Читать интересную книгу Орден Люцифера - Антон Медведев

Дух и ложь несовместимы. Почему? Потому что лжи не существует. Ложь — это всегда призрак, фикция. Если я заявлю, что ты украл у меня сто рублей, это будет ложью — ведь ты этого не делал. То есть я скажу о том, чего не существует. Пойду против Ис­тины, против Духа. Раз солгу, другой — и все, Дух покинет меня. Запомни: каждая ложь, даже самая маленькая, тут же ослабляет нашу связь с Духом. И касается это не «лжи во благо», в основе которой обычно нет корыстных интересов, а лжи, идущей от гордыни, от нашего эго. В итоге мы постоянно стоим перед выбором: быть с Духом и не лгать или лгать и этим отдалять себя от Духа.

— Дух — это Бог?

— Да. Сила, правящая мирозданием. Можно на­зывать ее по-разному, суть от этого не изменится. Важно то, что Дух и ложь несовместимы. И цер­ковь совершенно права, называя Сатану отцом лжи. Но она же и ошибается, отождествляя Сата­ну и мир тьмы.

— То есть? — не понял Илья.

— Тот, кто считает, что свет — это Бог, а тьма — это Сатана, ошибается. Свет и тьма — две рав­ноправные сферы. И обе они принадлежат Богу. Жизнь и смерть, созидание и разрушение. Одно невозможно без другого.

— Виктор говорил мне о чем-то подобном, — вставил Илья.

— Верно, он ведь мой ученик. И выбери он про­сто путь тьмы, я бы не возражал, хотя и предпочел бы видеть его человеком сумрака. Беда Виктора в том, что он попался на уловки Сатаны. Считал, что сможет использовать его силу в своих целях, сможет контролировать ситуацию. И сейчас так считает, не понимая, что Сатана обвел его вокруг пальца.

— Я что-то совсем запутался... — нахмурился Илья. — Если тьма и свет принадлежат Богу, то что же тогда принадлежит Сатане?

— Наше эго, — ответил Павел. — Все то, что обычно и составляет основу нашего «я». Мой учи­тель говорил, что за одним плечом у нас стоит Бог, за другим — Дьявол. И оба что-то нашептывают нам, подсказывают, как поступить в том или ином случае.

— Но ведь это опять метафора?

— Да. Но она очень точно отражает суть. Дело в том, Илья, что наше сознание — открытая систе­ма. Ты ведь слышал, наверное, о том, что мысль материальна? Когда мы думаем, мы транслируем мысли вовне. В то же время, в наше сознание могут вторгаться мысли со стороны. И не просто могут, а постоянно вторгаются. В этом смысле человек по­добен радиоприемнику, и от того, на какую частоту он настроен, зависит и спектр воспринимаемых им мыслей. В этом частотном диапазоне есть два основ­ных центра: Бог и Сатана. Первый — это истина. Второй — ложь. Полностью связать себя с Богом, настроиться на Него — или «прилепиться к нему», как говорили святые, — невероятно сложно. Потому что Бог — это чистота. И любая ложь в нас, даже са­мая маленькая, отталкивает нас от Бога, не пускает к Нему. Именно поэтому приближение к Богу идет столь медленно: сначала человек видит самые гру­бые проявления лжи. Позже, когда открывается его духовное зрение, он уже способен различить и бо­лее тонкие уловки Сатаны. Чем меньше в нем оста­ется лжи, тем ближе он к Богу. Но путь этот труден, поэтому к Богу приходят лишь единицы. Полностью поддаться лжи тоже сложно: нужно очень «поста­раться» — в кавычках, — чтобы убить в себе любые намеки на резонанс с Богом. Именно поэтому пода­вляющее большинство людей существует между Богом и Сатаной. А это значит, что истина в их со­знании в той или иной пропорции смешана с ложью. Чем ближе человек к Богу, тем меньше в нем лжи, и наоборот. Текущее соотношение истины и лжи в нас задает и параметры нашей настройки — мы от­крываемся всем мыслям, а скорее, мыслеформам, соответствующим этому диапазону. При этом ты должен понимать, что каждая мыслеформа — это некий сгусток информации, не оформленной вер­бально. Такая мыслеформа может войти в сознание любого человека, и уже там облекается в конкрет­ные слова. В итоге получается, что человек просто вербализовал мысль, перевел ее в слова, а ему ка­жется, что это его собственная идея.

— Такие мысли могут идти как от Бога, так и от Дьявола?

