Джулиан плюнул ему в лицо, но промахнулся, и тут же, был жестоко избит.
-Прощай Джулиан, сын Джошуа и Киары – ответил Каин, отворачиваясь.
А потом приказ его был исполнен незамедлительно.
Джулиан сопротивлялся им изо всех сил, пускал в ход и кулаки, и цепи, но стражники силой выволокли его из тронного зала. И никто из присутствующих даже не обернулся в его сторону, не произнес ни слова, не вступился за него. Все они вели себя так, словно его, Джулиана, и не существовало вовсе. Бывший король изрыгал проклятия, обещал вернуться и отомстить, но вырваться так и не смог.
Последнее, что он увидел, прежде чем массивные створки дверей захлопнулись перед ним, было то, как Каин с самодовольной усмешкой опустился на трон с лицом, обращенным к склонившимся перед ним в почтительном поклоне гостям.
***
Стражники привели его на задний двор замка. И Джулиан во всей красе увидел место, где должна была оборваться его жизнь…
На возведенном, на скорую руку деревянном помосте, восседал палач с мускулистыми руками и скрытым колпаком лицом, опираясь спиной об деревянное сооружение и точил широкое лезвие топора. При виде стражников тащивших за собой упирающегося Джулиана, он поднялся на ноги, оставив на время свое занятие.
Казнь бывшего короля должна была состояться с использованием гильотины.
Увидев перед собой это деревянное сооружение с тяжелым косым ножом, Джулиан вдруг ощутил невероятное спокойствие, даже невиданное безразличие, хотя любой другой на его месте бы уже забился от страха и сквозь рыдания молил бы о пощаде. Но только не он. Джулиан испытал при виде этого грозного орудия смертной казни надежду. Он видел перед собой не орудие смерти, а орудие избавления.
То, что Каин решил использовать именно данный вид казни означало, что, не смотря на всю его ненависть, на все его презрение, он все же считал его равным себе. Ведь только особ «голубой» крови предпочитали казнить подобным, даже «изящным», образом. Считалось, что гильотина является более гуманным способом смертной казни, чем повешенье или четвертование, а так же отсечение головы топором, так как подобные способы чаще всего вызывали длительную агонию. Гильотина же обеспечивала мгновенную, даже почти безболезненную смерть.
Палач, обменявшись буквально парой слов с начальником стражи, принялся поднимать косой нож с помощью веревки. Мускулы его напряглись, и нож был зафиксирован на высоте нескольких метров удерживаемый защелкой.
Стража втолкали Джулиана на эшафот и подтащили вплотную к гильотине, казавшейся вблизи огромной нависающей башней. Капитан стражи одним точно рассчитанным ударом сбил его с ног. И Джулиан упал точно на горизонтальную деревянную скамейку. А остальные стражники тут же закрепили его шею между двумя досками с выемкой точно по середине: нижняя из которых была неподвижной, а верхняя перемещалась строго вертикально.
Теперь Джулиану оставалось жить лишь считанные секунды…
«Ну, вот и все… - мысленно произнес он – Прощай, Алан…»
«Не прощай, а до встречи – поправил его Алан – И удачи тебе Джулиан, она еще тебе понадобиться…»
А затем контакт между ними прервался.
-Ваше последнее слово, – ответил стражник – если желаете, конечно…
Джулиан усмехнулся, а затем произнес:
-Это мир не твой,
Это время не твое,
Здесь все тускло
И нет чести, нет и славы.
А ты вспомни древний миф,
В приключенья погрузись,
И друзей себе найдешь,
На врага войной пойдешь,
Ну, а после будешь пировать,
Отдыхать и вспоминать.
А сейчас пусть в этот миф
И сквозь время и пространство
Позовут тебя герои
В новый мир – сквозь явь и сон!
И прежде чем обоюдоострое лезвие, со свистом рассекая воздух, опустилось бы на шею Джулиана, отделив голову от туловища, под крики стражников, он исчез…
Исчез, пожалуй, даже более эффектно, чем Каин когда-то появился посреди комнаты, ставшей для него тюрьмой, сумев сбежать с собственной казни, где должна была решиться его судьба…
Глава 13.
Авария.
