железа. Когда-то Любава расписала ворота узором: огненным пятном на них разместилась Жар-птица, под ней – вечнозеленый дуб, Мировое дерево. Чуть поодаль – райский сад, каким его представляла Любава. Последняя память о дочери, ведь дворец с ее рисунками уже уничтожен. И последняя память о самом Берендее – некому продолжить его род.
Раздался оглушительный треск – ворота не выдержали. Сквозь образовавшийся проем полезли враги.
– Руби! – закричал Берендей и бросился в атаку.
Пот застилает глаза, в горле пересохло, левый рукав намок от крови. Слышно тяжелое дыхание сзади – кто-то прикрывает спину царя. Мелькание лиц, переплетение тел, когда меч выбит из рук, а ты тянешься к горлу врага, чтобы с собой, чтобы не одному услышать призыв смерти. Давишь ему глаза, вырываешь язык. Посмотри, Яровит, на мой дар тебе! Эти трупы врагов тебе посвящаю ради твоей последней схватки с Чернобогом. Отомсти за нас.
Слева под лопаткой становится нестерпимо горячо, и Берендей падает на колени. Он еще пытается встать, но ноги отказывают ему, как и руки, которые неожиданно налились тяжестью. В предсмертном забытье царь видит, как в ворота медленно проходит огромный конь вороной масти. На нем сидит человек исполинского роста, его мышцы бугрятся подобно узлам, а лицо скрыто маской, сделанной из морды козла. Над головой Чудища Поганого развевается стяг Чернобога. Это последнее, что различает Берендей, перед тем как отправиться в путешествие по Молочной реке через райский сад Ирий в Пра-океан. И в этот момент он слышит нежный перезвон колокольчиков – пора домой.
Глава 2
Хлад
Лада резко села. После сна мутило, она с трудом сдержала рвотные позывы.
– Что с тобой? – с тревогой спросил Лель.
Лада закрыла лицо руками.
– Мы опоздали, – ответила она.
– Куда? – не понял бог любви.
– Берендей погиб, как и его царство.
– Он бы прислал сокола, – возразил Яровит. – Если бы положение стало безвыходным.
Лада отняла руки от лица.
– Он не верил, что мы придем на помощь.
Некоторое время она сидела молча, а потом пересказала сон. Воцарилась тишина.
– Думаешь, это правда? – Лелю было трудно поверить в случившееся.
– Да.
– Надо отправляться к Берендею, – решил Лель.
– Нам нужно в Правь, – возразил Яровит, – чтобы решить вопрос с темными богами раз и навсегда.
– Он молился тебе, Яровит, – произнесла Лада, – просил о мести. Они же все там умерли.
Бог воинов поперхнулся воздухом. Он долго откашливался, а потом просто махнул рукой.
– Мы всегда поступали так, как правильно, – Лада говорила ровным голосом, – только ни разу это не принесло нам счастья и удачи.
– Я тоже так считаю, – неожиданно поддержал ее Посвист. – Мы должны убедиться, что с Берендеем все в порядке. Или нет.
Лада залезла на Мглу. Ею овладело странное оцепенение. Все-таки душа устает от страданий и защищается от горя равнодушием. Больше всего ей хотелось, чтобы сон оказался мороком, но Лада уже знала – это видение истинное. Она безучастно смотрела вниз на леса и поля, над которыми пролетали крылатые кони. Ни одной мысли, ни единой эмоции. Лада старалась не представлять, что она увидит, что ее ждет. Сейчас главной ее заботой было выдержать многочасовой перелет, даже волшебные кони не умели мгновенно перемещаться.
Они летели до позднего вечера, когда Яровит принял решение устроить привал.
– Нужен отдых, – объяснил он, – хотя бы на несколько часов. Как рассветет, продолжим путь.
Охранять лагерь оставили Крака, пусть и без особой надобности: кони были отличными сторожами. Лада изо всех сил старалась не провалиться в сон, но глаза налились тяжестью, и вскоре она уже спала. Последним, что успела подумать Лада, было: «Вот и весна кончилась».
Ей повезло: ничего не снилось. Через четыре часа Ладу разбудил Яровит, и после скорого завтрака они начали собираться. Настроение снова изменилось: вчерашнее отупение сменилось тоской. Словно Ладу макнули в черную краску, и теперь она несмывающимся пятном осталась на душе. Кони с каждым взмахом все больше удалялись от Золотого царства, под ними проносились бесконечные леса, разбавленные озерами, реками и зелеными вкраплениями полей.
К обеду Лада была без сил – сидеть на кобылке было тяжело, разнылись мышцы бедер и спины. Во время краткой остановки Лада смазала их мазью Яровита, тогда немного полегчало. Жаль, что для души такого средства не придумали: раз, и тревога бы отступила, сменившись целительным спокойствием. Или есть? Что-то Лада слышала про воды забвения. Выпил – и забыл про все. Но так тоже плохо. Получится, что в Ладиной судьбе не было родных и близких, никакой памяти о них не останется. Вот и не знаешь, что лучше: потерять или вообще не иметь?
К Берендееву царству приблизились к концу дня. Лада различила вдали серое пятно и не сразу сообразила, что это город ее деда. Дернулся правый глаз, затем еще и еще – нервы не справлялись со стрессом. Сердце сжалось от тоски: неужели сон сбылся? Пусть Лада чувствовала, что он вещий, но все же был крохотный шанс, что она ошиблась. Выдала страхи за действительность.
При подлете стало ясно, что сбылись худшие ожидания – город был разрушен. Не виднелась маковка царского терема, в стенах зияли провалы. И черные плеши везде – следы пожара. Кони занервничали, они явно что-то учуяли. А потом подул ветер, и Ладу чуть не вывернуло наизнанку от запаха разложения. Она заткнула нос и начала дышать ртом.
– Посвист! – крикнул Лель. – Сделай что-нибудь.
Ветер стал дуть в другую сторону, и Ладе полегчало.
– Уже несколько дней прошло, – Яровит потемнел лицом.
Они слезли с коней возле главных ворот, те были разбиты. Лада сделала шаг и остановилась: на уцелевшей створке висел Берендей, он был пришпилен мечом. Тело царя раздулось и стало синюшного цвета, лицо облепили мухи. Лада смотрела и не могла отвести взгляд: мухи шевелились, и казалось, что Берендей что-то говорит.
– Пошли отсюда, – Лель потащил ее прочь, Лада послушно дала себя увести.
– Может, там кто-то живой? – она порывалась вернуться в город.
– Нет там живых, Крак все проверил, – хмуро ответил Лель. – Мы опоздали.
– Проверьте и вы, – Ладе казалось, что кто-то же должен уцелеть.
Посвист набрал в легкие воздуха и заорал:
– Есть кто живой?!
Ветер разнес его слова по выжженному городу, но ответом послужила тишина. И тогда Лада заплакала. Ее словно прорвало за все эти дни и потери. Слезы текли нескончаемым потоком. Лада сперва пыталась их вытирать, лишь размазывая по лицу, затем смирилась. Хотелось выкрикнуть боль, и она завыла-застонала в голос. Здесь было все: и гибель родителей, и смерть Велеса и людей