Ксеркс хотел запрячь в колесницу двух женшин. Одна из них была одета в персидское платье, а другая – в греческое. Но если первая покорилась, то вторая, «взвившись, упряжь конскую разорвала руками, вожжи сбросила» и опрокинула седока. Увидела царица и другой знаменательный сон: ястреб победил могучего орла. Хору ясен смысл этих прозрачных предзнаменований, но он не решается его высказать. В диалоге между ним и Атоссой возникает тема Эллады и ее народа. Хор так отзывается об эллинах: «Никому не служат, не подвластны никому». Эти слова – ключ к пониманию следующего эпизода, связанного с появлением Гонца. Фигура Гонца (или Вестника) была крайне значимой для античной трагедии: многие события не могли быть наглядно воспроизведены на глазах у зрителей, они происходят за сценой, о них лишь сообщалось. В «Персах» Гонец являлся едва ли не главным действующим лицом.
«В БОЙ ЗА СВОБОДУ РОДИНЫ». Рассказ Гонца – это и есть сердцевина трагедии. Вестник повествует о Саламинском сражении, о его подготовке, о том, как греки умело использовали военную хитрость. Не упускает Гонец и подробностей того, как ужинали греки перед боем, как гребцы подтягивали весла, покрепче привязывали их к уключинам, как быстро перешли на корабли. Подобные детали мог знать только участник Саламина, каким был Эсхил.
В этом бою персы имели перевес в количестве кораблей, в живой силе. Но им противостояли воины, беззаветно защищавшие родину, Элладу.
«У них есть люди. Это щит надежнейший», – объяснял Гонец. А Атосса добавляла: «Паллады крепость силою богов крепка». Из рассказа Гонца следовало, что греки имитировали отступление, заманили персидские суда в свои ряды, а затем начали их «обтекать», окружать и топить в ближнем бою:
…Не о бегстве думали,
Торжественную песню запевая ту,
А шли в битву с беззаветным мужеством,
И рев трубы отвагой зажигал сердца.
Соленую пучину дружно вспенили
Согласные удары весел греческих,
И вскоре мы воочью увидали всех.
Шло впереди, прекрасным строем, правое
Крыло, а дальше горделиво следовал
Весь флот. И всюду одновременно
Раздался клич могучий: «Дети эллинов,
В бой за свободу родины! Детей и жен
Освободите, родину, богов, дома
И прадедов могилы! Бой за все идет!»
Греческие суда таранили персов, атаковали, брали на абордаж. Моря не было видно из-за обломков, из-за опрокинутых судов, «бездыханных тел», «трупами покрыты были отмели». Остатки «ополчения варваров», бежавшие на берег, там же истреблялись. Рассказ Гонца убеждал, что наступательный, неодолимый порыв эллинов вдохновлялся патриотическим чувством.
Трагедия была написана восемь лет спустя после Садаминского сражения, и среди зрителей было немало его участников: моряков, солдат, «кораблеводов». Можно вообразить, с каким воодушевлением и одновременно придирчивостью слушали они рассказ Гонца.
ФИНАЛ ТРАГЕДИИ. После ухода Гонца хор выражал чувство отчаяния и ужаса. Атосса совершала поминальные обряды на могиле Дария. Появлялась Тень Дария, которой Атосса сообщала о том, что произошло. Дарий обвинял во всем Ксеркса, «неистового безумца», выказавшего чрезмерную гордость и надменность. Ведь Ксеркс построил мост через Дарданеллы и бросил в море железные цепи, надеясь так обуздать морскую стихию. Тем самым он оскорбил бога Посейдона. Он решил завоевать Элладу, нарушив закон, установленный богами, согласно которому Европа и омывающие ее моря должны принадлежать грекам, в то время как Азия – персам.
Актуально звучало предостережение Дария:
Войной на греков не ходите в будущем,
Каким бы сильным войско ваше не было:
Сама земля их с ними заодно в бою
В финале трагедии на сцене появлялся Ксеркс, оплакивавший свое «горе», неразумие и сожаление, что остался жив. На слова хора: «Греческий народ не из робких», Ксеркс отвечал: «Смел он и храбр. Я позора не ждал такого». И признавал, что боги – на стороне эллинов.
ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ. Трагедия «Персы», которая была, по-видимому, частью трилогии, нам неизвестной, отразила процесс становления этого драматургического жанра. «Персы» были близки к музыкальной кантате, ее герои не столько действовали, совершали поступки, сколько говорили о событиях, выражали к ним свое отношение. Трагедию одушевлял патриотический пафос. Она убеждала, что греки победили не только из-за безрассудности персов и их царя. Не только благодаря тактике Фемистокла и лучшим качествам своих судов. В столкновении двух систем, восточной деспотии и афинской демократии, последняя доказала свою непобедимость перед лицом внешнего врага.
3. «Прометей прикованный»
В отличие от «Персов», в остальных трагедиях Эсхила действуют мифологические герои, величественные и монументальные, запечатлены конфликты мощных страстей. Таково одно из прославленных творений драматурга, трагедия «Прометей Прикованный».
ЗАМЫСЕЛ ТЕТРАЛОГИИ. Есть основание полагать, что она – лишь часть обширного замысла Эсхила и входит в тетралогию, т. е. цикл из четырех драматургических произведений. В состав тетралогии входили помимо названной трагедии еще «Освобожденный Прометей» и «Прометей огненосец», а также четвертое произведение, название которого неизвестно. Сюжет «Прометея прикованного» зиждется на старинном мифе о титане Прометее, благодетеле человечества, оказавшем людям неоценимые услуги, и о его противоборстве со всесильным Зевсом.
ПОДВИГ ПРОМЕТЕЯ. Действие начинается среди пустынных скал, в Скифии, на берегу моря. Гефест, бог кузнечного дела, и две аллегорические фигуры – Власть и Сила, приводят закованного в цепи Прометея и, пронзив ему грудь железным клином, прибивают к скале. Уже в первой реплике Силы, олицетворяющей безропотное служение верховному божеству, объясняется зрителю, за что подвергают пыткам титана:
…огонь
Похитил он для смертных. За вину свою
Пускай теперь с богами рассчитается,
Чтоб наконец признал главенство Зевсово
И чтоб зарекся дерзостно людей любить.
В то время как Гефест выражает сочувствие Прометею, «плачет» о его «беде», зевсовы слуги, грубые и бесцеремонные, с видимым удовольствием выполняют свою палаческую работу. Тело же титана становится «железом все опутано». Пока вершится казнь, Прометей хранит стоическое молчание. И лишь когда его истязатели уходят, дает волю чувствам:
Мученью конца я не вижу.
Напрасен ропот! Все, что предстоит снести,
Мне хорошо известно. Неожиданной
Не будет боли. С величайшей легкостью
Принять я должен жребий свой. Ведь знаю же,
Что нет сильнее силы, чем всевластный рок.
И ни молчать, ни говорить об участи
Своей нельзя мне. Я в ярме беды томлюсь
Из-за того, что людям оказал почет.
Эсхил называет Прометея словом, им изобретенным: филантроп. Буквально, это означает: тот, кто любит людей. А может быть точнее: друг