— Именно. Но если Бог говорит очень тихо, не навязывая Свою волю, то Дьявол, напротив, очень агрессивен. Именно поэтому, родившись чистыми, мы к двадцати-тридцати годам становимся пленни­ками Сатаны. Доля божественного в нас ничтожна, тогда как навязанного Сатаной хлама — выше голо­вы. И, чтобы вновь прийти к Богу, человеку прихо­дится освобождаться от навязанной ему лжи. А это невероятно болезненно. И знаешь, почему? Потому что приходится освобождаться от того, что ты счи­тал своим «я». В какой-то момент ты просто понима­ешь, что был соткан из глупостей. Что все то, что ты считал важным, ради чего ты жил и к чему стремил­ся, — на деле пустой хлам. Начинаешь искать, есть ли в тебе хоть что-то истинное. И не находишь... — Павел задумчиво смотрел на Илью. — Возможно, ты слышал о так называемой «второй смерти». Она наступает для умершего человека примерно на де­вятый день. Весь хлам, все ложное и наносное, что было в человеке, начинает растворяться. А теперь представь, что произойдет, если в человеке не было ничего истинного? Такой человек просто умрет. Да, останется зерно Духа, но человека как личности уже не будет. Будет чистый лист, на котором — уже в но­вой жизни — будут написаны новые письмена.

— Вы верите в реинкарнацию?

— Я не верю. Я знаю, что она существует. Мы оба проживали сотни, если не тысячи жизней. И все для того, чтобы приблизиться к Богу. Чтобы наработать тот островок истины, который позволит нам сохра­нить себя после второй смерти. Со второй смертью сталкиваются все люди. Но некоторые сталкивают­ся с ней еще при жизни.

— Разве такое может быть? — усомнился Илья.

— Может. Вторая смерть — это избавление от глупостей. Более широко — от навязанной нам Са­таной лжи. И лучше всего это делать именно при жизни. Но здесь есть один сложный момент... — Па­вел задумчиво пригладил усы. — Если в тебе нет ничего истинного, то избавление от лжи станет для тебя самой настоящей смертью. Исчезнет эго, а вме­сте с ним исчезнешь и ты. Ты окажешься в пустоте: все, что интересовало тебя раньше, перестанет что- либо для тебя значить. Хорошо, если ты успел под­готовить себе островок истины — то, за что можешь зацепиться. Если его нет, будет очень тяжело.

— Я понял сам принцип: одно сознание сменя­ется другим, верно? Ложь уходит, остается толь­ко все истинное. Но вот здесь мне и непонятно: что это за истины?

— Это истины Духа. Подлинное приближение к Богу. В тебе не остается самости, поэтому твоя жизнь становится служением Богу. Ты уже не де­лаешь то, что хочешь, — потому что нет жела­ний. Мертвецу ведь нечего желать, верно? — Па­вел едва заметно улыбнулся. — Поэтому ты дела­ешь только то, что нужно делать. Почему я помог тебе поменять тело? Потому что Дух привел тебя ко мне. И тело того убийцы я забрал не потому, что осуждаю его за то, что он делал, а потому что так упали кости. Чувствуешь, о чем я? Рок, судь­ба. Нечто неявное, но всегда просматривающееся. Бог бросает кости, нам остается лишь следовать

Его воле. Ты в этой связке с Богом — наконечник копья. Что бы ты ни делал, ты всегда чувствуешь за спиной Его силу.

— И что, вы меняете тела, следуя Его воле?

— Скорее, Бог позволяет мне это делать. По­тому что знает, что на это меня толкает не стрем­ление жить во что бы то ни стало. В этом вся суть, Илья: чтобы жить долго, нужно для начала от этой жизни отказаться. Умереть — та самая смерть эго, о которой я говорил. И когда тяги к жизни нет, ког­да ты уже умер и не боишься смерти — реально не боишься! — Бог позволяет тебе жить дальше. Потому что это твоя тропа, твой путь. Путь твоего восхождения. И особенность этого пути в том, что ты получаешь столько времени для роста, сколько тебе нужно. Сто лет, двести, триста — пока не реа­лизуешь себя полностью на земном уровне. После этого ты умрешь, чтобы уже никогда сюда не вер­нуться. Нормальный же человек вынужден раз за разом начинать все практически сначала — пото­му что при новом воплощении память о прошлых жизнях блокируется.

— Это я понял, — кивнул Илья. — Не понял только того, о каких истинах вы все-таки говори­ли, — он виновато улыбнулся.

— Мне сложно это объяснить. Приходится го­ворить о том, что невозможно выразить словами. Скажи, был ли у тебя хоть раз в жизни момент, когда ты смог сделать что-то, связанное с пре­одолением самого себя? Когда ты добился своего и ощутил подлинный восторг? Некий ни с чем не сравнимый подъем Духа?

— Даже не знаю... — Илья задумчиво провел ла­донью по подбородку и тут же поморщился — под­бородок был чужим. — Хотя было один раз. Меня в школе постоянно «доставал» одноклассник. Не ска­жу, что он был выше или сильнее меня, — скорее даже наоборот. Нахальнее, отчаяннее — да. Ему