Читать интересную книгу Колыбель - Михаил Попов

Кажется, даже не бросились в погоню. Он оглянулся, электрический туман еще различим среди листвы, как и прилив крика: рекордный петух разрывал пяточными скальпелями безмозглого противника. А теперь толпа возьмется за тороватого, но увлекшегося русачка. Денису ни на секунду не было стыдно за свой побег. А что, лучше было сгинуть тут двоим вместо одного?! В этой дерьмовой духоте, так и не увидев Артура! Он с силой прижал мешок предплечьем к телу и взбодрился вызванным хрустом.

Так, это что за колючка?! Зачем ограждать грязные джунгли?!

Левее, левее надо, там, Васьков говорил, есть дыра.

Вот дыра. Все–таки поцарапался, то самое предплечье было прочерчено злой проволокой. Теперь должен быть бескрылый корпус «боинга», внутри греются змеюки, поэтому по тропке, строго по плитам. И вот уже запахи свежей технической жизни, керосин, масло, фонари впереди на столбах.

Увидев самолет с отваленным задним входом, Денис остановился. Опять забурлило в животе и зашатало голову. До куска родины было метров около ста, а сил не было совсем. Он старался отдышаться, и у него никак не получалось. Сзади вдруг сразу, не нарастая, образовался шум погони. Несколько пар ног топало по бетону, шелестели перебираемые кусты, кто–то вскрикнул.

Денис побежал вперед, начав припадать на правую ногу. Он почему–то был уверен, что свои не выдадут, спрячут, пошлют ко всем чертям обокраденных им индонезов. Были все основания в этом сомневаться, но он не сомневался.

Ил‑76 был на грани взлета, в проеме отворенного корпуса нервно прохаживалась и нервничала худощавая фигура в камуфляже. Увидев бегущего, летчик сделал сердитый, но приглашающий жест рукой. Денис на бегу вытащил из–под мышки мешок и, держа его на вытянутой руке, стал почти на четвереньках карабкаться по наклонной металлической плоскости.

Работающие двигатели сменой тона показали намерение лететь.

Преследователи тоже уже выбежали на летное поле. Это было слышно.

Сунув в руки летчика сверток, Денис медленно опустился к его ногам. Тот, повозившись с подарком пару секунд, вспорол ветхую ткань:

— Что это, сука, за такое?!

На голову стоящему на четвереньках посыпались сухие листья. Он не успел сообразить, в чем дело, а мощная нога возмущенно толкнула его в плечо широкой гудроновой ступней. Он повалился на бок, перевернулся, начал кантоваться обратно на индонезийскую землю. Преследователи как раз набегали, они перескакивали через него, как будто это был бег с барьерами.

— Стой, стой, стой! — кричал Васьков, двумя руками вручая летчику ком бумажек.

— Оттащите этого… и взлетаем, — сказал летчик, махнув рукой в сторону уже скатившегося на горячий бетон обманщика.

— Стой, стой, стой! Он с нами!

— Он мне хотел… — начал было выщериваться авиатор.

Васьков, улыбаясь и заискивающе, и иронически, мелко отмахивался полными ладонями.

— Да, перепутал, перепутал он! Он с нами.

— Ладно, но чтоб не ссать и не блевать.

4

Всю дорогу никто не обращал на Дениса никакого внимания. Он был рад этому, хотя понимал, почему так. Считаете меня гадом? Провалитесь! Устроился на кучке ветоши между двумя контейнерами, набитыми, может быть, бомбами, и пытался уснуть. А остальные возились с парнем, которого все же клюнула змея. «Коля, посмотри на меня, посмотри!» — не отходил от него Васьков. Упросили цербера, он, матерясь («И на кой черт я с вами связался!»), приволок из аптечки шприц с антидотом, но, видимо, каким–то не тем, потому что щиколотка парня стала опухать. Васьков руководил операцией по спасению. Какой хороший человек, думал язвительно Денис. Его время от времени рвало, и ему было временами все равно, на родину он летит или валяется на экваториальной свалке.

Полегчало перед самой посадкой. Денис сел, обмотался скверно пахнущими тряпками — в «салоне» было зябко. Огляделся, остальные храпели, даже тот укушенный. Нога до середины голени являла собой страшное синее зрелище. Денис отвернулся и попробовал думать о чем–нибудь отвлеченном, но важном. Например, кому и зачем везет бежавший из американской тюрьмы Бут эти явно оружейные контейнеры? Там, на экваторе, выбравшись из жаркой свалки, он умудрялся глянуть в телевизор где–нибудь под потолком в баре, пока не вышвырнут, но понять, что происходит, сквозь языковой хлам экваториальных телеведущих было невозможно. Несколько раз мелькали знакомые физиономии, кто–то в огромных звездах, но не Шойгу.

