маршем провёл армию через сирийскую территорию и без промедления вступил в сражение.
На шестой день после этих событий в Сенате появился уставший посланец Цезаря с донесением, где были начертаны три слова:
«Veni, vidi, vici» (Пришёл, увидел, победил)».
Глава тринадцатая. Тяжкое бремя супружества
Отец и дочь
В конце пребывания в Киликии Марк узнал досадную новость – дочь развелась с Публием Крассипедом, с которым во втором браке прожила пять лет – для отца событие невероятно печальное! Любимая Туллиола не посоветовалась с ним, когда решалась на развод, возможно, он бы повлиял на ситуацию. С другой стороны, она взрослая, в состоянии сама прогнозировать собственные действия, но что произошло на самом деле, ему не удалось выяснить. Возможно, сыграла неказистая внешность мужа. Он был настолько мал ростом, что, когда Марк впервые увидел его, опоясанного мечом, невольно воскликнул:
– Кто привязал моего зятя к мечу?
После развода Цицерон сохранил с Крассипедом дружеские отношения, посодействовал в устройстве на доходную должность. Подыскивая дочери нового мужа, просматривал окружение друзей и единомышленников, хотя знал, что в третий раз надеяться на чувства избранника к его дочери не следует. Нынешние женихи ценят в женщинах не столько природные достоинства, сколько приданое и знатных родителей.
Цицерон остановил выбор на Сервии Руфе, молодом человеке из семьи уважаемого консула. Руф придерживался умеренных взглядов, тоже призывал враждующих политиков к примирению, как и Цицерон. Но Туллия поступила по-своему – не зря отец с детства приучал её к самостоятельному мышлению. Она влюбилась в Корнелия Долабеллу, не задумываясь, что он моложе на десять лет. Её не насторожило, что избранник недавно развёлся с женщиной, намного старше его, на которой, как говорили, женился из-за богатого наследства. Сердцу не прикажешь – Долабелла понравился Туллии с первого взгляда: атлетически сложенный, умный, с прекрасными манерами, из порядочной семьи. Теренция, супруга Марка, одобрила выбор дочери.
Марк доподлинно знал, что Долабелла пользовался в обществе дурной славой – Цицерон дважды выступал в суде его адвокатом в делах по обвинению в… убийстве! А ещё молодой человек отличился тем, что подавал донос на Аппия Клавдия «за оскорбление величия римского народа при исполнении должности наместника». Одно утешало Цицерона – очередной зять и его влиятельная семья находились в политическом союзе с Гаем Цезарем. Понимая, что всё свершилось, брачный договор подписан, отцу оставалось надеяться, что для дочери на этот раз жизнь сложится счастливо.
Смирившись с выбором дочери, Марк придерживался мудрого правила – не вмешиваться в их семью. С зятем имел ровные отношения и даже давал уроки красноречия. Родные и друзья Долабеллы, зная его легкомысленность, надеялись, что женитьба на дочери уважаемого политика образумит его, а скромность Туллии и разумная забота о семье обуздает его пороки. Увы…
Супруг Туллии продолжал себя вести, как жила в Риме остальная молодежь из аристократических семей. И после женитьбы не оставил прежних увлечений: шумел по ночам в компаниях на улицах под окнами женщин, «бывших в моде». Увлёкся Цецилией Метеллой, замужней женщиной, прославившейся любовными приключениями. Недавно Рим потрясла новость, что сын известного трагического актера Эдипа разорился по её вине. На обеде в её честь этот безумец растворил в вине жемчужину ценностью в один миллион сестерциев(!) и выпил. С этой особою и связался супруг Туллии.
Долабелла скоро растратил своё состояние и стал подбираться к приданому Туллии. Когда же она его упрекала, он «грозил отослать её от себя»… Догадываясь о том, что происходит в доме зятя, отец советовал дочери развестись. Но Туллия, как видно, сильно и мучительно любила супруга, отчего ни в какую не соглашалась на уговоры отца «всё бросить и уйти». Вконец расстроенный Марк признался Аттику: «…Я уничтожен и сражен глупостью моей дочери, несчастнейшей девочки; ничего подобного, по-моему, не рождалось. Если я чем-либо могу сколько-нибудь ей помочь, жажду твоего совета».
