Они давно уже поели, со стола было убрано, и они говорили теперь о себе. Альфред сказал, что он вдовец; его сестра, живущая в том же доме, ведет его хозяйство. У него двое взрослых детей и один внук, о котором он ухитрился проговорить целых двадцать минут. После смерти жены он целиком посвятил себя работе в полиции.
Нетте рассказывать было особенно нечего. Она тщательно избегала разговора о последних событиях, хотя вот-вот готова была расплакаться. Поэтому она старалась говорить только о вещах повседневных. Величайшими событиями в ее жизни была болезнь и смерть матери, а также устройство на работу в конторе через год после того, как вышел закон, позволяющий женщинам занимать государственные посты, за исключением, разумеется, военных, церковных и дипломатических. Кстати, это Фредрикка Мария Квам из Трондхейма содействовала такому прогрессу.
При этом Нетта вспомнила не без сочувствия о юной Мали, боровшейся на улицах неизвестно с чем.
Но ее собственная жизнь была плачевно пустой, и она призналась в этом.
Поблагодарив друг друга за приятно проведенный вечер, они разошлись по домам.
— Встретимся, как обычно, на улице, — сказал на прощание Альфред.
Придя к себе домой, Нетта медленно сняла плащ.
«Что за манеры, — рассеянно думала она. — Полное отсутствие всякой культуры!»
Он был добрым одиноким человеком, но он думал, что Брамс — это название грудных капель, после еды ковырял в зубах и в остальном тоже не отличался салонным воспитанием.
Но Нетту это не волновало.
Ее интересовал только Андре.
Ах, опять она почувствовала боль!
Целых двадцать минут говорить о своем внуке!
Он хорошо и опрятно одет, но он собирает с тарелки соус кусочком хлеба!
Надо же, какой варвар!
Начатое письмо к Андре лежало на столе, вызывая у нее угрызения совести. Она все равно не сможет сейчас дописать его до конца.
Прочитав его письмо еще раз, а также утреннюю газету от первой полосы до последней, она решила, что день прожит — вернее, выстрадан.
Сидя на постели в ночной фланелевой рубашке, она снова погрузилась в свои мысли…
Открыв жестяную коробочку, она выложила на тумбочку все таблетки, одна за другой, медленно и методично.
Идеи Мали о борьбе женщин казались Бенедикте просто ужасными.
И однажды она взяла девушку с собой в Кристианию, где проходила встреча Норвежского Женского Национального совета.
— Ты ведь понимаешь, Мали, там находится центр норвежского женского движения, — сказала она на ходу. — Думаю, нам нужно попытаться пристроить тебя туда, да и я с удовольствием сама послушаю все эти выступления.
— Значит, ты тоже веришь в это?
— Конечно! Но у нас дома никогда не было с этим никаких проблем. Мужчины и женщины у нас всегда считались равноправными. И если я встречаю недостойное поведение со стороны мужчин, я просто отношу это на счет их собственной глупости — а это приятно осознавать. Но, конечно, я понимаю, что тысячи женщин страдают из-за этого. Страдают жестоко. Поэтому я совершенно согласна с тобой. Кстати, мне полезно было бы пообщаться с людьми, поближе узнать происходящее. Ты же знаешь, что мы, Люди Льда, имеем склонность пребывать между реальным миром и миром теней.
— Мне кажется, что жизнь Людей Льда на редкость интересна, — сказала Мали.
— И твоя жизнь тоже, — ответила Бенедикта. — Ведь ты — одна из нас.
Мали с благоговением вздохнула.
Услышав выступления умнейших в стране женщин, она захотела познакомиться с ними. Председателем Норвежского Национального совета женщин была по-прежнему Джина Крог, теперь уже пожилая женщина. Заместителем председателя была Фредрикка Мария Квам, родившаяся в Трондхейме. Мали стояла и долго слушала эту темпераментную даму. Ах, как много она знала!
На обратном пути домой она была молчалива.
Наконец, сказала:
— А ведь все они замужем!
— Да, а почему им не нужно быть замужем?
— В нашей уличной группе все были незамужними. Нашим первым принципом была ненависть к мужчинам.
Бенедикта не знала, как ей лучше подойти к этому вопросу.
— Ты… попала там в плохую компанию, Мали, — сказала она. — Есть такие агрессивные женщины, которые разрушают все то, что строят другие. Они терпеть не могут мужчин.
— Что ты имеешь в виду? Говори!
— Они… любят женщин.
— Что? Ты полагаешь, что я была в одной компании с такими?
— Их не стоит осуждать за это, у каждого свои наклонности. Но ведь из-за этого не следует ненавидеть мужчин!
Мали молчала.
— Какой же дурой я была, — призналась она наконец.
— Вовсе нет!
— Да. Здесь, у вас, я научилась хоть какой-то мягкости, и теперь мне вовсе не хочется лупить мужчин по голове.
И ни с того, ни с сего добавила:
— Я просто глупо вела себя с Андре. Бенедикта не решалась ничего у нее спрашивать. Это касалось только ее сына.
— Андре такой прекрасный человек, — продолжала свой монолог Мали, прерывая его длинными паузами.
— Думая об этом…
Они ехали в поезде, прислушиваясь к стуку колес.
— Он был таким милым, — улыбнулась Мали. Бенедикта тоже попыталась улыбнуться.
— Он погладил меня по волосам и сказал… На глазах у девушки появились слезы.
— …что он хотел бы заботиться обо мне. Всю жизнь.
И тут слезы потекли из ее глаз бурным потоком.
— Но я…
Она всхлипнула.
— Но я оттолкнула его и сказала, что обо мне нечего заботиться. Сказала, что мне не нравится, когда обо мне заботятся!
Торопливо вытерев слезы, она нетерпеливо произнесла:
— Как же медленно тащится этот чертов поезд! Мне бы теперь ехать в автомобиле вместе с Андре! И она крикнула проходящему мимо кондуктору:
— Скажи этому канительщику там, впереди, чтобы он подбросил побольше угля и поддал пара!
Бенедикта вздохнула. Алмаз — штука твердая. Много понадобится времени, чтобы огранить его.
Каждый день, идя на работу и обратно, Нетта проходила мимо отеля, и каждый раз у нее возникало чувство скорби и потери при мысли о прекрасном лице Андре, о его сияющей улыбке и излучающих тепло глазах. Он улыбался ей так, словно она значила для него в мире больше, чем кто-либо.
Нельзя забыть такого человека, несмотря на то, что он теперь совершенно вне поля ее досягаемости — в смысле расстояния, своего положения в обществе и, прежде всего, возраста.
Ей удалось закончить свое первое письмо к Андре, полное лживых и наигранных фраз о том, какие теплые воспоминания остались у нее об их совместном времяпрепровождении. Но она все еще не осмеливалась написать имя Мали, называя ее просто «наша подруга».
Впоследствии ей стало легче писать ему письма. Письма приходили довольно часто, им было о чем рассказать друг другу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});