Читать интересную книгу Казнить нельзя помиловать - Дас Шохом

Я как свидетель-эксперт консультирую суды по конкретным медико-юридическим вопросам, касающимся отдельных подсудимых в ходе процесса. Я не только обследую обвиняемых и читаю истории их болезни – моя работа часто предполагает подробное рассмотрение всех материалов дела, которые нередко составляют сотни и даже тысячи страниц. Заправившись кофеином, я штудирую показания свидетелей, расшифровки полицейских допросов и записи камер видеонаблюдения. Я ищу подсказки, которые позволят установить, в каком психическом состоянии находился обвиняемый в момент предполагаемого преступления и не коррелирует ли оно с психическим расстройством. Я не только ставлю диагноз, но и рекомендую самую подходящую и безопасную среду для конкретного человека (на воле, в тюрьме, в больнице). Даю советы, как снизить риск насилия и преступлений в будущем. Кроме того, я отделяю настоящих душевнобольных от тех, кто симулирует или преувеличивает симптомы или просто хочет попытать счастья, весело провести время или надуть меня. Иногда кому-то и правда удается меня одолеть, как в случае с Дариной.

Моим первым делом под эгидой компании с ограниченной ответственностью было дело отставного военного по имени мистер Джейк Гоув. У него возникло посттравматическое стрессовое расстройство после того, как на его глазах двое солдат из его подразделения подорвались на мине в Афганистане. Через семь лет его обвинили в нападении на почве расовой ненависти. Джейку отказались продавать алкоголь в местном магазинчике, потому что он шатался и сшибал товары с полок. Он обрушил на хозяина магазина шквал расистских оскорблений, схватил бутылку водки из-под прилавка и разбил ее о голову несчастного. Джейка уже обследовал другой психиатр со стороны защиты. На мой взгляд, так себе попытка (две звезды). Он утверждал, будто ПТСР у Джейка вызвало флешбэк, отчего тот впал в возбуждение и сорвался на жертве. Такое, безусловно, возможно, подумал я, но произошло ли это в действительности? Психическое состояние обвиняемого было почти не исследовано, никаких сколько-нибудь подробных описаний его конкретного опыта в то время не приводилось. Что, собственно, представлял собой этот его якобы флешбэк? Джейк действительно заново пережил тот момент травмы из-за взрыва? Был ли какой-то триггер, который напомнил ему о том случае? Какова была его реальность во время совершения преступления? Например, действительно ли он искренне верил, что хозяин магазина – афганский повстанец, а его, Джейка, жизнь в опасности? Психиатр забыл упомянуть, что ответчик был пьян, несмотря на то, что полицейские, производившие арест, заявили в своих свидетельских показаниях о запахе алкоголя, а сержант в следственном изоляторе решил подождать два дня, прежде чем допрашивать Джейка, чтобы он успел протрезветь. Поэтому к преступлению его подтолкнули расторможенность, импульсивность и неумение оценивать последствия своих действий. С моей точки зрения, это было гораздо более логичное и правдоподобное объяснение нападения, чем агрессия в разгар флешбэка. То, что коллега даже не рассмотрел такую возможность, доказывало, что его мнение не было сбалансированным и объективным. Я указал на это в своем отчете. Судья согласился и не стал рассматривать показания другого эксперта. По моей рекомендации Джейк все-таки избежал предварительного заключения – его приговорили к общественным работам при условии, что он будет лечиться от алкоголизма. Я был доволен, что свершилось правосудие, но все же мне было как-то не по себе. Каким был бы исход, если бы Служба уголовного преследования не почуяла неладное и не обратилась за вторым мнением? Или если бы судья принял на веру выводы первого специалиста и не стал бы вдаваться в клинические тонкости ПТСР? Таково было мое знакомство с понятием «липовый эксперт».

