меня из равновесия на два дня. Сначала думал, что розыгрыш.
— Договорились не врать, — напомнил Роман.
— Ладно, я не подумал, что это розыгрыш, я… Я вообще ничего не думал. Это было весьма некстати, все планы полетели, вся работа…
Я замолчал.
— А где… где сейчас она должна быть? — спросил Роман. — Кепка?
— По идее, в области, — ответил я. — Как вещественное доказательство.
— Разве их хранят так долго?
— Не знаю. Возможно, в особых случаях и хранят. А может, и не хранят, я этим не интересовался.
— Это понятно. Ты не куришь?
— Бросил.
— Да, и я… Если допустить, что кепка настоящая, то возникает вопрос: зачем ее тебе присылать?
— На ней пятна, — сказал я. — Скорее всего, она настоящая.
— Скорее всего, хотя… Зачем все-таки прислали, как думаешь?
Гандрочер Кох, Дрося, Остап Висла и брат его Струмент, уповаю на мощь и силу вашу, Выдра Лариса приближается.
Зачем?
— Ответ напрашивается, не так ли? — улыбнулся Роман.
— Напрашивается… Но есть некоторые варианты.
— Я особо вариантов не вижу, — сказал Роман. — Некто хочет, чтобы мы нашли убийцу. Если на кепке кровь, то это кровь убийцы…
Подул ветер, мертвая хвоя начала падать с костяным звуком, словно вокруг сыпались жженые рыбьи ребра.
— Само по себе убийство не доказано…
— Если это не убийство, зачем присылать вещи? — спросил Роман.
Резонно.
— Кто-то хочет, чтобы именно мы…
— Рома, это выглядит как паршивая беллетристика, — перебил я. — Еще хуже «Мертвой руки». Беллетристика и бред.
— Но ты же приехал.
Спорить с этим бессмысленно. Приехал.
— Кто-то хочет, чтобы именно мы поставили в этом деле точку, — закончил Роман.
— Почему же некто не сделает это сам? — спросил я.
— Понятия не имею. Причины могут быть самые разные, допустим, этот некто не хочет светиться. Или, напротив, он слишком известен и рассчитывает остаться в тени. Но желает, чтобы правда открылась.
— Слишком длинная комбинация, не находишь? Как-то… чересчур? И с отсрочкой. Зачем этот некто ждал семнадцать лет?
Роман поднялся со скамейки и переместился к эстраде, засыпанной хвойным перегноем. Запрыгнул — и преобразился, на эстраде он смотрелся гораздо лучше, чем на скамейке, все-таки Роман хоть и бывший, но артист. Дыхалка только сдулась.
— Тоскуешь по сцене? — спросил я.
— Нет, не особо. Видимо, танцы все-таки не мое.
— Никогда не поздно вернуться, — сказал я. — Могу дать пару советов по ребрендингу.
— Ребрендинг?
— Пашу Воркутэна помнишь? Надел костюм — стал человеком! Павел Воркутинцев и его «Романтические вечера»! Как говорил наш друг Хазин, имеет-таки успех.
— Говно всегда на плаву, — довольно злобно выразился Роман. — И имеет-таки успех.
— И ты бы смог, — сказал я. — Ромец Больший и Кусь Кусец…
— Ну, хватит! — Роман нервно спрыгнул с эстрады. — Давай про дело лучше. Зачем тот, кто послал кепку, ждал столько лет?
— Не знаю.
— Это меня и пугает, — сказал Роман. — Человек с таким терпением… Хотя…
Роман забрался на скамейку.
— Некто мог получить доступ к доказательствам лишь недавно, — сказал он. — Некто мог потратить все эти годы на… изучение. Вот тебе и отсрочка.
— Почему некто не отправил улики в следственный комитет? — спросил я. — К чему все эти игры?
