ненавидит тиранов. Это Помпей. Его не хотят видеть, его преданность законам устарела, все размышления на этот счёт утратили всякий смысл».
Цицерон решил ещё раз «спрятаться от всех проблем» в родном Арпине. Для этого имелся подходящий повод – семейное торжество по случаю совершеннолетия сына Марка. Поселился он в старом родительском доме, который давно уже передал брату Квинту. Здесь и случилась большая неприятность для всей семьи…
Причиной стал сын Квинта: юнец, наслушавшись откровенных разговоров своих близких, сгоряча вдруг написал Цезарю, своему кумиру, что не разделяет точку зрения на политику ни родного отца, ни дяди – Марка Цицерона. Цезарь, прочитав письмо, удивился и немедленно отправил в Арпин воинов, приказав сопроводить юнца в Рим, где долго расспрашивал о Марке Цицероне, выведывая «чёрные замыслы». Это был удар для всех Цицеронов!
Поступок племянника сильно возмутил Марка, он требовал от брата наказать сына, но тот объяснил это «детской болезнью роста», после чего братья надолго поссорились…
* * *
После этого случая Цезарь воспринимал Марка Цицерона ещё не как врага, но относился к нему сдержанно и говорил своим людям:
– Я сильно огорчён! Придётся, очевидно, прибегнуть к советам других лиц, поскольку едва ли буду теперь рассчитывать на Цицерона.
Марк рассудил, что в этой ситуации будет лучше, если он на какое-то время уедет из Италии – подальше от Помпея и Цезаря. Так будет лучше для всех…
Глава двенадцатая. Диктатор поневоле
На распутье
После неудач в пределах Италии Помпей перенёс военные действия в Грецию, затем в Македонию и Эпир, где у него как у главнокомандующего стояли в резерве сенатские легионы. Рим, в одночасье лишившийся законной верховной власти, ожидал прихода нового правителя. Когда это случилось, оставшиеся сенаторы вручили Цезарю чрезвычайные полномочия для формирования всей структуры государственного управления. На это ему понадобились одиннадцать дней: он провёл выборы двух консулов, одним стал сам; назначил наместников в провинции и других должностных лиц, заполнил вакансии в жреческих коллегиях, приравненных к государственным структурам.
Чтобы жители Рима не скучали, новый консул распорядился организовать праздник в честь Юпитера, на котором римляне увлечённо наблюдали в цирках за сражениями гладиаторов и травлей диких зверей, на улицах шли представления фокусников и циркачей, на стадионе состязались атлеты, а юноши из знатных семей правили колесницами. Цезарь несколько раз порывался принять участие в конных состязаниях, но после опасного падения с повозки больше не рисковал. Самое сильное впечатление оставил почти настоящий «морской бой» – навмахия. Для этого Цезарь велел выкопать целое озеро, где разгорелось сражение между военными судами – биремами, триремами и квардиремами со множеством воинов…
Чтобы увидеть всё своими глазами, перед праздником отовсюду в Рим прибыло столько народу, что приезжие ночевали в палатках на улицах и в переулках; «а давка во время праздника была такая, что многие были задавлены до смерти, в том числе два сенатора»…
Цезарь в качестве консула обязал представителей Народного собрания даровать права римских граждан всему населению Транспаданской Галлии – провинции, где он был наместником. Такое случилось в истории Рима впервые! Цезарь даровались такие же права жителям испанского Гадеса, к управлению которого имел отношение. Добился принятия закона о возвращении из изгнания римлян, осужденных в консульство Помпея, и обязал восстановить кредитные отношения, нарушенные из-за гражданской войны; соответственно, должникам строго советовал возвращать кредиторам долги.
Первые постановления и действия нового диктатора вызывали у римлян приятное удивление: вместо расправ с противниками и неминуемых при этом проскрипций пленники получали свободу, с оставшимися в городе сенаторами обошёлся чрезвычайно мягко. Перед тем как оставить по своим делам Рим, Цезарь провёл щедрую «хлебную раздачу» малоимущим жителям.
