Читать интересную книгу История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей - Иштван Фекете

Бабушка принесла пирог — не Элфи послала на кухню, а сама принесла! — и стала расспрашивать о домашних. Как поживают, что делают? И бабушка узнала, что они пошли на прогулку к горе Хармашхатар вместе с соседями Биркашами и детей взяли с собой. А ее, Элфи, почему оставили дома? Да потому, что Элфи не захотела с ними идти, и мама отпустила ее.

Разговор то и дело прерывался. Каждый раз бабушке приходилось ломать голову, о чем бы еще спросить. Много ли работы у дяди Шандора? Заготовили ли дрова на зиму и сложили ли их? Ведь для такой большой квартиры потребуется не меньше сорока центнеров. Дедушка ни разу не пришел ей на помощь, он все время чинил клетку. Крошка летал по комнате и, как всегда, то садился на плечо дедушке, то цеплялся коготками за занавеску, а потом сел прямо Элфи на голову. Он давно уже облюбовал себе это местечко.

Вдруг у Элфи ни с того ни с сего сорвалось с языка — право же, она и сама не знает, как это получилось, — что она скоро будет учиться пению.

Может, она сказала это потому, что бабушка, расспрашивая обо всем, не поинтересовалась, ходит ли она в парикмахерскую. Ведь бабушке даже в голову не могло прийти, что дядя Шандор заставил ее бросить работу. Видно, дядя Тони не интересовался, не расспрашивал о ней. И каким-то образом надо было поведать бабушке эту большую, самую большую новость, рассказать об этой перемене в ее жизни, что она уже больше не парикмахер.

— Это что еще за новость! — удивилась бабушка. — Неужто мать хочет сделать из тебя артистку?

Заговорил и дедушка:

— Для этого нужно учиться. Очень много учиться!

Попугай Крошка в этот самый момент, слетев с головы Элфи, сел на стол и начал клевать пирог.

— Прогони ты этого наглеца! — раздраженно проворчала бабушка. — Он и без того отъелся у нас, как свинья!

Элфи взглянула на попугая, и ей показалось странным бабушкино сравнение. Он вовсе не похож на свинью. Может быть, эти слова относятся не к Крошке? Бабушка чем-то другим раздражена.

— Мать у тебя тоже всегда мечтала об этом. Как вижу, все начинается сызнова, но теперь уже с ее дочерью…

— Это так просто не дается, — опять вмешался в разговор дедушка. — У вас с матерью одна беда — и ты и она учиться не захотели.

Элфи неважно себя чувствовала, попав под такой перекрестный огонь.

— Мама и теперь учится! — в запальчивости выболтала она тайну матери.

— Кто? Твоя мать?

— Учится петь, — выдавая ее с головой, добавила Элфи, и в глазах ее блеснули слезы.

Почему они обижают маму? Бедная мамочка! За что они разбивают ее мечты, отнимают надежду?

— А дядя Шандор знает? — быстро спросила бабушка, причем так резко и внезапно, словно выстрелила каждое слово.

Элфи не ответила. А между тем ей, разболтавшей секрет матери, следовало бы попросить бабушку, чтобы она хоть дальше не передавала, никому не рассказывала, в противном случае это может кончиться так же плохо, как и та, другая ложь.

— Вы прямо-таки с ума там посходили со своей мамой! — сказала бабушка. — Только этого еще не хватало! А впрочем, какое мне дело! Все, что было в моих силах, я сделала для вашего воспитания — и твоего и твоей матери. А теперь поступайте как знаете, хоть головой о стенку бейтесь.

После этого Элфи уже не решилась, не могла сказать, что перестала ходить в парикмахерскую. Раз бабушка об этом не знает, пусть остается в неведении. Во всяком случае, пусть не знает сейчас. Вот бы она подняла шум, если б узнала, что внучку даже ремеслу не учат, хотят оставить без профессии. Элфи захотелось уйти, немедленно, сейчас же! Теперь уже ей не хорошо здесь, как было вначале, и каждая лишняя минута причиняет новые страдания, и она чувствует, что бессильна повернуть все в обратную сторону, чтобы снова стало хорошо. Элфи встала. Ведь она только за тем пришла, чтобы поблагодарить бабушку за платье. А теперь пора обратно в школу танцев.

Бабушка, видимо, чувствовала то же самое, потому что не стала ее удерживать. От ее обычного покоя в послеобеденный час не осталось и следа. Надо же случиться такому: дочь учится петь и внучку прочат в артистки или что-то в этом роде!

В школу танцев Элфи не пошла. Не было никакого желания. «Рядом с поповским домом, возле самой аптеки, Катика живет…» До чего же эта мелодия режет ей сейчас уши! Улица пустынна, редко какой-нибудь прохожий попадается. Без нескольких минут пять часов. Куда бы пойти теперь? Вернуться в пустую квартиру? Но у нее даже ключа нет. Раньше девяти часов мама вряд ли вернется, а до тех пор ей не попасть домой.

