— Да? — спокойно произнес он.
— Я пригласила мисс Абигайль завтра на ужин.
На его лице отразились сожаление и нетерпение.
— Пожалуй, я не смогу присутствовать, буду занят.
Бетани не стала мешать его мыслям, и он снова отвернулся к окну. Опершись о край дивана, она поднялась на ноги, прошлась по комнате, подобрала лежавший на полу памфлет; быстро прочитала его, захваченная страстностью автора и испуганная тем, какое впечатление он произвел на мужа. Ей вдруг сразу стало понятно его состояние — его до странности спокойное настроение и напоминание о том, что завтра будет занят. Возможно, его взгляды начали формироваться уже давно, начиная с разочарования в английской армии; затем последовал необоснованный арест, известие о кабальном договоре с ее отцом, связавшем его по рукам и ногам, — и переход от безразличия к решительности и целеустремленности стал полным и безоговорочным. Ее муж сделался патриотом.
* * *
За дверью послышался какой-то шум. Бетани насторожилась: кто-то осторожно царапал дверь. Мисс Абигайль, приглашенная на ужин, никогда не станет скрестись в дверь, а смело объявит о своем приходе.
Это оказался мальчик, Джимми Милликен, мать которого держала пансион, где часто останавливалась мисс Абигайль. Бетани улыбнулась восьмилетнему малышу с взлохмаченными каштановыми волосами и лицом, усеянным веснушками.
— Входи, Джимми. — Она отступила в сторону, но пальчик колебался. Бетани подтолкнула его за плечо. — Добро пожаловать, малыш.
На лице его расцвела улыбка, обнажив выщербленные зубы. Подойдя к кухонному столу, он принялся вытряхивать содержимое своих карманов.
— Я принес вам записку.
В его запыленных домотканых штанах содержалось больше мальчишеских сокровищ, чем снадобья в карманах фартука Гуди, — мальчик выложил все их содержимое на стол, старательно ища записку и высунув от напряжения язык. Наконец отыскался помятый небольшой клочок бумаги.
— Вот она. Как и просила мисс Абигайль.
К несметному богатству мальчика Бетани прибавила еще одну монетку, когда он стал рассовывать снова все по карманам, и раскрыла записку, сразу узнав почерк мисс Абигайль: «К моему огорчению, из-за непредвиденных обстоятельств, я не смогу сегодня прийти к вам вечером. Прими мои искренние извинения…» Бетани вздохнула и отложила записку в сторону. Значит, сегодня ей предстоит одной провести вечер. Она заглянула в печь, где стояли приготовленные треска с картофелем и пудинг.
Джимми Милликен посмотрел туда же. Импульсивно она пригласила его поужинать, с удовольствием наблюдая, с каким аппетитом мальчуган уплетает все ею приготовленное. Пришлось даже притвориться, что не заметила будто нечаянно уроненного кусочка хлеба, тут же доставшегося Глэдстоуну, вертевшемуся у его ног.
— Вы подруга мисс Примроуз? — спросил Джимми, уплетая картофель.
— Да, конечно, она была моей учительницей.
У мальчишки округлились глаза.
— Мисс Примроуз говорит, что может всех учить. Мне постоянно напоминает о хороших манерах, даже когда иду за водой. Приходится каждый день перед сном учить буквы.
— Очень похоже на нее, — улыбнулась Бетани.
— А знаете что? — Он таинственно понизил голос, оглядываясь по сторонам. — Думаю, что она… любит тайные приключения.
— Почему ты так решил? — засмеялась Бетани.
Мальчик перешел почти на шепот.
— Только собирался идти к вам, как услышал какой-то шум в сарае, за домом. Подумал, что, может быть, курица убегает, но это оказалась мисс Примроуз. Сначала ее было не узнать, — оделась как мальчик, — но она не успела надвинуть шляпу, и я увидел ее волосы, завязанные на макушке.
Бетани недоуменно покачала головой. Или мальчик любит фантазировать, или говорит правду.
— И как ты думаешь, куда пошла учительница?
— Точно не знаю, но ручаюсь, по какому-то секретному делу — в направлении Пургаторских скал.
— Джимми, ты кому-нибудь рассказал об этом?
— Никому, миссис, честное слово.
— Возможно, будет лучше, если это останется между нами.
Послышался тихий звон настенных часов. Джимми шевелил губами, считая количество ударов.
— Семь часов! — Он подскочил. — Мама сдерет с меня шкуру, если я сейчас же не вернусь домой.
Засмеявшись, Бетани наблюдала в окно, как ее гость бежал по дорожке сада. Ее брало сомнение — правду ли говорил мальчик. Это абсурд, покачала она головой. Мисс Абигайль, переодетая мальчиком?
И все же только вчера она говорила о Гарри, о чем знали лишь немногие. А теперь сегодняшние непредвиденные дела… как и у Эштона. И вдруг ложка выпала из ее рук и покатилась по полу. Сорвав шаль с крючка, Бетани выскочила из дома и побежала к конюшням.
Глава 12
По пыльной дороге, соединяющей Истон-Бич и Сэкьюст-Бич, надежно укрытые темнотой, три человека пробирались к Пургаторским скалам, стараясь не оставлять за собой следов. Держась в тени высокого обрывистого берега, мужчины молча лавировали между беспорядочными нагромождениями сланцевого камня у подножия обрыва. Ночной бриз тихо шелестел в траве и ветвях ракитника, звездное небо слабо отражалось в водах пролива Миддл-Пэссидж. Финли махнул рукой.
— Это «Роза» — специально вышла на встречу.
— Ничего не вижу, — признался Эштон.
— Увидишь. Потерпи немного.
Над ними поднимался выступ огромной скалы необыкновенно причудливой формы: в одних местах его край представлял собой прямую линию, в других — круто взмывал вверх, чтобы затем отвесно оборваться прямо в море. Высоко наверху лежал огромный валун, прозванный «Негритянской головой», поскольку его форма напоминала африканский профиль. Глубокие расщелины пересекали скалы, как будто их перерезали ножом.
Эштон, Финли и Чэпин выбрали наблюдательный пункт на краю одной из самых больших расщелин, которая обрывалась вниз не меньше чем на сто шестьдесят футов. Давным-давно эти скалы назвали Пургаторскими, что означало «место пыток и мучений». За ними закрепилась дурная репутация — здесь часто гибли пьяные моряки. У основания опасной расщелины с несмолкаемым шумом бились волны.
Эштон вспомнил, какой опасности подвергались он, Чэпин и другие друзья детства, играя здесь, но всегда, даже в юности — а это пора уверенности в своей ловкости и силе, — к этой опасной расщелине они приближались с особой осторожностью.
Только один раз ему довелось перепрыгнуть через эту расщелину — и то не по собственной инициативе или из-за желания продемонстрировать смелость, а по прихоти девочки. В свои пятнадцать лет, когда приходит пора безнадежной и самозабвенной влюбленности, здесь, на краю крутого обрыва, теплым летним днем, напоенным ароматом дикого цикория и терновника, он и Пегги Лиллибридж поклялись друг другу в вечной любви.