Ах, точно. Важное уточнение: «гадостью какой», кажется, сейчас были мы.
Недомелочь с пареньком, конечно, немного недоверчиво косились на птиц, направляющих нас в нужную точку, но молчали. Негатива по отношению к себе я не чувствовал, пусть и буквально затылком ощущал, как им было любопытно. Понять можно.
На улице уже была ночь, заметно похолодало. Задул ветер и, кажется, приближался дождь, мысленно заставляя меня кричать на окружающую реальность.
ВСЕГДА! Всегда, когда что-то происходит, портится погода! Какой придурок нажимает на чёртовых небесах эту кнопку?! Выйди сюда и покажи мне своё бесстыдное лицо, скотина! Если бы здесь были метеорологи, то они погоду определяли не по состоянию атмосферы, а…
Так, стоп. Так бы и определяли. Только немного другой. Ух ё-ё-ё, это явно не то, о чём я должен был думать…
— Хён? — шепотом обратился ко мне читака, положив руку на плечо. — Всё нормально?
Учитывая, что мы сейчас сидим в кустах и находимся буквально в паре шагов от лагеря, готовя нападение, подозрительный читака, естественно, имел определённые переживания за моё психологическое состояние, особенно учитывая, что я — самый сильный член группы.
— У меня есть некоторые вопросы к создателю этого мира, — абсолютно честно признался, серьёзно прищурившись.
— Э-э-э… — важно покивал паренёк. — Может, потом?
— Тише! — шикнула на нас сестрица, войдя опять в боевой режим.
Мы с переселенцем из альтернативной Кореи едва не подпрыгнули, уже и забыв о том, что она сидит буквально возле нас: девчонка перестала издавать какие-либо звуки, словно слившись с окружением. Её взгляд стал заметно холоднее и, если честно, в такие моменты мне казалось, что передо мной сидит какая-то шизофрения сестрицы, а не она сама — перемена получается просто слишком наглядной, и из сравнительно доброй и чуткой девчонки она превращается в гребанного профессионального ассасина, который даже самый простой бой воспринимает, как последний. Жертва ПТСР, блин.
Кажется, её техника начала подавать признаки материализации: сестрицу словно окутывал эфемерный туман-камуфляж, искажая тело. Мы с читакой переглянулись.
Кхм, наверное, я сейчас на неё смотрю так, как смотрят на меня, когда я делаю что-то ненормальное. М-да.
— Толстяка видно? — решил я стать серьёзнее, сосредоточив свой взгляд на лагере разбойников.
Его нельзя было назвать большим: он находился на сравнительно чистой поляне, на которой сброд расстелил палатки. Довольно большие, впрочем. Лошадей видно не было, но, возможно, они им и не нужны — это какая животинка ещё полезна простым людям, когда мастера боевых искусств сами по себе лошади с соответствующей выносливостью и скоростью. Сомневаюсь, что эти крендели достигли таких успехов, но и минимума уже хватит. Всё же, за животными нужно следить и кормить, а тут ещё и свои есть.
Если бы я был главой банды, то, наверное, примерно так и думал, кхе-кхе.
Всего удалось насчитать порядка пятнадцати бандюков. Но, скорее всего, прячутся где-то ещё в кустах и на деревьях. Об этом, судя по всему, подумала и сестрица:
— Лагерь нужно разведать… — вместо ответа на мой раннее заданный вопрос прошептала девчонка, буквально смазавшись во тьме.
Это что, игра про тихушника началась с возможностью наглого раша? А древние боги с халявной силой будут?
* * *
Не секрет, что у Ким Бо Гёна, патологического толстяка, были определённые проблемы с самооценкой: всё же, когда ты стараешься изо всех сил, буквально вкладываешь душу в свой труд, и видишь, что те, кто занимаются намного меньше тебя, имеют успехи, многократно превышающие твои — тяжело не почувствовать себя откровенно ущербным.
