Но тут произошло неожиданное…
* * *
На самом правом крыле стоял невзрачный мужичок, желтоватой масти, полещук из одного болотного уезда. Из тех, что люди, ненавидящие мужиков, называют иногда «гадюка»… Но он не был гадюка… его фамилия была Бугай… «Бугай» называют у нас птицу выпь… За то, что она вопит, конечно… Засядет в болото и вопит…
Неожиданно Бугай оправдал свою фамилию и «завопил»:
– Ваше императорское величество!..
Государь повернул к нему голову…
Архимандрит Виталий хотел остановить, «цыкнуть» на неожиданного, но удержался, заметив, что Государь приготовился слушать.
И Полещук развернулся…
* * *
Я всегда удивлялся красноречию простого народа. В то время как средний интеллигент ищет, подбирает слова, говорит с трудом, с напряжением, – простой человек, если начнет говорить, то «зальется»…
Серенада полесской выпи продолжалась минут десять. Он говорил тем языком, который так блестяще опровергает все украинские теории. Он говорил малорусской речью, – но такой, что его нельзя было не понять даже человеку, который никогда в Хохландии не был.
Что он говорил?
Он, не останавливаясь, бранил Государственную Думу…
За что про что – понять нельзя было совсем или можно было слишком понять. Вот так, как птица «бугай»…
Заберется в камыш и кричит…
Он кричал о том, что наш народ волынский не хочет, чтобы Дума была «старшей», а чтобы царь был старший… И как царь с землей решит, пусть так и будет…
А Дума «пусть себе не думает»; потому мы только царю верим, а на Думу сдаваться не желаем… И еще и еще… Государь выслушал его до конца.
Но когда он кончил, после этих его криков наступила напряженная тишина…
Мы понимали, что речь Бугая была неожиданной, и потому – почти скандал, нам было очень неловко и неприятно, и больно сжалось сознание, как Государь выйдет из этого положения…
* * *
Выход был тоже очень неожиданный. Государь сделал несколько раз подергивание плечом, которое было ему свойственно… Потом кивнул Бугаю, полуулыбнувшись…
Но не сказал ему ни слова…
Наоборот, он повернулся к нам, членам Думы, и прошел глазами по нас…
И вдруг спросил немного как бы застенчиво:
– Кто из вас – Шульгин? Больше всего это, конечно, поразило меня…
До такой степени, что, не очень отдавая себе отчет в том, что я делаю, я сделал большой шаг вперед, «по-солдатски».
– Я, ваше императорское величество…
Государь посмотрел на меня и сказал, довольно застенчиво, улыбаясь, но так, чтобы все слышали:
– Мы только что… за завтраком… прочли с императрицей вашу вчерашнюю речь в Государственной думе…
Благодарю Вас. Вы говорили так, как должен говорить человек истинно русский… Я пробормотал несколько довольно бессвязных слов. И отступил на свое место…
Потом?.
Потом Государь сказал несколько слов с другими и всем…
Затем?..
Затем все было как всегда…
При криках «ура» Государь удалился…
* * *
Потом произошла довольно смешная сцена. Матрос Деревенько, который был дядькой у наследника цесаревича и который услышал, что волынские крестьяне представляются, захотел повидать своих…
И вот он тоже – «вышел»…
Красивый, совсем как первый любовник из малорусской труппы (воронова крыла волосы, а лицо белое, как будто он употреблял сгеmе Simоn[33] ), – он, скользя по паркету, вышел, протянув руки – «милостиво»:
– Здравствуйте, земляки!.. Ну, как же вы там?. Очень было смешно…
Нам был предложен завтрак. Меня поздравляли с «царской благодарностью»… и было очень радостно… Уезжая, мы, по обычаю, разобрали «на память» цветы, которыми украшен был стол… Эти цветы, «царские цветы», сохраненные заботливой рукой, и сейчас на моем письменном столе под стеклом царского портрета там, в Петрограде…
А я мчусь в Псков?.
Как?
Отчего?
* * *
Трон был спасен в 1905 году, потому что часть народа еще понимала своего монарха… Во время той войны, также неудачной, эти, понимавшие, столпились вокруг престола и спасли Россию… Спасли те «поручики», которые командовали «по наступающей толпе – пальба», спасли те, кто зажглись взрывом оскорбленного патриотизма, – взрывом, который вылился в «еврейский погром», спасли те «прапорщики», которые этот погром остановили, спасли те правители и вельможи, которые дали лозунг «не запугаете», спасли те политические деятели, которые, испросив благословение церкви, – громили словом лицемеров и безумцев…
А теперь?
Теперь не нашлось никого… НИКОГО… потому что мы перестали понимать своего Государя…
И вот… И вот… Псков…
* * *
И еще раз…
Это было 26 июля 1914 года…
В тот день, когда на один день была созвана Государственная Дума после объявления войны. В Петербург с разных концов России пробивались сквозь мобилизационную страду поезда с членами Государственной Думы…
Поезду, который пробивался из Киева, было особенно трудно, почему он опоздал…
С вокзала я колотил извозчика в спину, чтобы попасть в Зимний дворец… Я объяснял ему, что «сам Государь меня ждет»…
Извозчик колотил свою шведку, но все же я вбежал в зал, когда уже началось… Государь уже вышел… И вот тут было совсем по-иному, чем всегда, во время больших выходов. Величие и трудность минуты сломили лед векового каркаса.
Была толпа людей, мятущаяся чувством, восторженная, прорвавшая ритуал… Эта восторженная гроздь законодателей окружала одноного человека, и этот человек был наш Государь…
Я не мог протолкаться к нему, да этого и не нужно было… Ведь я и такие, как я, всегда были с ним душой и сердцем, но бесконечно радостно было для нас, что эти другие люди, вчера еще равнодушные, нет, мало сказать равнодушные, – враждебные, что они, подхваченные Неодолимым стремлением сплотиться воедино, в эту страшную минуту бросились к вековому фокусу России – к престолу…
Эти другие люди были – кадеты, т.е. властители умов и сердец русской интеллигенции…
О, как охотно мы уступили бы им наши места на ступенях трона, если бы это означало единство России!.. В мой потрясенный мозг стучались три слова, вылившиеся в статье под заглавием: «Веди нас, Государь!..»
* * *
А вот теперь – Псков… Вот куда «привел» нас государь… Он ли – нас или мы – его, кто это рассудит? На земле – история, на небе – бог…
* * *
Станции проносились мимо нас… Иногда мы Останавливались… Помню, что А.И. Гучков иногда говорил краткие речи с площадки вагона… это потому, что иначе нельзя было… На перронах стояла толпа, которая все знала…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});