Игра в свидетеля-эксперта может быть довольно прибыльной, и я слышал, как светила, увешанные регалиями, просили за одно-единственное дело чуть ли не 10 000 фунтов, хотя сам я никогда не достигал таких сияющих высот. На такие гонорары всевозможные самозванцы слетаются, словно мухи на навоз. В Великобритании, чтобы получить квалификацию в любой узкой специальности в сфере психиатрии, как, впрочем, и в любой отрасли медицины, нужны годы целеустремленного обучения и множество аккредитаций, и препятствий на этом пути больше, чем у дрессированных собак на выставке Crufts. Однако, когда я начал работать в области медико-юридической судебной экспертизы, я, к вящему своему изумлению, обнаружил, что оно практически не регулируется законами. Да, существуют разные курсы и квалификации, но первые необязательны, а вторые нередко бессмысленны. Вероятно, дело в том, что эта работа, на сторонний взгляд, – не забота о страждущих, а скорее смазывание колес судопроизводства, и поэтому нет никакого правительственного органа вроде королевской коллегии психиатров или генерального медицинского совета в Великобритании, чьи профессиональные стандарты я обязан соблюдать (и чьи грабительские ежегодные членские взносы я имею честь выплачивать). А следовательно, нет никакого обязательного контроля качества. Это приводит к появлению бравых экспертов, которые искажают и подтасовывают материалы дела, чтобы дать ложное заключение. Выводы, к которым приходят эти шарлатаны, всегда служат интересам той стороны, которая их привлекла, – и по воле случая она же подписывает им чеки. Эксперты должны составлять нейтральные объективные отчеты ради блага суда и только суда, а не на пользу кому-то одному – обвинению или защите, если дело уголовное, либо истцу или ответчику, если гражданское.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В процессе перехода в область судебно-психиатрической экспертизы я читал про два-три нашумевших дела, где судьи отчитывали свидетелей-экспертов. Когда-то людей за такое заковывали в колодки и забрасывали гнилыми овощами, а современный эквивалент этого наказания – когда о проштрафившихся экспертах и их ляпсусах трубят на всевозможных веб-сайтах и в профессиональных блогах. Признаться, я читаю их не без злорадного удовольствия. Это своего рода отмщение за дело правосудия. Безусловно, подобные постыдные случаи портят репутацию всей нашей профессии и служат насмешкой над системой, но главное не это: они оскорбляют всех, кто имеет отношение к процессу, и преступников, и жертв. Подобная вопиющая некомпетентность наказывается не только тем, что на тебя орет суровый человек в парике: придется оплатить огромные судебные издержки, которые нередко достигают десятков тысяч фунтов. В более серьезных случаях против эксперта может быть возбуждено дело о профессиональной халатности. Судья даже может обратиться с требованием о служебном расследовании в профессиональную организацию, где состоит виновный. В числе прочих громких скандалов было, в частности, дело доктора Азефа Зафара, чьи профессиональные нарушения зашли даже дальше и привели к тому, что в 2018 году против него было выдвинуто обвинение в неуважении к суду.

Доктор Зафар был врач-терапевт и работал в Суррее, где у него была процветающая медико-юридическая практика, специализировавшаяся на небольших делах о причинении личного вреда. Он сумел рационализировать процесс обследования пациента и составления отчета до такой степени, что вся процедура занимала не больше 15 минут – с моей точки зрения, это указывает, что либо он научился развивать сверхчеловеческую скорость, либо скакал по верхам. Предположительно он составлял около пяти тысяч отчетов в год, что обеспечивало ему головокружительный доход в 350 000 фунтов. О грехопадении доктора Зафара стало известно, когда он обследовал человека с хлыстовой травмой шеи и в судебном отчете написал, что пациент полностью вылечился. Потерпевший пожаловался своему солиситору и заявил, что симптомы у него сохранились – болит шея, плечо и запястье. По-видимому, солиситор обратился к доктору Зафару с просьбой пересмотреть свои записи и составить исправленный отчет и настоятельно порекомендовал заключить, что полное выздоровление займет от полугода до восьми месяцев, что существенно повысило бы компенсацию, которая причиталась потерпевшему. Доктор Зафар составил пересмотренный отчет со всеми требуемыми поправками, причем даже без повторного осмотра и вообще безо всяких клинических оснований. Дата на документе стояла та же, что и на оригинале, и нигде не было указано, что существовала и другая версия, несмотря на существенные изменения. Помощник юриста случайно подшил в дело первоначальный отчет, и он попал в руки судьи, который в итоге получил два противоречащих друг другу отчета. Похоже, доктор Зафар пытался правдами и неправдами найти выход из этой запутанной ситуации – лгал, что правильным был первый отчет, а пересмотренную версию составили без его согласия. Правда, в дальнейшем он отозвал это заявление. Страховая компания, которая должна была выплатить компенсацию, подала жалобу за неуважение к суду и на доктора Зафара, и на солиситора, который подсказал ему, какое заключение следует дать. Верховный суд постановил, что действия доктора выходят далеко за пределы халатности, что усугубляется его попытками предоставить лживые оправдания. Доктора Зафара приговорили к полугоду тюрьмы с отсрочкой исполнения приговора на два года. Апелляционный суд счел этот приговор недопустимо мягким, однако выносить более суровый приговор не стал. Доктор Зафар, конечно, не Харолд Шипман, однако для человека, который должен быть столпом общества, оплотом здоровья и благополучия масс, выглядит все это как-то не очень.