— Садись.
Кабинет Исайи Гинзбурга оказался едва ли не больше Кострового места в родном клане Твердиславичей. На неоглядном столе перемигивалось огоньками нечто блестящее, смахивающее на паука. Возле стола имелось два совершенно обыкновенных кресла.
— Не люблю эти модные штуки с вырастающей из пола мебелью, — пояснил хозяин. — Голоден?
Твердислав помотал головой. Какая уж тут еда…
— Думаю, пришла пора объяснить тебе, что же мы от тебя хотим, — Исайя смотрел на свои сцепленные пальцы, упорно пряча взгляд. — А хотим мы, вождь, очень многого. И от тебя, и от твоих соплеменников. Мы проигрываем войну. И стоим на грани полного истребления. Об этом знают не все. Я — из числа посвящённых. Должность моя… гм… примерно соответствует твоей. Я отвечаю за Мир кланов. За интеграцию его уроженцев в нашу цивилизацию… и за их дальнейшую судьбу.
Так что теперь — об Умниках. Хочу заранее извиниться — нам придётся, так сказать, ex ungue leonem pinegere, поскольку цельной и полной картины нет и едва ли когда появится — если только не поможете вы, рождённые в кланах.
Исайя сделал паузу. Побарабанил по гладкой столешнице ногтями. Вздохнул. Кашлянул. Однако глаз так и не поднял.
— Умники зародились внутри нас, точно гниющая язва. Они — плоть от нашей плоти и кровь от нашей крови. Однако они отринули заветы Всеотца; если мы грешили против Него по слабости, по малодушию, лености, но никогда — по злобе, то Умники как раз и есть воплощённая злоба. У них, как и у ваших Ведунов, посланных вам в испытание, цель одна — истребить нас, старшее поколение. Заставить нас корчиться от боли и умирать под пытками. Жечь, осквернять, разрушать и уничтожать. Я не могу — да и никто среди нас не может — найти объяснения их поступкам. Иногда кажется, что они все больны… словно заражённые бешенством махи, бесцельно убивающие всё на своем пути из одной лишь жажды чужих мучений и смерти. Мы не можем совладать с этой стихией. Мы — ученые… гм… и… и другие, словом, люди сугубо мирные, мы сражаемся изо всех сил, под нашим контролем ещё немалые мощности, у нас вдоволь военной техники, но всё, на что способны мы, у Умников получается ещё лучше. Мы сражаемся сразу на множестве фронтов. Каждый город разделён надвое. На линии соприкосновения В ОСНОВНОМ бьются автоматы, роботы — однако Умники могут себе позволить пустить в ход живых бойцов КУДА ЧАЩЕ, ЧЕМ МЫ. Мы — нет. Наши годы немалы, и едва ли на сотню найдётся хотя бы один умеющий сражаться сам, а не управлять из безопасного места грудой мёртвого металла с пушками и лазерами.
— Но нас же мало, — перебил Исайю юноша. — Раз-два и обчёлся…
— Об этом поговорим чуть позже. Итак, помимо прямой борьбы — сила против силы, броня против брони и снаряд против снаряда — Умники действуют и более тонко. Они ухитряются проникать в самые тщательно охраняемые места… и тогда люди гибнут, пропадают или сходят с ума. Твой вчерашний друг… хотя, наверное, тебе уже это говорили.
Твердислав кивнул.
— Это уже просто лежит за рамками нашего понимания. Логика пасует. Такое впечатление, что среди Умников дважды два не четыре, а… а вермишелевый суп с мятой. Когда-то я надеялся, что мы сможем уладить конфликт миром. Потом — что сумеем удержать существующее положение вещей военной силой. Увы… Как мы все ошибались! “О fallacem hominum spem!” — “О обманчивая надежда людская!”, как сказал один очень умный римлянин по имени Марк Туллий Цицерон, речь “De oratore”, три два семь…
— Чего “три два семь”? — не понял Твердислав.
— Прости, пожалуйста… латынь — моя любовь. Древний язык… предпочитаю древность современности… а цифры — цифры просто означают место речи Цицерона “Об ораторе”, откуда я и взял цитату. Дурная привычка. Ещё раз прости, пожалуйста. Так вот, я говорил о ложных надеждах. Все они рухнули. Мы не удержали фронт, мы не смогли обезопасить себя в крепостях, мы не смогли понять, что же движет нашим врагом… Мы оказались обречены. И тогда появился Великий Дух… который и указал нам дорогу.
Так родился Мир кланов, вождь Твердислав. И выросло уже первое поколение тех, кто вступит в бой по слову Всеотца. И… мы надеемся… что вам удастся переломить ход войны. Да, вас мало, но у вас — Вера. Истинная вера, не затуманенная ни страхом, ни грехом. Вы родились с ней и с ней вы уходите дальше, когда истекает мера вашего земного пути. Вера — вот чего мы лишены… Вернее сказать, были лишены, — поправился Исайя. — Однако обретших Веру по-прежнему мало, очень мало… Люди по неведению и черствости сердца верят лишь в то, что увидели собственными глазами… а Всеотец, конечно же, является далеко не каждому, — он усмехнулся. — Но — ближе к делу.
— Ну да мне-то теперь что делать? — осмелел Твердислав. — Что я — один! — могу? В конце концов, ведь на Острове — там ведь Джей всё сделала. Не я.
— С Джейаной Неистовой — ситуация, конечно, особая. Нам ещё предстоит разобраться в случившемся. Но речь сейчас о тебе. На несколько дней поступишь в распоряжение Андрея, — кивок в сторону молчаливого спутника. — Он тебя проведёт по передовой. Посмотришь, что к чему и как. Вернёшься — и тогда уже я послушаю тебя. Свежий глаз всё видит острее.
* * *
Твердислав шёпотом ругнулся, помянув некоторых особо мерзких Ведунов, злостно нарушив тем самым одну из учительских заповедей, строго осуждавших бранные слова. Впрочем, сейчас-то как раз ругаться было от чего. Заклятия не работали. Ни одно, даже самое слабенькое.
За окнами медленно разгорался серый и безрадостный рассвет, а юноша сидел на полу в отведённых ему апартаментах неподалёку от кабинета самого Исайи Гинзбурга, “человека номер один” по отношениям с кланами и рождёнными там. Эти самые апартаменты являли собой настоящее чудо техники, как выразился Андрей. Этот самый Андрей, конечно же, ожидал от Твердислава отвисшей челюсти при виде всей этой машинерии, коей битком было набито жилище, — да только не дождался. Не на таковского напал. Не вчера с дерева слезли, как говаривал Учитель. Да и что может по-настоящему удивить удостоенного свиданием с самим Всеотцом? Хитроумные устройства — вот уж чему он, вождь Твердислав, станет дивиться в последнюю очередь.
Наверное, в другое время он бы тоже позволил себе удивление, позабавился со всякими кнопками, ручками и тому подобным, заставил бы здесь всё подняться на уши, в потом вернуться к прежнему — если бы не свидание с Великим Духом. Если бы не Его слова. Если бы не возложенный им Долг, который надо исполнить, не думая о том, как выжить самому. Для клана он и так всё равно что мёртв. Ключ-Камень… ах, Чарус, Чарус… остаётся надеяться, что Фатима не окажется совсем уж непроходимой дурой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});