Смутные дни! А я-то думала, что меня уже ничто не может удивить. Я — динна-хранительница?! Добрая динна, хранящая в непонятном мире позади Тьмы — и что это за мир? — мною же убитого джерха… Ну и дела, джерх на… Тьфу! И ругательства теперь обрели какой-то новый и странный смысл… или наоборот, к ним вернулся старый, первоначальный…
Я окончательно запуталась. Получается, динны-хранительницы всё-таки существуют. Только у меня её никогда не было… наверное. Не знаю! Ничего теперь не знаю. И всё это потому, что хоринг добавил мне знаний. Д-джерх лукавый! И что мне придётся делать в качестве хранительницы? Надо спросить…
Нет, нельзя спрашивать, не подумав. Что для меня самое важное? Узнать как можно больше про оборотней? То есть про мадхетов и анхайров? Про странные магические ножны с надписью на хорингском языке? Или про магию вообще? Спросить про этот мир за Тьмой? Нет, надо выяснить, что такое сама Тьма! А что, если…
— Скажи, дин Винор, — я с надеждой заглянула в глаза хорингу, — а если ты не станешь тратить силы на рассказ — может, ты не умрёшь?
Хоринг едва заметно покачал головой. Под его раскосыми глазами залегли глубокие тени.
— Так или иначе сегодня мой последний день под небом Близнецов, — прошептал он. — Спрашивай, динна Тури.
Я склонила голову в знак уважения к хорингу. Джерх. Дин. Враг. Друг. Он действительно был для меня одновременно и тем, и другим. Я бы не сумела ответить, какая из противостоящих частей перевешивает. И ещё мне по-прежнему мучительно хотелось прильнуть губами к его запёкшимся от предсмертной жажды губам.
— Расскажи мне, дин Винор, — попросила я, — как добраться до У-Наринны.
…Переход через горы оказался неожиданно лёгким. Впрочем, одно испытание меня всё-таки ожидало. Но совсем не такое, как я предполагала.
Я вообще мало чего боюсь, но горы поначалу нагнали на меня страху. Наверное, с непривычки. Никогда прежде я не бывала в горах. Да и память о вчерашнем землетрясении была ещё неприятно свежей. Мне всё время казалось, что скалы начнут рушиться, рассыпаться каменным крошевом под копытами коня. И приходилось поминутно убеждать себя, что я опасаюсь напрасно.
Когда я осмотрелась после… ну, в общем, когда над могилой хоринга был сложен маленький курган из камней, и у меня больше не осталось дел на стоянке, я осмотрелась и увидела, что нас окружают скалы, что дальше тропа идёт по гребням холмов, а ещё дальше путь преграждает вторая скальная гряда, выше и опаснее первой. И мне стало не по себе.
Но Ветер, на которого я погрузила наши заново сложенные пожитки, ступал по каменной тропке над пустотой уверенно и невозмутимо. И вулх как ни в чём не бывало трусил впереди, опустив голову — надо полагать, он и среди скал вынюхивал какую-то живность по своей звериной привычке. Спокойствие спутников меня приободрило. Хотя по сторонам я всё равно смотрела с одной-единственной целью: заметить любую возможную неприятность прежде, чем она свалится нам на головы.
Вскоре после полудня мы уже перевалили через первую гряду. Ветер стал взбираться по тропинке, вьющейся среди осыпей и обнажений, начиная восхождение ко второму перевалу. И тут меня неожиданно проняло. Всё это время я исподволь проникалась красотой окружающих нас гор, и вдруг эта красота обрушилась на меня, потрясла меня до основания и погребла мой страх под лавиной новых впечатлений.
Я захлебнулась простором.
Мы словно повисли в невесомой пустоте, насквозь пропитанной горячим светом Четтана. Как будто земля перестала тянуть нас к себе и легонько подтолкнула в небо.
Верх и низ поменялись местами. Я легко и ликующе падала навстречу красному солнцу.
Здравствуй, бог!
Я, женщина-карса, — дитя твоё.
Я родилась под твоими лучами. Ты сделал меня такой, какая я есть. Я всегда была подвластна тебе.
Почему же я только сейчас увидела подлинную красоту мира? Почему только поднявшись к тебе ближе, о Священный Близнец, я поняла, что ты воистину бог?
Что-то сдвинулось в моей скомканной душе оборотня и наконец-то заняло правильное место. Больше никогда не назову я свою кровь нечистой. Горячим пламенем Четтана пылает она у меня в жилах… Слышите, Чистые братья? Слышите, лиловые убийцы?! Это моё солнце!.. Это мой мир!
Благодарю тебя, жизнетворное светило.
Ветер деликатно переступил с ноги на ногу, возвращая меня с небес к насущным проблемам.
— Ох, — почему-то шёпотом сказала я, ощупывая свою голову. — Скажи, Ветер, не много ли мне выпало сегодня откровений? Голова выдержит?
Вороной звонко и весело заржал. Кажется, он был уверен во мне больше, чем я сама.
Красный как кровь Четтан клонился к закату. Я ехала по извилистому ущелью, отпустив поводья и погрузившись в размышления.
Но думала я не о том, что рассказал мне хоринг сегодня утром, и не о том, что открылось мне над пропастью в жаркий послеполуденный час. Причём я странным образом была уверена, что второе откровение было бы невозможным без первого — как будто речи Винора расшевелили во мне нечто, до сих пор лениво дремавшее в глубине души. Нет, все связанные с хорингом воспоминания были упрятаны в отдельный ларец моей памяти, а ларец закрыт и запечатан. Когда-нибудь я разберусь с ним — но не сейчас. Я почувствую, когда настанет время думать об этом.
До сих пор в моей памяти был только один такой запечатанный ларец. Я задумчиво провела пальцем над правой бровью и дальше по виску. В первом ларце лежала боль, которую я до сих пор — вот уже девять кругов — не могу растворить в себе. Потому что не знаю всей правды о том, что случилось со мной во время зверя. Знаю только отголоски, рождённые теми давними событиями в человеческой половине моей души.
Во втором ларце боли тоже оказалось предостаточно. Но ключом к нему была улыбка. Ослепительная и неотразимая улыбка умирающего хоринга.
Отложив на «когда-нибудь потом» воспоминания утра и дня, я обратилась мыслями к тому, что произошло со мной сегодня на пересвете. Даже точнее будет сказать — до пересвета.
Моё человеческое сознание попыталось проснуться до захода Меара, когда моё тело ещё оставалось телом зверя. И попытка эта мне изрядно не понравилась.
А не понравилась она мне потому, что моё человеческое «я» было совершенно беспомощным. Я не могла управлять телом Карсы, я только видела, слышала и обоняла то, что воспринимали звериные органы чувств. Но ведь пробуждение в теле зверя случилось со мной впервые. Что, если в следующий раз я сумею им управлять?
Карса, судя по всему, видит и ощущает мир не так, как я. И краски, и запахи — всё для неё иное. А то, что я потрогала бы пальцами, Карса ощупает своими длинными кошачьими усами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});