Читать интересную книгу Отчий дом - Ян Винецкий

Тот прыснул.

— Вероника Петровна, — громко, чуть дрожащим голосом сказала Наденька. — Вам надо бы заказать брошь с высеченными на ней тремя буквами: «СОС»!

— Что эти буквы означают? — спросила Вероника Петровна, растягивая слова и не подозревая болезненного укола.

— Разве вы не знаете? — удивленно спросил Лузгин.

Митин стал разъяснять тоном учителя, толкующего ученикам тысячелетнюю истину:

— Когда корабль терпит бедствие, он подает сигнал «СОС», что означает: «Спасите наши души!»

— Ха-ха-ха! — зло рассмеялся поручик Стоякин; он был пьян и не скрывал горькой обиды на свою неугомонную супругу. — При знакомстве с Вероникой мужчинам надо поднимать сигнал бедствия — спасите наши души!

— Согласитесь, Надежда Рафаиловна, что морские термины здесь совершенно неуместны! — вся дрожа от негодования, проговорила Вероника Петровна.

Наденька выпрямилась и, с вызовом глядя ей в глаза, сказала:

— Я имею в виду вовсе не морской термин, а дамский. «СОС» — «Спасите от старости»!

Вероника Петровна несколько мгновений сидела неподвижно — бледная, с перекошенным лицом. Потом поднялась и побежала в прихожую одеваться. Петр Николаевич бросился за ней следом — резкость Наденьки испугала его самого.

Поручик Стоякин хохотал долго и до слез: Наденькин удар был меток…

Часть пятая

Мертвая петля

1

Чужой, быстрый говор, веселые, искрометные звуки мазурки, блеск бельведеров и грязь окраин — Варшава.

На Мокотовском аэродроме собрались все летчики группы Стоякина за исключением Зарайского: его высмотрел полковник Найденов и, по слухам, назначил чуть ли не самым старшим из своих адъютантов.

— Рыбак рыбака видит издалека! — сказал Петр Николаевич Мише Передкову. — Перебирать бумажки в штабе и носить летные очки на фуражке куда легче, чем летать.

— Да, там он даже не рискует поймать насморк! — отозвался Миша.

Больше о Зарайском они не вспоминали.

Новый инструктор, штабс-капитан Самойло, в черной кожаной тужурке и желтых крагах, розовощекий, с белесыми глазами, совершенно растворяющимися за стеклами пенсне, молча оглядел каждого из пятерых летчиков и вдруг с напускной торжественностью, но вполголоса, заговорил:

— Господа офицеры! Я счастлив приветствовать вас, своих юных собратьев. Вы пришли на ниву русской авиации первыми косарями…

«Боже мой! — подумал Петр Николаевич, — „нива“, „косари“, „собратья“, — похоже, что от этого трескуна мало чему научимся мы хорошему…»

Он с любопытством рассматривал «Ньюпор». Да, это не гатчинская этажерка! К узкому, обтянутому полотном фюзеляжу прикреплены монопланные крылья. Меж двух колес, надетых на стальную ось, проходит лыжа. Мотор с винтом расположены впереди. Летчик сидит в удобной кабине, весь закрытый, кроме головы и плеч.

— Судьба летчика трагична, — продолжал Самойло. — Рано или поздно мы обречены на встречу с Безносой…

«Тьфу, дьявол! — злился Петр Николаевич. — Что это он панихиду поет!»

В первый же вечер «странность» штабс-капитана прояснилась: он предложил угостить его в одном из лучших варшавских ресторанов.

— Царица Тамара ночь пировала с любовниками, а наутро обезглавливала их. Жизнь летчика похожа на царицу Тамару. Берите от нее все, господа, пока… не наступило утро!

Петр Николаевич довольно резко ответил ему:

— Мои взгляды на жизнь несколько не совпадают с вашими, господин штабс-капитан! И потом я не нахожу удовольствия пировать с человеком, которого еще не имел чести узнать.

Самойло тряхнул стекляшками пенсне и произнес с глухой угрозой:

— Хорошо, поручик, вы получите удовольствие узнать меня!

В ресторан с штабс-капитаном пошли Митин и Лузгин. Петр Николаевич вместе с Передковым и Вачнадзе изучал французское описание мотора «Гном»…

После многих наскучивших дней рулежек на учебном «Ньюпоре» — летчики заставляли аэроплан бегать по земле — началось, наконец, обучение на боевой машине. Мотор «Гном» рвался в небо с яростью семидесяти лошадиных сил, но едва только аппарат пытался отделиться от земли, летчики сбавляли обороты мотора.

Петр Николаевич внимательно приглядывался к машине. В отличие от других типов аэропланов, у которых ножными педалями поворачивался руль направления, у «Ньюпора» ногами производилось гоширование — искривление задних кромок крыльев для сохранения поперечной устойчивости. Это обстоятельство затрудняло обучение полетам, и летчики с завистью наблюдали с земли, как штабс-капитан Самойло свободно управлял «Ньюпором» в воздухе.

