Карл отвел Риккардо к доктору. Рана оказалась глубокой, но неопасной. Графу прописали покой. Но лежать в постели он не собирался.
— Я отомщу ему, Карл, плечо заживет, и я сразу…
— Конечно, друг, отомстишь. А сейчас лежи, отдыхай.
Ужиная в одиночестве, де Санчо в очередной раз пришел к выводу, что на свете нет справедливости. Он еще не знал, что сам вскоре станет этому ярким примером. Погибнет от руки королевского мага Гийома. Несмотря на то что оба они, хоть и не были знакомы, одинаково ненавидели лжецов, подонков и ничтожеств.
На следующее утро Риккардо опять встал рано. Он долго ходил по зале, где было развешано оружие, трофеи его отца, но, как оказалось, без толку, потому что в итоге обратился к де Санчо.
Карл, заметив его, поморщился — Риккардо не лежится в постели, с его-то раной? Доктор прописал покой, да и сам Карл, возясь с ним, уже двое суток не видел жену. Только собрался отлучиться и навестить — де Вега проснулся.
— Карл, у твоих людей есть арбалеты?
Этот вопрос поставил де Санчо в тупик.
— Есть, наверное. Зачем они тебе?
— Васкеса убить. Зачем еще? — криво улыбнулся де Вега, потому что в тот момент опять по забывчивости дернул раненым плечом.
Карл хмыкнул, он знал, что Риккардо увлекался стрельбой из арбалета, и решил, что он так хочет отвлечься. Забыться.
— Слуга в помощь нужен, перезаряжать?
— Нет, я сам справлюсь.
Вернувшись, Карл не застал Риккардо дома.
— Куда он подевался, черт возьми? — кричал он на слуг Риккардо.
— Ушел гулять, монсеньор.
— Как вы его отпустили, болваны?
— Мы противились, но он приказал, пообещав, что скоро вернется.
Карл со злости ударил кулаком о стену. Где теперь искать Риккардо?
Положение спас запыхавшийся конюший из его свиты, что был приставлен смотреть за графом Кардесом.
— Мой граф, монсеньор де Вега снял на один день дом напротив особняка, где живет Альфонс де Васкес.
— Быстрей веди меня туда! — закричал де Санчо.
Двери были открыты. Сколько золота отдал де Вега — неизвестно, но шумный, населенный дом стоял пустым. В комнатах следы спешного ухода хозяев. Карл нашел Риккардо сидящим на стуле у раскрытого окна в комнате на втором этаже. Рядом на столе лежал заряженный арбалет. Белая рубашка — Риккардо снял камзол — потемнела от крови, рана открылась.
— Здравствуй, — кивнул он, когда Карл зашел.
— Что ты задумал?
— Как что? Я же говорил — убить Васкеса.
— Риккардо, не глупи. Ты поставишь себя против закона, против знати. Против короля. Я всегда с тобой, как и весь наш край, но тебя поймают и вздернут на виселице, как последнего вора и убийцу, здесь в Мендоре.
— Я его убью. А потом пусть ловят, если смогут.
— Брось, Риккардо. Он этого не стоит. Не губи свою жизнь. Тебе всего двадцать три года, стоит ли умирать из-за одного лживого ублюдка и одной бросившей тебя шлюхи!
— Не смей говорить так о Патриции, — Риккардо даже встал, словно препятствуя ему произносить такие слова о своей любимой.
— Я это сказал, чтобы растормошить тебя. Заставить думать. Оставь арбалет. Хочешь убить Васкеса — убьешь. Обучишься фехтованию у победителя королевского турнира гвардейца Феррейры и убьешь. В честном поединке. Так, чтобы никто тебя ни в чем обвинить не смог.
— Поздно, — грустно вымолвил Риккардо. — Вот он, Васкес, подъезжает к дому.
Он, застонав от боли, поднял взведенный арбалет к плечу, поймал ничего не подозревающего Альфонса на линию прицела и… упал без сознания на пол.
Карл просто ударил его в висок. Так, что граф потерял сознание.
«Риккардо, дурак. Неужели ты думал, что я дам тебе себя загубить? Сегодня же мы едем домой. В карете с задернутыми шторами. Если понадобится, я тебе руки свяжу, нет, даже обязательно свяжу. Едем домой. Прочь от столичных интриг и опасностей, прочь от Васкеса и этой стервы, чуть не поломавшей тебе жизнь». Так мысленно оценил ситуацию верный друг Карл.
