…Однако любому пути рано или поздно приходит конец. Твердислав провёл в наглухо закрытом коробе — клановичи держали в таких мелкое зверьё — по его счёту дня два. По крайней мере спал он дважды.
…Корабль мягко качнуло. Парень поднялся на ноги… и тут дверь в его конуру бесшумно растворилась, исчезнув без следа. Прозрачная ладонь свежего ветра коснулась лица — только ветер этот пах не лесом и не лугом, а гарью, причём какой-то донельзя мерзкой гарью, от которой враз запершило в горле. В дверном проёме была ночь; и из этой ночи, из зыбкого, промозглого сумрака перед юношей возникли двое. Пожилые, как и Учителя. Седовласые, с властной осанкой, в неразличимых сероватых комбинезонах, как называлась эта одежда. На рукавах красовались сверкающие золотые треугольники — вершиной вниз. Мелкими буквами по золоту было выведено — “ВЕРА”. Лица новоприбывших, уверенные и почти спокойные, могли бы показаться приятными, если бы не всё тот же потаённый страх, что так удивил Твердислава ещё в Звёздном Доме.
Человек с глубоко посаженными тёмными глазами, слегка сутулясь, шагнул вперёд.
— Я Исайя Гинзбург, — голос звучал глуховато, чуть надтреснуто. — Приветствую тебя на Земле, вождь Твердислав.
— На 3-земле?.. — не нашёл ничего лучшего юноша.
— На Матери-Земле. На Начальном мире. В колыбели всех нас. Там, откуда мы пришли в Мир кланов, исполняя повеление Всеотца, мы, сохранившие истинную веру.
Твердислав коснулся протянутой руки. Пожимая неожиданно крепкую, с ощутимыми буграми мозолей ладонь, вдруг поймал себя на мысли, что Исайя не боится. Никого и ничего. Точнее… нет, где-то очень-очень глубоко в его душе тоже прятался страх, однако — не за себя. За других… но притом непонятно, за кого.
Исайя улыбнулся — неожиданно тепло и приветливо. На лбу разгладились суровые морщины.
— Идём, вождь Твердислав. Тебе предстоит начать совершенно иную жизнь. Будь готов к ней — точнее, я не сомневаюсь, что ты и так готов. Каждому — по делам его, а твои дела говорят сами за себя. — Он медленно протянул руку, коснувшись ладонью лба юноши. — Освобождаю тебя от пут.
Что произошло в этот миг? Наверное, это было как грохочущий водопад, сорвавшийся наконец с захватывающей дух вышины. Лавина слов, понятий, образов в один миг затопила Твердислава. Мир перед его глазами померк, и Гинзбургу пришлось подхватить зашатавшегося вождя под руку, с пытливой тревогой заглядывая тому в помутившиеся глаза.
Правда, дурнота длилась недолго — несколько мгновений, не больше, и спутник Исайи, по-прежнему стоя в дверном проёме и глядя на светящийся циферблат какого-то прибора у себя на запястье, даже крякнул от удовольствия, прошептав нечто вроде “хорошо!”.
— Идём, парень, — Исайя грубовато — ласково подтолкнул Твердислава к выходу.
…На улице царила тёплая мокрая ночь, пронзённая со всех сторон тонкими белыми клинками света. Твердислав ошарашено вертел головой. Он знал. Знал, как называются и смутно виднеющиеся арочные конструкции неподалёку, усеянные, точно дерево птичьими гнёздами, гроздьями прожекторов; и машины о четырёх колёсах, деловито снующие от громады принёсшего его Корабля к разверстым в отдалении тёмным вратам в какие-то подземные склады; и ещё многое, многое другое вдруг оказалось ему если и не знакомо, то по крайней мере понятно.
— Я освободил твою память, — не дожидаясь вопросов, заметил Исайя. — Наставник потихоньку вкладывал туда кое-что, могущее пригодиться здесь. Правда, без твоего ведома, за что я теперь и приношу свои извинения… от имени всех нас.
— Вкладывал потихоньку? — тупо повторил Твердислав. — Так это что ж, он и в моей голове мог копаться?!..
— Лишь в самой необходимой степени, — голос Исайи звучал смущённо — доверительно. — Мы хотели избежать мучительного для вас раздвоения… Впрочем, о таких вещах лучше всего поговорить потом. Едем! Мне надо многое тебе рассказать…
* * *
За последние дни с Твердиславом произошло столько чудес, что, казалось, он уже совсем разучился удивляться. Невероятные, взметнувшиеся к тёмному небу громады зданий, блестящие, словно политые водой; тянущиеся чуть ли не к самым облакам, скрывшим звёзды, узкие ленты магистралей; оставшаяся далеко внизу земля. Они мчались по трассе (нет, это всё же настоящее чудо — нужные слова сами вспрыгивают в голову!), что змеей вилась между громадными, вонзившимися во тьму иглами исполинских построек, где не светилось ни одного огонька. Было даже не понять, есть ли там окна или что-то в этом роде, — сплошная блестящая поверхность, не то тёмно-серая, не то просто чёрная…
Никто не прикасался к коротким рукояткам управления, всем заведовала автоматика. Твердислав поймал себя на том, что представляет — в общих чертах, конечно, — как работает данное устройство, и ему вновь стало не по себе. Если Учителя так могущественны — кто знает, что на самом деле они сделали с ним? С Джей? Со всеми остальными?
Время от времени им навстречу попадались летающие машины, и тогда Твердислава, Исайю и третьего молчаливого спутника окатывала волна басовитого гудения и неприятной, тошнотворной дрожи.
— Защитные поля, — виновато развёл руками Исайя. — Ничего лучше мы, увы, не придумали. А если без них — Умники либо перехватывают управление, либо просто сжигают. Обычная броня не помогает. Хорошо ещё, они не добрались до эстакад…
— Однако же непременно доберутся, — неожиданно вступил в разговор спутник Исайи. — Доберутся, если ты, Твердислав, и твои товарищи не поможете нам.
— Мы… поможем, — вырвалось у юноши. Слова Всеотца он помнил твёрдо. — Вот только как?..
— Думаю, примерно теми же средствами, какими и на Острове, — вполголоса заметил собеседник.
— Погоди, — Исайя недовольно поморщился. — Слишком уж ты спешишь, Андрей Юрьевич. Дай человеку осмотреться, а потом уж спрашивай…
“Стоп, — подумал Твердислав. — Так вот что им надо! Нет, я точно не в себе… Это ж проще простого! Сила! Сила Великого Духа! Они погрязли в грехе, они нарушили заветы Всеотца и больше не могут управлять Его мощью. И тут понадобились мы. Верные. Наставленные Им самим. Ну что, теперь ясно… Конечно, после того, что Джей творила на Острове…”
Бессознательно он потянулся к родной, привычной, точно солнечный свет, Силе. Хотелось ощутить её прямо здесь, немедленно, сейчас же!..
Однако в голову вдруг очень некстати полезли совсем иные мысли — все про того же Учителя, что “копался в его голове”, вкладывая непонятное знание, вдруг пробудившееся в нужный момент… Как же Он мог разрешить такое? А что, если бы наставник сделал бы что-то не то, не в согласии с Его замыслом? “Я не хочу, чтобы со мной так поступали! Эвон Чёрный Иван, светлая ему память, — как страдал, когда узнал, что ничего не помнит! А что, если и я всё забуду? Если это сочтут ненужным? Я ведь не знаю, почему вдруг ко мне пришли эти слова, что их разбудило; а если мне вот так же точно прикажут — и прощайте клан, Джей, ребята — и живые, и мертвые?..”
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});