Читать интересную книгу Я, Богдан (Исповедь во славе) - Павел Загребельный

14

После захода солнца ударили все четыре сечевые пушки, а переночевав, на рассвете снова стреляли из этих пушек, подав таким образом призыв к великой раде.

Когда же весеннее солнце рассыпало по всему поднебесью свои огненные яркие лучи, ударили в литавры на раду, то сразу же увидели, что сечевая площадь тесновата для казачества и для всех тех, кто прибыл из степей, лугов и заливов, потому придется выйти из сечи на большую базарную площадь. Казачество встало на площади тесным полукругом - плечом к плечу, рука к руке, голос в голос, лицом к лицу. Сооружен был стол из опрокинутых бочек, накрытых большим ковром, на этот стол казацкая старшина клала клейноды и почетные знаки, шапки, сабли, печать, чернильницу, была принесена булава и бунчук. Есаул поставил посреди площади казацкую хоругвь с вышитым серебром архангелом Михаилом и чайкой на море.

Отец Федор отслужил короткий молебен. Потом кошевой Дорошенко обратился к собравшимся, прокричал мое имя и попросил, чтобы я сказал слово казачеству. Речь моя была короче молебна отца Федора, потому что впервые в деяниях моего народа и его славных рыцарей встал перед ними человек, который имел королевский привилей воевать против султана и крымского хана и одновременно получил от хана залог дружбы и помощи в войне против короля.

- Так куда нам идти? - спросил я. - Снова ли на море тонуть в пучине или же свернуть на Украину и очистить ее от пана и стать самим хозяевами в своей хате? Кто мы? Мужики, чернь, хлопы? Но и македоняне были поначалу простыми земледельцами, а с Александром завоевали полмира; так и римляне произошли из пастухов, а прогремели на всю историю; и турки из простого разбойничества стали властелинами обширнейшей державы. Так разве же у нас не хватит сил быть великими в своем доме!

- На Украину! - закричало казачество.

- Домой!

- Только свистни, батько, из панского войска сварим кашу!

- Изрубим в капусту!

- Разлущим, как фасоль!

Кошевой прокричал о выборах гетмана для похода, но выборы уже произошли. Полетели вверх шапки, загремел весь простор:

- Хмельницкого!

- Хмельницкого волим!

- Пусть будет Хмельницкий!

- Сам бог его послал нам!

- Богом данный!

- Богдан!

Кривонос подтолкнул меня своим костлявым твердым плечом к помосту из бочек, я встал на него, чтобы все меня видели. Смотрел на себя сбоку, но не смог увидеть как следует, поэтому я должен был верить тому, кто опишет меня, передавая потомкам мой вид и нрав: "Это был мужчина во цвете лет, среднего роста, широкоплечий, почти богатырского телосложения и поразительной наружности. Голова его была громадна, лицо загорелое, глаза черные и немного раскосые, как у татарина, а тонкие усы над узкими губами расширялись к низу и спадали двумя широкими кистями. Его мощное лицо выражало отвагу и гордость. В нем было что-то и привлекательное, и отталкивающее, властность гетмана, соединенная с татарской хитростью, добродушие и дикость".

Что ж, все мы по-своему дикие, но у каждого своя душа.

Тогда я не слышал того голоса, который припишет мне дикость. Слышал ржание коней, хрипение умирающих, видел отрубленные головы, видел раненых, корчащихся в болоте и умоляющих: "Добей! Добей!" Душа людская произрастает из боли. Гетманская тоже.

Ко мне поднесли хоругвь и бунчук и поставили по обеим сторонам помоста. Затем кошевой вручил мне булаву, снова ударили пушки, загремели бубны и тысячи глоток заревели: "Слава!"

Так начиналась наша великая борьба против панского ига, за свободу Украины.

- Гетманствуй над нами, а мы - твои головы до самой смерти! - кричали старшины, подходя ко мне и кланяясь, а я подавал каждому руку. Потом шли казаки и все те, кто прибежал на Сечь отовсюду, и каждому я пожимал руку, скрепляя наше братство и верность.

Я, Богдан Хмельницкий, гетман Войска Запорожского славного...

Я, Богдан Хмельницкий, гетман Войска его королевской мосци Запорожского...

Я, Богдан...

15

Назначил полковников: Ивана Богуна над запорожцами, Данила Нечая над голытьбой, Федора Вешняка - над реестровыми, что присоединились к нам, Ивана Ганжу - над конницей. Генеральным писарем назвал Самийла, генеральным обозным Чарноту, Демко и Иванец стали моими есаулами, Бурляй начальником арматы, хотя и было у нас всего лишь четыре пушки, а одна из них треснувшая. Кривонос мог бы стать наказным гетманом в случае необходимости, тем временем должен был быть сотником при мне. Воспринял это со своим привычным мрачным юмором.