Туллия разрывалась между отцом и мужем. Месяцами жила в доме родителей, возвращалась к мужу, который не менял дурных привычек. Марк возмущался и восхищался дочерью: «…Ее доблесть, право, удивительна, – написал он Аттику. – Как она переносит бедствия государства, как переносит домашние неприятности! Какое присутствие духа при моём отъезде! Существует любовь, существует высшее единение».
Однажды после очередного скандала Туллия нашла в себе силы и рассталась с мужем. Это случилось, когда Долабеллу призвали в армию Помпея, откуда он переметнулся к Цезарю. Об этом Туллия рассказала отцу, когда появилась в его доме, как и о том, что забеременела…
Несмотря на слабое здоровье, Туллия и в тридцать лет желала родить ребёнка и в надежде на восстановление нормальных семейных отношений не решалась на развод. Вот и сейчас, узнав о беременности, написала супругу в армию нежное письмо, но ответа не получила. Это стало решающим доводом для окончательного разрыва.
* * *
Обострение политической обстановки в обществе, гражданское противостояние, преследование отца внушало страх, угнетало беременную Туллию. Начались преждевременные роды, и мальчик, прожив несколько дней, умер. Семья Цицерона погрузилась в глубокую печаль…
Хлопоты домашнего лекаря дали немного, после родов Туллия выглядела совсем бледной, почти ничего не ела. Сильно исхудала и целыми днями лежала в постели.
Обеспокоенный состоянием дочери, Марк засиживался в библиотеке до глубокой ночи, перечитывал труды Гиппократа, выискивая описание снадобья. Трепетный свет лампадария освещал поверхность стола с рукописями; всё остальное погрузилось в сумерки…
Марку показалось, что в наружную дверь дома кто-то постучал. Он прислушался… Через мгновение стук повторился… Марк удивился тому, что слуги не просыпаются… Озадаченный, прихватил светильник и прошёл сумрачными коридорами к выходу…
Открыл дубовый засов. За дверью никого не было… От порыва ветра светильник погас, дверь захлопнулась…
Марк поспешил вернуться в дом, на ощупь добрался до спальни и с отяжелевшей головой лёг спать…
Утром он проснулся от истошных криков… Умерла Туллия!..
Храм Туллии
Отец не успел к умирающей, не смог прильнуть к губам дочери, вдохнуть её последний выдох. Она умерла неожиданно для всех, тихо. Рабы и слуги громко оплакивали усопшую. Причитали, выкрикивали её имя, чтобы удержать отлетавшую душу… Тело уложили на пол – чтобы оно коснулось земли; в домашнем очаге погасили огонь, затем послали слугу в храм Либитины, богини смерти и погребения, – пригласить ритуальных жрецов с похоронными принадлежностями.
Вскоре огромный дом Цицерона наполнился полликторами – людьми, совершающими обряд до места последнего упокоения, от умевших бальзамировать труп и до носильщиков, плакальщиц, флейтистов и хористов.
* * *
Соболезнования и утешения Цицерону присылали со всех концов Италии. На огромное горе отца отозвался каждый, кто хотя бы раз имел с ним дело. Поразил Сервий Руф, кандидатуру которого Цицерон не так давно рассматривал на роль зятя. Соболезнуя, он поделился впечатлениями о недавней поездке в Грецию, проведя сравнение страшной утраты отцом дочери с гибелью некогда цветущих городов по вине римлян, обративших поселения в прах, ввергнув жителей в нищету: «…И вот я размышляю сам с собой: “Что же мы, жалкие людишки, возмущаемся, если умрёт или будет убит кто-нибудь из нас, кому дана краткая жизнь, когда здесь, в одном этом месте, мёртвыми лежит столько городов? Смирись же, Марк, и помни, что ты рождён человеком!”»
Письмо Сервия Руфа не оставило Цицерона равнодушным. Как правило, он не отвечал на подобные письма или отделывался коротенькими записочками с благодарностью.