что в последнее время его никто не видел?
— Обратили.
Он откинулся на диване, словно на приеме у психоаналитика, и поднял над головой ключи, покачивая ими. Тень от брелока с фотографией Клер пробегала по его лицу.
— В Брайтоне, рядом с Массачусетской платной автострадой, есть склад старого кинореквизита. У них целый этаж выделен под афиши. Половина из них — европейские. На втором этаже хранят реквизит и костюмы. Если хотите увидеть диплом по философии, который в фильме «Придорожное заведение» висел на стене у Суэйзи, то знайте, что он именно там, а не в Лос-Анджелесе. Складом заправляют русские. У них там до фига всего. Ковбойские штаны Шэрон Стоун из фильма «Быстрый и мертвый». Костюм йети из «Гарри и Хендерсоны». А вот на третий этаж никого не пускают. У них там что-то вроде подпольного родильного дома. — Он пошевелил пальцами. — Не забывайте, что я врач. На обычных детей, которые появляются на свет в легальных медицинских учреждениях, сразу заводят кучу документов. То есть у них появляется бумажный след, который ничего не стоит проверить. А детишки, родившиеся на складе кинореквизита в Брайтоне, никаких документов не имеют. И уже через три дня их куда-то переправляют самолетом. Многих уносят сразу после рождения.
— Как Клер, например? — Энджи наклонилась вперед и подперла щеку рукой.
Дре поднял палец.
— По плану именно это должно было произойти с Клер. Но в родильной палате находились не только мы с Софи. Там были еще Аманда и Зиппо. Я возражал против их присутствия. И без того нелегко отдать своего ребенка, а уж если видишь, как он появляется на свет, — тем более. Но Аманда, как всегда, настояла на своем. Поэтому мы все оказались там, когда Софи рожала. — Он вздохнул. — Роды были просто потрясающие. Все прошло идеально. Как в учебнике. С юными матерями иногда такое случается. Редко, но случается… — Он пожал плечами. — Мы передавали друг другу младенца, смеялись, плакали и обнимались. Я даже обнял Зиппо, хотя вообще-то терпеть его не мог. И вдруг открывается дверь. А за ней — Тимур. Здоровенный лысый мужик с огромными чернобыльскими ушами. Рожа такая, что и во сне не приснится. Подозреваю, его только родная мама могла любить, и то если была слепая. Не думайте, я не шучу. Он в самом деле родился в Чернобыле в середине восьмидесятых. Не человек, а мутант. Полный набор: алкоголик и наркоман. И он пришел забрать новорожденного. Явился почему-то раньше времени, обсаженный до полной невменяемости. К запястью у него был пристегнут кейс.
Картина понемногу прояснялась. В комнату вошли пятеро, двое умерли, но вышли четверо.
— Договариваться с ним было бессмысленно? — предположил я.
— Договариваться? — Дре выпрямился и убрал ключи в карман джинсов. — Тимур вломился, сказал: «Гони младенца» — и направился резать пуповину. Христом Богом клянусь, я в жизни не видел ничего страшнее. Я держу младенца, а он хватает хирургические ножницы и прет на меня. Минуту назад мы смеялись сквозь слезы и обнимались, и вот на меня прет чернобыльский мутант с хирургическими ножницами наперевес. И собирается перерезать пуповину. При этом один глаз у него закрыт, потому что он настолько угашен, что у него двоится в глазах. В этот момент Зиппо прыгнул ему на спину и перерезал ему глотку скальпелем. Вскрыл от уха до уха. — Дре на секунду закрыл лицо ладонями. — Ничего ужаснее я в жизни не видел, а я проходил интернатуру в отделении экстренной медицинской помощи. В Гэрри, штат Индиана.
Из спальни уже некоторое время не доносилось ни звука. Я встал.
Дре этого даже не заметил.
— А теперь самое интересное. Чернобыльский мутант Тимур даже с перерезанной глоткой ухитрился скинуть Зиппо с загривка. Тот упал на пол, и Тимур всадил ему в грудь три пули.
Я подошел к двери спальни и прислушался.
— Потом эта ошибка природы навела ствол на нас. Мы поняли, что сейчас умрем. Но тут глаза у него закатились, и он рухнул на пол. Мертвый.
Я легонько постучал в дверь спальни.
— Мы не знали, что нам делать. Что бы ни произошло, они бы нас, скорее всего, убили. Кирилл любил Тимура как преданного пса, каким тот, собственно, и являлся.
Я снова постучал в дверь и, не дождавшись ответа, толкнул ее. Она была не заперта. Я с порога оглядел пустую спальню. Ни младенца, ни Аманды.
Я обернулся к Дре.
— Сбежала? — безо всякого удивления в голосе спросил он.
— Да, — сказал я. — Сбежала.
— Она часто так делает, — сказал он, обращаясь к Энджи.
Мы стояли позади дома, оглядывая небольшой двор и гравийную дорожку, которая выходила на узкую грунтовку. На другой ее стороне располагался другой двор, окружавший белый викторианский особняк с зелеными ставнями.
— Значит, у вас была еще одна машина? — спросил я.
— Вы же частные сыщики. Разве вы не должны проверять такие вещи заранее? — Дре вдохнул чистый горный воздух. — Ручная коробка передач.
— Что?
— У Аманды в машине. У нее маленькая такая «хонда». Она поставила ее на нейтралку, скатила с холма, а потом свернула направо. — Он показал направление. — Секунд за десять добралась до дороги, завела мотор и переключилась на первую передачу. — Он присвистнул. — И укатила.
— Круто, — сказал я.
— Говорю же, она часто так поступает. Она легка на подъем. И если ей что-то не нравится, она просто сматывается. Она сюда еще придет.
— А что, если нет? — сказал я.
Он присел на стоявший на крыльце диванчик.
— А куда ей еще податься?
— Она «великий самозванец» в юбке. И может отправиться куда захочет.
Он воздел вверх указательный палец:
— Это верно. Но она этого не сделает. Все то время, пока мы с ней в бегах, я без конца твердил ей, что самое разумное — свалить в другую страну, на какой-нибудь тропический остров посреди океана. Но она и слышать об этом не хотела. Когда-то давно она была здесь счастлива, поэтому она постоянно будет стремиться сюда.
— Все это очень трогательно, — сказала Энджи, — но, когда над тобой нависает смертельная угроза, тебе не до сантиментов. А Аманда не производит впечатления сентиментального человека.
— И тем не менее. — Он вскинул руки. — Все именно так. — Дре обхватил себя за плечи. — Холодно. Пойду в дом.
Он исчез за дверью. Я последовал было за ним, но Энджи остановила меня, сказав:
— Подожди