- Сабля покажет, - промолвил кратко.

Я знал, что начинаю с самого трудного: еще не отправившись на войну, начинал войну против себя, плодил обиженных, недовольных, недооцененных. Но что я должен был делать? Вокруг меня были не одни лишь ангелы. Не мог я сказать, чтобы между добрыми и воздержанными людьми не было лихих и своевольных, в особенности в народе казацком, издавна порывистом. Я выбрал тех, кому верил. Наибольшее же доверие вызывают простейшие натуры. Они надежные и понятные. Непостижимое вызывает испуг и ненависть. Люди зернышко к зернышку. Внешне словно бы все одинаковы, а в каждом свой особый мир. Разве нужно говорить зерну, чтобы оно произрастало? Согрей солнцем, окропи дождем - и произрастет даже у торной дороги и на твердой целине.

Имеешь ли глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и уста, чтобы молвить? Смотрим глазами господа бога, слушаем его всеслышащим ухом, молвим его огненным словом. Потом приходят поэты и пророки - и уже мы их рабы, и никогда не сбросим с себя ярма покорности, и будем бормотать их слова, забыв собственные, или так и не научившись им за всю жизнь. Хорошо это или плохо? У меня не было ни пророков, ни поэтов, я должен был лишь засеять поле, а когда вырастет и что - это дано знать лишь потомкам. Оливковое дерево приносит плод через десятки лет. Долго ждать, а нужно. Я начинал дело для живых, но дождутся ли они плодов? Будут ждать, уже и умерев, и живые будут кричать, обращаясь к ним, а мертвые будут ждать этого крика.

Теперь я должен был обратиться ко всему своему народу, прежде чем отправиться из Сечи. Я долго думал, как назвать это мое обращение. Послание? Грамота? Воззвание? Декрет? Обращение? Уже существовало слово "универсал", оно охватывало все: призыв, страсти, пророчества, плачи, обеты. Я выбрал универсалы.

Самийло сказал:

- Король тоже издает универсалы.

Я ответил:

- Король либо карает, либо обещает милости. Я ничего не обещаю, кроме смерти.

- Тогда кто же может объяснить, какой смысл имеют слова твоих универсалов? - удивился Самийло. - И имеют ли они вообще какой-нибудь смысл? Что это за слова? Зачем они, что они означают?

- А что означают раскаты грома? - улыбнулся я на эту его речь.

Я знал, что для Самийлю милее всего поиски туманных истин о смысле жизни, добре и зле, о метафизической непримиримости божественного и демонического в человеке. Гей, пане Самийло, не там ты спрятался от жестокой жизни. Бежал от тех, что живут жестокие, как людоеды, искал тех, кого оберегают ангелы, а человек должен оберегать самого себя, потому что никто ему не поможет на этом свете.

Подыгрывая на своей старенькой бандуре, я пропел Самийлу песню перед своим самым первым универсалом:

Лучче ми будемо по полю лiтати,

Та собi живностi доставати,

Анiж у тяжкiй неволi у панiв проживати:

Ей то ж то у панiв слава, що їсти й пити,

Та тiльки не волен свiт по свiту походити...

А уже потом велел списывать свой универсал призывный:

"Зиновий-Богдан Хмельницкий, гетман славного Запорожского Войска и всей сущей по обе стороны Днепра Украины.

Почтительно сообщаем вам, всем украинским жителям городов и сел по обеим берегам реки Днепра, духовным и мирянам, шляхетным и посполитым, людям всякого, большего и меньшего чина, а особенно шляхетно урожденным казакам и святым братьям нашим, что вынуждены мы не без причин начать войну и поднять оружие на панов и старост украинских наших, от которых многовременно обиды переносим, злодетельства и досады и не только на добрах наших (которые зависть возбуждают), но и на телах вольных наших насилие претерпеваем.

Паны и князья возле Вислы и за Вислой не только уже стягивают и соединяют многочисленные свои войска, но и подстрекают на нас и пана нашего милостивого, ласкового отца светлейшего короля Владислава, и хотят они это сделать, чтобы с силой своей прийти в Украину нашу преславную, легко завоевать нас огнем и мечом, разорить наши жилища, превратить их в прах и пепел. Так они хотят уничтожить славу нашу, всегда громкую и известную не только в европейской части мира, но и в азиатских, лежащих за Черным морем, странах. Мы же утвердились в намерении нашем мужественном и безбоязненном сердцем и оружием при божьей помощи встать не против милостивого пана своего короля, а против гордых державцев, которые ни во что ставят выданные нам, казакам, и вообще всем украинцам высокопочтенные привилеи, которые сохраняют и скрепляют наши старинные права и вольности.