После нескольких «провозных» полетов с Нестеровым, штабс-капитан Самойло предложил ему подняться на «Ньюпоре» и сделать круг на высоте двадцати метров.

— Я не полечу, — тихо, но твердо ответил Петр Николаевич.

— Почему? — напуская на себя грозный вид, спросил инструктор. Вокруг них, предчувствуя скандал, стали собираться летчики.

— Прежде чем полностью не изучу аэроплан, — не полечу.

Самойло отошел на несколько шагов в сторону: так легче разговаривать с высоким поручиком — рядом с ним кажешься коротышкой.

— Позвольте мне судить, изучили вы машину или нет! Вы просто трусите, поручик!

Петр Николаевич поглядел на него с улыбкой:

— Вы торопитесь устроить мне свидание с Безносой. Но помилуйте, господин штабс-капитан, я еще не был в объятьях царицы Тамары и даже не успел посетить с вами хотя бы один варшавский ресторан.

«Он откровенно издевается надо мной, — подумал Самойло и даже фыркнул от злости. — Черт! Все у меня выходит смешным, даже когда я злюсь!»

Штабс-капитан поднялся на цыпочки и вновь опустился, при этом голова его смешно качнулась.

— Господа! — сказал он с угрюмой торжественностью. — Первым вылететь на «Ньюпоре» — высокая честь. Поручик Нестеров отказался от этой чести. Что ж, это свидетельствует о его качествах… В воздух пойдет подпоручик Митин!

Петр Николаевич весь напрягся от распиравшего его смеха. «Ну и скоморох!.. На другого обиделся бы, а этот… Ох, мочи нет!»

Миша Передков подошел с пасмурным лицом, возмущенно шепнул:

— Чего ты ржешь? Ничего нет смешного. Даже наоборот! Даешь оскорблять себя…

— Пойми, дружище, — громко перебил его Нестеров, — оттого, что сейчас аттестовал меня господин инструктор, ничего не изменится. А вот если меня нелестно аттестует господин «Ньюпор», да еще там, в небе, — изменения произойдут ощутимые…

Пылкого Мишу Передкова эти слова нисколько не убедили. Раздосадованный, следил он за тем, как Митин надевал шлем и бледный, с помятым лицом от недавней попойки, о чем-то разговаривал с инструктором.

Самойло, став на цыпочки, ободряюще хлопал Митина по плечу и делал последние перед вылетом наставления. Наконец Митин с трудом забрался в кабину, которая скрыла его только до пояса.

«И как только маленький, похожий на стрекозу „Ньюпор“ поднимет в небо этого шестипудового купчину!» — молча дивился Миша.

Петр Николаевич был теперь мрачен. «Едва ли Митин лучше меня знает „Ньюпор“, а вот поддался уговорам, летит. Впрочем, бог с ним, если я стану его отговаривать, все и впрямь подумают, что я трушу…»

Митин опробовал мотор на полных оборотах, убавил газ и поднял руку. Солдаты, державшие крылья, отбежали в стороны. «Ньюпор», покачиваясь и дрожа крыльями, побежал по аэродрому.

— Молодец! — громко похвалил Самойло, когда аэроплан оторвался от земли. Он то и дело снимал и водружал на нос пенсне, ходил быстрыми прыгающими’ шажками, волчком кружился на месте.

— Волнуется «Царица Тамара», — тихо проговорил! Вачнадзе.

Никто не отозвался. Все смотрели вверх.

На высоте не более двухсот метров «Ньюпор» летел к самой середине аэродрома. Вдруг он круто накренился, потом задрал нос и, прочертив краем правого крыла дугу, в следующее мгновенье камнем рухнул вниз…

Со всех концов аэродрома бежали люди. Куски дерева и фанеры, как перья, разметало по полю.

Петр Николаевич бежал, стиснув зубы. «Почему я не вмешался в это… в это убийство!..»

Труп Митина лежал в пятнадцати шагах от мотора, наполовину зарывшегося в землю. Лицо представляло собой огромную кровоточащую рану, только широкий, гладко выбритый подбородок был цел и своей белизной словно подчеркивал трагедию летчика.

Штабс-капитан Самойло прибежал последним. С трясущимся киселеобразным лицом, с подслеповатыми, бесцветными глазками, которых теперь не прикрывали толстые стекла пенсне, он выглядел жалким и необыкновенно противным.

«Мокрица!» — молча выругался Петр Николаевич и отвернулся. Кровь стучала в висках. Сердце билось громко и часто.

— Убийца! — не выдержав, крикнул вдруг Петр Николаевич, повернувшись к штабс-капитану. Самойло перекрестился и закрыл лицо обеими руками. Все молчали, стиснув до боли зубы…