надувной домик, и в машину! То был эксперимент. Пробные изделия. Да! И теперь я сделаю ещё что-нибудь, ох, да посильнее! Вы мне поможете в этом, вы! Я заставлю вас помогать под страхом смерти!
Он взвился, будто смерч, и здесь же мягко опустился на землю.
– Так это и есть ваше ноу-хау? – спокойно вопросил архитектор. – Вы давеча мне признавались, что у вас есть ноу-хау. Нет, я не об ударах молнии, и не о виртуозном взвинчивании к небесам, и не о кровавых извержениях из ваших уст. Я о том, что зовётся страхом смерти. Однако ничего нового в этом нет. Старо, как мир. Он действительно изменяет поведение людей. Правда, вы ещё тогда подметили, что страх сродни удовольствию. Хе-хе. Удовольствие, возможно, тоже изменяет людей. То и другое делает их либо слишком слабыми, либо слишком жадными до чего-нибудь.
– Вызывать страх смерти, вызывать, – ответил злодей, – вызывать его, миленького, а не угрожать им.
– Знаете приёмчики? Кроме той демонстрации, что вы тут устроили?
– Знаю, знаю, много знаю. И действие их вы тоже скоро узнаете.
– Однако я вижу, что страх овладевает именно вами. И он настолько силён, что взвинчивает вас к небесам. Должно быть, от удовольствия.
– Нет, это я понял, что владею неслыханной силой в себе, и немножко порепетировал. Согласен. Удовольствие тоже получил. И мне теперь ничего не стоит заставить вас подчиниться моей воле. А воля моя в том, чтобы вы поделились со мной тайной этого волшебного камня, – он разжал ладонь, показывая кусочек Молева на её сетчатом фоне.
Архитектор недоумевающе глянул в его безумные очи, затем на камень и сказал:
– Тут всё наоборот. Камень. Возьмёшь его в руку, сожмёшь крепко-крепко, и,