Не самое хорошее отношение в секте к толстяку было едва ли не с самого детства. Так уж сложилось, что люди, отличающиеся от большинства, привлекают лишнее внимание. Оно может быть как хорошим, так и плохим, и, как ни странно, аномально крупный на фоне остальных мальчик, неспособный развить технику, что и последний бездарь на хоть каком-нибудь уровне освоит, выделялся в самом что ни на есть плохом смысле, за что частенько подвергался насмешкам и издевательствам. Они не доходили до побоев или чего-то в этом роде — в конце концов, детей учат под одним знаменем, а общие враги всегда найдутся — но изначально чуткий и ранимый парень принимал всё слишком близко к сердцу, тайно ненавидя себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Естественно, что паренёк часто себя сравнивал с остальными и, в особенности, с одним ребёнком, который самостоятельно подавлял добрую половину секты, когда остальная половина его просто не трогала. Мальчишка искренне восхищался своим старшим наставником, но вместе с этим чувствовал себя на его фоне только ущербнее. Ким Бо Гён и представить не мог, что именно он, один из худших учеников секты Облачного Меча за всю историю, станет его (он надеялся) другом — другом ученика старейшины старшего поколения, истинного гения, перед которым были открыты все двери.
Благодаря этому остальные дети разом стали меньше его трогать. Они словно чувствовали, что вокруг него появился щит — очень злобный и жестокий. Только… Это было немного не тем, чего хотел толстяк. И издевательства не пропали, их просто стало меньше. К насмешкам добавилось какое-то неприкрытое презрение — дети опасались сильного, но этим сильным был не толстяк. Его — не за что уважать. Он не мог дать достойного отпора и, казалось, боялся его давать.
Ким Бо Гён рос добрым ребёнком, который и муху бы не обидел, если бы родился в обычной семье. Любая мысль о том, что он может кому-то навредить, была ему неприятна. Он искренне считал, что, собираясь стать праведным мастером, он сможет помогать простым людям и секте, бороться со злыми демоническими мастерами и нести свет!
…стоит ли уточнять, что ещё в тот момент, когда он согласился помочь Ан Хаяну, в его морали что-то надломилось?
Только, как бы это печально ни звучало, реальность оказалась чуточку сложнее, чем толстячок предполагал изначально. Кроме регулярных спаррингов со старшим наставником и его каких-то личных, но очень страшных «экспериментов», Ким Бо Гён с ним общался. Общался на самые разные темы, делился своими мыслями и переживаниями.
Ан Хаян толстяку казался не его одногодкой, а уже взрослым мастером-наставником. Только, в отличие от них, он охотно делился с ним своими мыслями, что неосознанно влияло на наивного мальчишку, делая его не только менее наивным, но и злым. Злым на то, что мир работает совсем не так, как он там себе с самого начала представлял.
…правда, как говорит наставник, он сам иногда хочет удариться головой об дуб, но это он просто скромный…
Ким Бо Гён чувствовал в словах старшего наставника неприкрытый цинизм и какую-то странную, но холодную, в чём-то жестокую логику, и эта логика подтачивала уверенность толстяка в свои идеалы всё больше и больше. Старший наставник далеко не был злым, но… Он был каким-то неправильным. И вместе с этим пугающе правильным.
Мальчик давно догадывался, что у его старшего наставника есть какой-то секрет. Он не был похож на праведных мастеров, и эта мысль, непроизвольно проскочившая в сознании ребёнка, до ужаса пугала его, но вместе с этим он чувствовал какое-то подсознательное принятие этого.
Если его единственный настоящий друг… Нет, настоящий старший брат, будучи демоническим мастером, относился к нему намного лучше, чем ученики праведной секты, то… настолько ли злы демонические мастера?
Убедился мальчик в том, что его тайный (ну, он же ему не говорил, что считает таковым?) старший брат обладает какими-то злыми силами, когда тот попытался использовать какую-то свою новую технику.
Толстяку тяжело это было передать, но он буквально душой ощутил, как к нему прикоснулось что-то холодное и противоестественное. Как потянулось к чему-то очень дорогому и попыталось присвоить себе. Порочная сила, Ким Бо Гён ни на секунду не сомневался в её порочности и тому, что, если бы его старший брат выполнил свою какую-то странную технику до конца, то он бы перестал себе принадлежать. Стал бы простой, пусть и живой, имеющей своё сознание…