Она вышла на Большое кольцо. Остановилась у ближайшего кинотеатра. «Все билеты проданы». И, кроме того: «Дети до шестнадцати лет не допускаются». Ну, это, положим, полбеды, но вот без билета не пройдешь.

Элфи прошла дальше, на площадь Октогон. При чем тут она, если там кондитерская, в которой работает Арпад? Разве ей запрещается гулять по Бульварному кольцу? Да ведь Арпада в воскресенье во второй половине дня все равно нет. А если бы и был, он работал бы в цехе, во дворе, и просто не мог бы увидеть ее, сколько бы она ни торчала перед витриной или у прилавка в самой кондитерской. Но она не зайдет туда, ни в коем случае не зайдет одна.

Элфи повернула обратно и дошла до улицы Вешелени. Там проходит пятый автобус. Впрочем, отца, пожалуй, дома нет. Наверняка нет. Тем не менее она села в автобус. Все-таки тоже пройдет какое-то время. У нее всего два форинта: хватит на проезд туда и обратно, но ни на одну остановку дальше! Точь-в-точь! Отца действительно не оказалось дома. Дверь открыла жена соседа. Из одной комнаты доносился детский плач. Растрепанная молодая женщина, словно читая мысли Элфи, предложила:

— Что ж, посидите, может, дождетесь!

Сказала она это нехотя, сквозь зубы, и лишь во взгляде ее можно было прочесть сочувствие. Такое натянутое отношение говорило о том, что тетя Мици и соседка были в ссоре. Соседи почти всегда ссорятся. Элфи знала, как раздражает тетю Мици плач младенца, она его не переносит.

Но сочувствие в глазах женщины адресовано одной лишь Элфи. Соседи все-таки тоже люди! Нетрудно понять, что у девочки, пришедшей в воскресенье во второй половине дня к своему отцу, который не живет с ее матерью, не очень-то завидная доля. У всех просыпается жалость к ребенку, который при живых родителях остался, по существу, сиротой.

Элфи до самого вечера просидела в комнате соседки и нянчила ребенка. Это был голубоглазый, большелобый, бледный ребенок, капризный, но она все-таки добилась своего: он перестал плакать и заулыбался.

Соседка была дома одна. Муж, наверное, ушел куда-нибудь развлечься, может быть, играть в карты к своему другу. Увидев, что Элфи занялась ребенком, женщина вышла на кухню, помыла посуду, выгладила белье, потом угостила Элфи чаем и калачом.

Уже восемь часов вечера, но ни мужа соседки, ни отца все нет и нет.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала Элфи, вставая из-за стола. — Больше не могу уже ждать, пойду домой.

Дома пришлось немного постоять у двери, потом пришла семья. Дунди бросилась к ней, протянув ручонки. Дядя Шандор похвалил Элфи, что она вовремя пришла домой, и спросил, как поживают дед и бабка.

VIII

В школу танцев ходят и моложе Элфи и гораздо старше ее. Есть даже несколько мальчиков в коротких штанах, в прошлом году окончивших восьмой класс, но среди записавшихся девушек можно встретить и постарше Элфи. Правда, приходя сюда, они вроде бы стыдятся того, что до сих пор не научились танцевать. Иначе почему же они так краснеют или пугливо озираются, словно их в любую минуту могут поднять на смех? Именно к числу таких и принадлежала та девушка, которую Элфи видела на танцах впервые. Эта одних с ними лет девушка ходила на курсы, по-видимому, отнюдь не потому, что безумно любила танцы. Скорее всего, у нее просто не было подруг и вообще знакомых. Да и одевается и говорит она, как провинциалка.

Пожалуй, действительно есть что-то комичное в том, как они во время урока ходят по кругу, сложив за спиной руки, а танцмейстер, хлопая в ладоши, отсчитывает: «Раз, два! Раз, два!..» Он невысокого роста, подвижный, обаятельный и ловкий. У него красивая жена. Когда у него урок, она обычно ждет в вестибюле. Очаровательная черноокая женщина с милым лицом; ей не больше двадцати трех лет. Особенный восторг вызывает у Элфи то, что она брюнетка.

Если Элфи когда-нибудь станет певицей, то обязательно выкрасит волосы в черный цвет. Жаль только, что глаза не научились красить в черный цвет. Даже в Америке и то, пожалуй, не умеют еще.

«Если когда-нибудь станет певицей…» Элфи наперекор всему лелеет эту мечту, хотя почти уверена в ее несбыточности. Она и прежде не особенно верила в реальность этой сказки, а дед и бабушка лишили ее даже этой чуть теплившейся надежды. Но она продолжала упорствовать. Скорее перестанет ходить к бабушке, но настоит на своем. В течение последнего времени, как заветный ларчик, хранила она в сердце свою затаенную мечту. Она знает, что ларчик пуст, и поэтому особенно боится открывать его, чтобы не убедиться в этом.