ГЛАВА 4
Напротив резиденции графов Кардесов — на другом берегу Дайки — возвышалась Проклятая башня. Как она звалась изначально, никто уже и не знал. Она была донжоном Старого замка, построенного еще самим Черным Риккардо, графом-магом.
Его далекий потомок сидел в лодке, прислушиваясь к всплескам воды и скрипу уключин. Два молчаливых стражника перевозили его на другой берег. Графу не спалось, даже близость и тепло Кармен не смогли успокоить его, охладить разгоряченную душу. Он не раз вставал с постели и подходил к окну, всматриваясь в темноту. Мысли его кружились вокруг башни. Наконец он не выдержал и решился: будь что будет.
Де Вега молча смотрел на медленно приближающиеся развалины.
Старый замок. Недолгим был его век. Прадед строил его на века, но вышло совсем иначе. Как там говорится в летописи: «И пришла болезнь неизвестная, нежданная и беспощадная. Желтой заразой прозванная, ибо желтели лица умерших. Пришла осенью, когда был убран последний сноп. Злые языки поговаривали, что это наказание Кардесу за правителя-колдуна, но неправда это. Спас граф Риккардо край наш, собрал всех больных и заразных и затворился с ними в замке, вновь построенном».
Де Вега прикрыл глаза, представляя себе, как все это было.
Паника, страх. Прадед, железной рукой загоняющий всех подозрительных в ворота своей цитадели. Почти тысяча человек. Мужчины, женщины, дети. Больные и все, кто с ними общался. Горожане, приезжие купцы, стражники, сам граф.
Заколоченные изнутри ворота. Бунты обезумевших людей. Смерть.
«И всходил граф Риккардо на стену и говорил, сколько в живых осталось. И было так каждое утро. Но через четыре месяца и два дня не услышали мы голоса его, не увидели властителя нашего. Плач поднялся в городе. Закатилось солнце. Ведь так надеялись мы, что граф спасется. Ведь со всеми, со всеми, кроме него, мы уже давно простились. Казалось, защищен он был от болезни…»
А за стенами замка в Осбене графа ждали братья-инквизиторы, истины алчущие. Верные псы церкви Единого, что много лет ждали только удобного момента — вцепиться Черному Риккардо в горло. Об этом летописец молчит.
Лодка мягко стукнулась о деревянный причал. Это пробудило нынешнего властителя Кардеса от мрачных дум.
— Ждите здесь. Дальше я один.
Сойдя с причала, Риккардо оказался в пределах обветшалых стен Старого замка. Ворот не было. Войти в заброшенную, обветшалую цитадель мог любой. Но желающих гулять по кладбищу было мало.
Когда прошли отведенные законом пятьдесят лет, люди вошли внутрь цитадели. Подземелья оказались наглухо замурованы, по секциям. Сжигать — не было столько дров. Порядок прадед держал железный — живые хоронили мертвых. О последнем — своем оруженосце — он позаботился сам. Заложил камнем в нише почти у выхода из подземелья.
Нашли и записи графа — кто и когда умер. Все, поименно. Последним живым оставался сам граф. Но и он в одно утро исчез. Бесследно. Останков — костей, оружия, фамильных колец — так и не нашли.
Стальные набойки сапог звонко цокали о камни мощеной дорожки. Риккардо не нуждался в масляной лампе или факеле. За последние месяцы он слишком хорошо выучил дорогу к Проклятой башне. Последнему пристанищу знаменитого предка.
Де Вега думал о последних днях его.
Один. Совсем один. Дом стал братской могилой. За стенами инквизиторы, науськанные врагами, что не простили ни побед, ни славы, ни своей к нему зависти. Там, в ставшем таким далеким Осбене, жена — дочь мелкого дворянчика, увиденная им где-то в Тронто. Чужая. Оскорбленные мезальянсом соседи, хотевшие подложить под него своих дочерей, не примут ее как равную. Сын, совсем малютка. Вряд ли доведется увидеть, как тот станет взрослым. Бежать некуда, да и не бегал он никогда и ни от кого. Что делать?
Черный наруч на левой деснице. Может, поможет? Помог ведь когда-то. Но вот что теперь возьмет за помощь?