— Любой классический детектив несет в себе игровой момент, — возразил Роман. — «Десять негритят», «Собака Баскервилей», патер Браун…
Он перепрыгнул на другую скамейку, скамейка затрещала. Мир неизбежно падет под силой бурых древоточцев.
— У нас там вроде как трагедия в анамнезе, — напомнил я.
— Трагедия есть основа всякого классического детектива. А детектив всегда игра.
— Тебя не смущает, что мы тоже присутствуем в этой игре?
— Так тебя, Витя, никто за гланды не тянул. Ты же сам сюда приехал. Мог бы не приезжать, мог бы кепку сжечь — и все дела. Но ты ее не сжег.
Роман прыгнул неудачно, нога съехала на сгнившей хвое, Роман упал на спину, громко стукнулся о скамейку головой.
— Лично я этому рад, — сказал Роман, лежа на земле. — Она с тобой?
— Да.
— Прямо сейчас?
— Нет, конечно. В сторожке. В котельной.
— Оригинально…
— Не таскать же ее с собой?
— Разумно.
— Насколько я понимаю, тебе тоже кое-что прислали.
Роман сел, потрогал лоб.
— Как догадался? — с некоторым разочарованием спросил он.
— Игровой элемент, — ответил я. — Мы оба примерно в одно и то же время приезжаем в Чагинск по одному и тому же делу…
Мне прислали кепку, которую носил убитый Костя Лапшин, сын девочки, в которую я был влюблен еще до блондинки.
— Логично предположить, что второму участнику этих чудных скачек черная метка тоже была отправлена.
— Ладно, — сказал Роман. — Ладно, если уж без вранья…
Он огляделся.
— Ты прав, я кое-что получил, — сказал Роман негромко. — Посылку.
Роман поднял с земли зеленую сосновую шишку, стал расковыривать чешуи.
— Помнишь, я тебе рассказывал, почему всем этим заинтересовался? — спросил Роман. — Мы тогда в ресторане еще сидели? В бухте?
— Помню. Там неплохие стейки.
Неделю тому назад. Или меньше.
Чагинск, город на правом берегу Ингиря, один из центров деревообрабатывающей промышленности, скипидарная столица России. Я забыл, как звали блондинку. Нет, на самом деле.
— Ну вот, стал я, значит, всем этим интересоваться, — Роман увяз пальцами в шишке, перемазался в смоле и не мог от нее избавиться. — Стал записывать в тетрадку, а потом решил сюда позвонить. Никого не знал, нашел номер библиотеки, а тут девчонка эта…
Пальцы окончательно перетянули внимание Романа, смола потемнела, сгустилась, Роман принялся растирать смолу по скамейке и, пока не справился, рассказ не продолжил. Я ждал, я сам частенько вляпывался в эти несносные шишки.
— Та, которая стихи читала. Она сейчас в библиотеке работает.
На сцену с вызывающим видом опустился круглый воробей, безымянный, его привлекла разворошенная хвоя, и теперь он собирался поживиться муравьями.
— Так вот, я решил ей позвонить… То есть в библиотеку позвонить, но она в ней как раз работала. А эта та самая Глаша, что тогда стихи читала. Про Иону. Помнишь, тот дикий день?
— Смутно. Но стихи припоминаю. Красивые.
— Гениально стихи читала… — сказал Роман. — Гениально, больше никогда такого не слышал. Так вот, я позвонил, мы поговорили… Я попросил ее что-то вспомнить из того дня, но она не помнит, ну, сколько ей было…
Роман неметко кинул шишку в воробья. Воробей не улетел.
— Да и что по телефону расскажешь… — продолжил Роман. — Одним словом, никакого толка от разговора не получилось, но это не важно. Через три дня после этого звонка мне прислали. Смотри!
Роман расстегнул нагрудный карман «Пустельги». За секунды, которые он шарил по карману, я успел вообразить предметы, которые могли ему прислать.
Сабля. Я подумал это первым и сразу же понял, что глупо, какая сабля