Одно было понятно: что на родине творится что–то непонятное.

Прибудем — разберемся.

Когда уже началось снижение, пришел цербер и потребовал, чтобы они убирались вон с борта, как только он, борт, отворит задние свои ворота. Пытается внушить им, что свой маленький бизнес по нелегальной перевозке он делает тайком от капитана. Или оно на самом деле так?

— Все–таки нагадил, обманщик! — Цербер принюхался к облачению Дениса и стукнул костяшками пальцев по склоненной повинно голове.

И вот задняя стенка гулко отваливается, и внутрь прет белый, холодный свет, и кружатся отдельные мелкие, растерянные снежинки. Как и обещали, путники торопливо валят наружу: двое нормальным манером, а Коля и Денис — припадая на травмированные ноги, укушенный и битый.

Они по щиколотку в снегу. День, пасмурный, тусклый полдень на родине. Глаза видят и не видят. Призраки самолетов под снежными накидками, как мебель в Горках Ленинских. Вдалеке едва просматривающийся сквозь тусклую белизну лесок.

И ни души.

Нет, вон душа, даже две. Посреди бледно–белого поля две отчетливо различимые черные фигуры. В форме, что подчеркивает их отчетливость и назначенность, принадлежность к власти. Смотрятся все же странно: как будто так и стояли посреди поля в ожидании редкого рейса.

— Идите отсюда! — пихает дрожащих от холода счастливцев подлец летчик. И показывает куда. Там слева здание, это не аэровокзал, скорее склады, над входом горит на свету почти невидимо фонарь.

Хромая, кашляя непривычным белым воздухом, они побрели туда, стараясь разминуться с шагающими навстречу представителями. Эти типы шли уверенно, почти строевым манером, прекрасно смотрелись в своих черных шинелях и черных фуражках. Что–то эсэсовски–железнодорожное было в их фигурах. Предчувствие допроса схватило Дениса изнутри. Надо было догадаться, нравы у нас покрутели. Но бить все же не за что. Ведь не из плена. У, как роют! Парочка сапогами пропахивала в мелком утреннем рыхляке длинные полосы. Выйдя на очищенное пространство, они звучно защелкали набойками по мерзлому бетону. Денис остановился, давая возможность Васькову первому принять на себя удар отечественной подозрительности.

Васьков тоже остановился. Коля с культей присел, прикладывает к синеве белый, сыпучий, но родственный снег. То ли лечение, то ли тихое братание с отчизной.

Черные фигуры прошагали мимо, не обратив на доходяг никакого внимания. Их цель — самолет. Денис оглянулся. В заднем проеме стояли три члена экипажа. В центре усач. Бывший американский заключенный привез оружие и снаряжение домодедовскому правительству.

Не за нами, можно было обрадоваться. Но Денис не успел, сразу схватил за душу вопрос: а что теперь?

Вдалеке за только что прибывшим бортом можно было увидеть длинное приземистое здание. Там тоже возились какие–то людишки и попыхивала морозными выхлопами разнокалиберная техника. И не только людишки. Присмотревшись, Денис определил: там по большей части не техника, а лошади, да с повозками. По чьей–то команде они разом, фронтом в шесть голов двинулись в сторону транспорта.

5

О центральных районах рассказывали всякие чудеса, но действительность превзошла уровень восторженных слухов. Кое–где горели уличные фонари и мелькал электрический свет в окнах. Здесь даже было что–то вроде автомобильного движения. Под низким небом по Садовому кольцу вдоль заметенных, оцепеневших зданий, вдоль наваленных по обочинам куч нечистого снега проползали длинные, изможденные автобусы с промороженными стеклами, провозя внутри тени пассажиров, чаще вооруженных; больше всего на улицах было внедорожников, и все они сильно чадили — интересно, что заливается тут в баки вместо бензина? Рассеянный дым оставался висеть между домами, сливаясь местами с дымами, что сочились из набитых горящей смолой бочек на перекрестках. Это было достижение предыдущей власти для спасения бездомного люда. В каждом переулке торчала БМП, но вид у них у всех был неактивный, как у оружия, задвинутого в ножны. Бронепоезда на запасных путях. «Детант, детант» — это слово было у всех на устах, а в глазах граждан мелькала затаенная радость. Можно было больше не бояться Шатуры и всей ее Болотной Конфедерации. По крайней мере, большинству хотелось в это верить.