На время своего отсутствия хозяином города он назначил предводителя всадников Лепида, а своему трибуну Марку Антонию поручил следить за настроениями граждан.
* * *
Марк Цицерон болезненно воспринял военные поражения Гнея Помпея, как он говорил, ему «показалось, что в мире погасло солнце»… Осознавая, что во время войны за республику он отсиживается у себя на вилле, ему становилось стыдно. Но признание собственной слабости не приносило облегчения; он не был в состоянии изменить образ жизни, и это ещё больше приводило его в состоянии тоски. Не утешали ни чтение книг, ни сочинительство, ни прогулки по местности.
Написал Аттику, что надумал «улететь отсюда, подобно птице»… А когда друг попросил уточнить, что это значит, ответил: «Я не хочу быть соучастником победы Помпея над Цезарем, и при этом не откажусь разделить его трагедию, если он проиграет… Никто меня не осудит: ведь я покидаю победителя Цезаря, а не побеждённого Помпея».
Первым делом Марк посоветовался с дочерью. Поначалу Туллия испугалась за отца, да и за себя тоже. Несколько дней находилась в удручённом состоянии, но, когда услышала жаркие объяснения отца, одобрила:
– Отец, за нас не волнуйся, поступай, как велит тебе совесть. Ты же так меня учил?
Слова любимой дочери обнадёжили отца, и он не изменил своего решения.
Цезарю стало известно о намерениях Цицерона в то время, когда он находился за пределами Италии. Новость потрясла его; сжав в кулаке письмо, он выскочил из палатки и ворвался к Марку Целию. Называя себя другом Цицерона, в последнее время тот переписывался с оратором, зазывая на службу к Цезарю.
Сильное возмущение выдавала краснота, проявившаяся на посеревшем от забот лице Гая Цезаря.
– Ты можешь сказать, что задумал твой друг? – вскричал он с раздражением. – Я был уверен, что мы договорились! Ведь я ему предложил отличную должность – место своего друга! Что ещё?
Цезарь нервно схватил Целия за руку и посмотрел в глаза. Заметив растерянность, отпустил, затем строго приказал:
– Сейчас же пиши Цицерону! Употреби своё влияние на него, удержи от фатального шага, иначе случится беда – это Цезарь говорит!
Целий написал Марку сообщение об ужасном настроении Цезаря. Умолял Цицерона одуматься, не губить себя и детей последствиями, если тиран разгневается – он и так вне себя!
Пока Целий сочинял письмо, Цезарь вдруг надумал сам написать, другое: называл Цицерона другом и просил не ездить в лагерь противника, «когда его дело проиграно»… Но в конце предупредил, чтобы «друг» не делал опрометчивого, необдуманного шага…
Потом ещё, не рассчитывая на понимание ситуации, на разумность Цицерона, Гай Цезарь поручил Марку Антонию всеми мерами мешать отъезду оратора, и тот рьяно взялся за поручение: ежедневно отсылал Цицерону посыльных с письмами, уговаривая его остаться «ради безопасности семьи». Когда же Антонию надоело любезничать, он пригрозил Марку арестом, если только будет замечен его отъезд, объясняя тем, что это приказ Цезаря. Подобные письма с угрозами, как ни странно, дали обратный эффект: они укрепили Марка в принятом решении – отправиться в лагерь Помпея, «пусть к обречённым на смерть, чтобы разделить их участь, думая уже не об этой короткой жизни, но о жизни вечной»…
* * *
Летней ночью Марк попрощался с семьёй, сел в крытую повозку и отправился в Брундизий, не привлекая нездорового внимания. Через три дня он стоял на палубе следовавшего в Эпир грузового судна, наблюдая за юркими дельфинами, пересекавшими курс. Но вместо радости от встречи с общительными морскими существами Марк ощутил холодок неприятных предчувствий – будто едет навстречу