Возвратившись в Лондон, Джулиану предстояло вновь начать свою жизнь с ноля. Ведь прежнего его, прежнего Джулиана-человека, уже давно не было, как и тех, с кем его когда-то что-либо связывало. К тому же даже если бы им и посчастливилось бы столкнуться где-нибудь лицом к лицу вряд ли кто-нибудь из его прежних друзей или знакомых сумели бы узнать во взрослом мужчине с вековой мудростью в глубине глаз сверкающих на гладком молодом лице несоизмеримым с прожитыми годами того меланхоличного юношу с изредка звучавшими в голосе по истине убийственным цинизмом, а так же неуемными высокомерием и дерзостью, в общем-то, не очень соответствующим его облику.
Именно такой была первая мысль Джулиана, стоило ему придти в себя на больничной койке застеленной белоснежными простынями. Совершенно излишняя, и тем не менее.… «Нужно начать все сначала. Вновь научиться жить по правилам обычных людей в обычном человеческом мире. Жить обычной жизнью, как и сотни других людей вокруг.» Тем более что благодаря помощи Алана у Джулиана имелось все предпосылки начать новую жизнь, причем далеко не безбедную, в городе, который он когда-то всем своим сердцем считал своей родиной.
Он медленно приподнялся на подушках и посмотрел в окно. За стеклом стоял прекрасный летний денек: яркое солнце, ясное небо, ласковый ветерок – большая редкость для города дождей и туманов. Но Джулиану было все равно; на душе у него было темно от сомнений и плохих предчувствий, тревога и страх, не покидая, терзали его.… Каин предал его и стремился убить.… Его родные, его народ, его страна.… Ария оказалась в новой, страшной, опасности, а он – Джулиан, король, эльф, обладающий немалой силой – ничем не может им помочь, предотвратить скрытую в его действиях угрозу, ну или хотя бы как-то предостеречь способных сопротивляться его тирании. Вместо борьбы он предпочел бегство. Бегство во спасение и надежду на возвращение. Но он был лишен источника магических сил. Он оказался заперт в Ливо. Он оказался бессилен и беспомощен перед лицом древней магии. И теперь он превратился в некое подобие человека. Даже хуже. Не эльф, но и не человек. Он был сломлен. И ему больше ничего не оставалось кроме как бездействовать, беспомощно сидеть, сложа руки, и гадать о дальнейшей судьбе постигшей Арию. Единственное, что он мог сейчас сделать – это навсегда сохранить в глубине своей души любовь к Арии и ко всем тем, кто остался там и попытаться жить здесь, в Ливо. Попытаться прожить все до единого долгие годы, отпущенные его роду, как смертный, как обычный человек.
Глубоко в его душе кипела злоба, ярость до краев наполнила чашу его души, ненависть к самому себе, к своему трусливому поступку сжимала его трепещущее сердце. Но другая его половина с сожалением и жалостью понимала всю безвыходность ситуации, всю вынужденность данного поступка. Десятки чувств подобно сильнейшему из штормов бушевали сейчас внутри него, и каждое из многочисленных чувств было по-своему правым и справедливым.… И только лишь он сам по-прежнему сомневался в верности и необходимости принятого им решения. И одни лишь слова Алана все еще заставляли теплиться надежду в его сердце…
«Не забывай, ты еще сыграешь свою роль в истории Арии, прежде чем история эта закончится.… Но только если послушаешься моего совета.… Доверься мне и уступи дорогу своим детям, ибо настало их время…» - всплыли в его памяти словно сами собой мягкие наполненные не меньшей болью и сожалением слова Алана.
И буря чувств стала утихать, позволяя, наконец, спокойствию завладеть сознанием эльфа.
«Твое время еще придет, а пока – всплыли и другие слова Алана – отойди в сторону и дай своим детям занять соответствующую главу в «Хрониках Арии»…»
Джулиан сжал на мгновение кулаки, все еще борясь с самим собой, со своими чувствами, а затем откинул одеяло и, поднявшись на ноги, медленно подошел к окну. И хотя вид на город детства, город юношества, из квадрата больничного окна не мог не угнетать, в глубине души, он чувствовал это, он все же был рад вернуться туда, откуда началось когда-то его путешествие в Арию.