— Где Оркамур? — спросила Майлин.
— Он осматривает свой народ, Госпожа.
— Зло крепко поработало здесь, — она серьёзно кивнула. — Как велико это зло, брат?
— Большая часть стен разрушена, — мрачно проговорил он. Поднятое к нам лицо с глубоко сидящими глазами было лицом человека, вынужденного стать свидетелем разрушения того, что было большей частью его самого. — Но фундамент уцелел.
— С Йим-Сином поступили хуже. А кто эти люди?
— Насчёт Йим-Сина мы знаем. Кто они? Люди, впавшие во тьму, выросшую из откуда-то принесённых семян. Однако они не преуспели в своём зле.
— Они убиты?
— Они сами себя убили, потому что не обратили внимания на стражников, но после себя оставили руины.
— А те… те, кто находился под покровом Умфры… — начала она почти робко. — Что с ними, брат?
— Тот, кого ты держишь в сердце, жив. Некоторые другие отпущены Умфрой по Белой Дороге.
Она вздохнула и, положив жезл на колени, потёрла лоб.
Итак, Маквэд остался жив. Я ухватился за это.
Приступ боли в груди заставил меня отползти назад и свалиться на мат. Последние остатки сил покинули меня.
Яркий свет ударил мне в морду, проник в неплотно зажмуренные глаза. Я попытался отвернуться, но меня удержали. Я вдохнул резко ароматизированный пар, и в моей голове прояснилось. Открыв глаза, я увидел, что лежу в комнате, а Майлин наклонилась надо мной с чашей золотистой жидкости, от которой исходил пар, приведший меня в чувство.
Здесь же находился человек, чьё старое доброе лицо было мне знакомо: когда-то, очень давно, мы с ним сидели в тихом саду и разговаривали о жизни за той звездой, что служит Йиктору солнцем, о людях, выполняющих своё предназначение во многих чужих местах. Это был Оркамур, слуга Умфры.
«Младший брат, — его слова проникли в мой мозг, — ты желаешь… в самом деле желаешь оставить своё теперешнее тело и получить другое?»
Слова, слова… Ну, да, конечно, я этого желаю! Я был человеком — человеком! Я требую человеческое тело. И это поднялось во мне не как простое желание, а как просьба, сконцентрированная со всей силой, на какую я был способен.
— Будь по вашему желанию, сестра и брат!
Оркамур ушёл из моего поля зрения, как бы отплыв назад. Майлин снова наклонилась надо мной с чашей, чтобы оживляющие пары очистили мой мозг.
«Повтори, Крип Борланд, слово в слово: я желаю со всей своей силой избавиться от меха и клыков и снова стоять и ходить, как человек!»
Я медленно и торжественно мысленно проговорил эту просьбу. Мне хотелось бы произнести её вслух, громко, с вершины какой-нибудь горы, чтобы меня услышал весь мир.
— Пей! — она ближе поднесла чашу с ароматной жидкостью. Я стал жадно лакать, мне показалось, что это холодная вода из горного источника. Я не осознавал своей жажды, пока не сделал первый глоток. Это было очень вкусно, и я пил, пока чаша не опустела, пока язык не слизнул последнюю каплю.
— Теперь… — Майлин убрала чашу и выдвинула вперёд одну из лунных ламп. В комнате и так было светло, а теперь стало ещё светлее. — Посмотри на неё! Отпускай, смотри и отпускай!
Отпускать? Что отпускать? Я уставился на лампу. Это был серебряный мир, какой можно было увидеть на видеоэкране «Лидиса», когда корабль снижается над планетой в новой системе: серебряный шар вытягивался, притягивая к себе…
Кто бродит на серебряных шарах, и что они там видят? Из каких-то глубин пришла ко мне эта мысль. Это был не сон, а явь, однако, мне не хотелось открыть глаза и посмотреть, потому что тут было нечто иное, и какая-то осторожная часть меня желала изучить это иное, ничуть не торопясь.
Я глубоко вздохнул, ожидая, что мой нос барска расскажет мне обо всём. Но обоняние как будто усыхало, умирало. Конечно, запахи тут были — аромат какого-то растения, другие запахи, но все они были очень слабыми. Я не решался двигаться, но когда ещё раз глубоко вдохнул, то оказалось, что боль, которая не покидала меня и стала почти частью меня, исчезла! Я открыл глаза. Искажение! Цвета стали, с одной стороны, менее отчётливыми, а с другой — пронзительно яркими. Я щурился и мигал, чтобы окружающее стало выглядеть нормально, но сразу этого не произошло. Потребовались немалые усилия, чтобы заставить глаза снова послушно служить. А ведь это случалось уже один раз — мелькнуло в моей памяти.
Я уставился вдаль. Широкое пространство, стена, в ней окно. За окном колышутся на ветру ветки. Мой мозг легко давал названия всему, узнавая то, о чём сообщали глаза, хотя видели они совсем по-другому. Я открыл рот и хотел облизать свои острые клыки, но язык стал короче и касался зубов, а не клыков барска.
А лапы? Я приказал передней лапе вытянуться в пределах моей видимости, так как не решался ещё поднять голову, и увидел… руку, кисть, пальцы, сгибающиеся по моему приказу.
Рука? Значит, я не барск, а человек!
Я резко сел, и комната, всё ещё какая-то искажённая, стремительно завертелась. Я был один. Я поднял человеческие руки, осмотрел их, потом взглянул на человеческое тело. Оно было бледным, таким бледным, что почти неприятно было смотреть. Это неправильно — я должен быть смуглым. Я сел на край постели и внимательно оглядел своё новое тело, его бледность, худобу, близкую к истощению. Затем ощупал лицо. Оно было явно человеческим, хотя я не мог определить на ощупь, похоже ли оно на лицо похищенного на ярмарке в Ырджаре Крипа Борланда. Нужно зеркало. Я должен УВИДЕТЬ!
Слегка покачиваясь от усилий держаться прямо, как человек, после того как долго бегал на четырёх лапах, я встал и неуверенно сделал шаг вперёд. Руки мои балансировали, пока я покачивался с одной ноги на другую. Но стоило мне повернуться, чтобы подойти к окну, как моё доверие к такому способу передвижения вернулось, будто прежнее умение, забытое на время, снова ожило. Я огляделся, ища глазами мохнатое тело, которое звалось Джортом, но его не было видно. Я так никогда и не увидел его больше.
Комната была маленькой, большую часть её занимала кровать. В противоположной стене была дверь, в углу сундук, служивший также и столом, судя по тому, что на нём стояли на подносе чашки и кувшин. Из Окна несло холодом, так что я вернулся к кровати, снял с неё одеяло и завернулся в него. Мне страшно хотелось увидеть своё лицо. Судя по телу, я был Тэсса — Маквэд…
С некоторым удивлением я обнаружил в себе смутное сожаление о чувствах, которыми так хорошо пользовался Джорт. Похоже, Тэсса обладают теми же ограничениями, что были у бывшего моего тела.
Я подошёл к сундуку и посмотрел на чашку. Она была пуста, но кувшин полон. Я осторожно налил в чашку золотистую жидкость. Она была холодной, прекрасно утоляющей жажду, и по моему телу распространилось ощущение радости бытия, единства с моим новым телом. Я услышал покашливание и увидел жреца с забинтованной головой. Он поклонился и, подойдя к кровати, положил на неё одежду с красными крапинками, какую носят Тэсса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});