и отправила в рот. Кухарка охнула и выронила черпак, а Лала, отчаянно сдерживая рвотные позывы, выскочила из кухни.
Она успела добежать до комнаты и схватить пустую плошку, из которой обычно пил молоко Тик. Выплюнула туда соколиную кашу, вытерла окрашенные чужой кровью слюни и хотела было сполоснуть рот, но истерический требовательный писк не дал ей этого сделать. Только после того, как почти вся кашица исчезла в непомерно огромном клюве, птенец уснул, и Лала наконец добралась до кувшина с водой.
От необъяснимой радости пекло в груди, хотелось взять спящего соколенка в руки и не выпускать. Лала подумала, что именно так чувствуют себя матери после рождения ребенка. Она чуть не плакала от умиления, глядя на вздрагивающий во сне голубой пушистый комок. Однако восторг скоро поутих, и на смену ему пришла забота. Как выходить птенца в тайне, она не представляла. Полгода в соколятне научили ее многому, и она точно знала, какими крикливыми, капризными и болезненными бывают маленькие соколы. Если все время кормить его с рук, он при виде любого человека будет требовать еды и шуметь. Самое простое решение – сообщить Шойду и попросить совета, но Лала его даже не рассматривала. Мастер приказал выбросить яйца, так что он никакого права не имеет на выжившего птенца.
Анук внезапно поднялся в угрожающей позе, глядя на дверь. Лала вскочила, схватила первую попавшуюся ткань и набросила на гнездо, но было поздно. На пороге стоял Мастер Шойду.
– Я за книгой, – произнес он, глядя мимо Лалы на прикрытого птенца.
– Да, конечно.
Она торопливо схватила со стола Книгу Сновидений и стала заворачивать в мягкую кожу, неистово надеясь, что Мастер просто не поверил своим глазам или не понял, что именно увидел.
Но острый глаз Шойду не зря сравнивали с соколиным. Не спрашивая разрешения, он шагнул было к гнезду, но тут же отпрянул. Анук, золотая шипящая преграда, был не прочь кого-нибудь укусить.
– Что ты прячешь в моем доме? – грозно спросил он.
Врать было бессмысленно. Лала убрала платок, взяла на руки проснувшегося птенца и показала Шойду.
– Я спасла одно из яиц Эржи. Анук его высидел. Теперь это мой сокол.
Лала догадывалась, что придется бороться за право оставить птицу себе, но к тому, что последовало, она была не готова.
Шойду, не отрывая взгляда от соколенка, упал на колени и протянул к нему задрожавшие руки. Он пытался что-то сказать, но только хрипел. А потом ошарашенная Лала увидела, что Мастер Смерти плачет.
– Синий… синий… – наконец пробилось сквозь хрипы и всхлипы.
Лала вернула птенца на место и протянула Шойду воды. Он сделал несколько судорожных глотков и поднялся.
– Я тоже удивилась его цвету, – как ни в чем не бывало продолжила Лала, надеясь таким образом быстрее вернуть Шойду к его обычному состоянию. Помогло. Мастер поставил стакан на стол и, косясь на успокоившегося анука, попросил:
– Подай мне его. Пожалуйста.
Он принял птенца из рук Лалы как величайшую ценность и долго его осматривал. Потом, соединив ладони в форме домика, из которого торчал только клюв, продолжил:
– Синие соколы рождаются так редко, что об этом не пишется даже в книгах по уходу за ними. Мой предшественник, Мастер Шочаг, говорил, что за два поколения до него в Шулае был синий сокол, но однажды не вернулся с охоты.
– Чем они не такие, как все? – спросила Лала.
– Скоростью. Умом. Силой. Живучестью, – Шойду перечислял качества синих соколов, как родитель, гордо рассказывающий о достижениях своего ребенка. – Говорили, синий сокол может летать во время Хвори, но сама понимаешь, проверить эту легенду не получалось.
– А кормить его надо тоже иначе, чем остальных?
– Не думаю. Вернее, не знаю.
Шойду с теплой улыбкой, которой не удостаивались от него люди, заглянул в свои ладони и коснулся носом клюва птенца.
– Он хорошо поел ливерную кашу, я с кухни приносила, а еще… – договорить Лала не успела.
– Отдай, – перебил ее Шойду.
– Что?
– Молю и заклинаю, я готов на любой обмен. Для тебя это домашний питомец, а мне… Для меня теперь не будет прежней жизни… Отдай! – Шойду смотрел на нее умоляюще, но что-то было во взгляде звериное, темное и немного безумное.
– Не могу. И Тик не позволит, – она кивнула в сторону анука, который внимательно следил за ними немигающими глазами, – это ведь он высидел яйцо, не я.
Лала протянула руку, и Шойду медленно, очень медленно разжал ладони. Когда птенца вернули на место, анук снова золотым кольцом обвил гнездо и только тогда успокоился. Но от всех этих перемещений и разговоров соколенок решил, что пора поесть, и поднял писк.
Шойду решительно встал и взял книгу.
– Иди на кухню. Я прикажу, чтобы для твоего птенца готовили отдельно. И придумай, как теперь будешь разрываться между ним и своей работой. Поблажек не будет.
Лала с горечью поняла, что их почти дружеские отношения с Мастером Шойду только что закончились.
И тем удивительнее для нее было следующее утро. Как ни в чем не бывало он пришел в ее комнату с рассветом и лично принес еще теплые потрошки для птенца и с детской радостью наблюдал, как жадно ест соколенок. На третье утро даже анук перестал шипеть при виде Шойду. Мастер-соколятник делился с Лалой маленькими хитростями, неописанными в книгах по выращиванию птенцов, и больше не пытался выпросить у нее синего сокола.
Когда голубой пух стал превращаться в первые настоящие перья, отливающие металлической синевой, Шойду сказал, что пора знакомить птенца с другими птицами. Он должен перенимать повадки и уметь понимать сородичей. Для этого необходимо перевести его в соколятню. Лала оттягивала этот момент до последнего, как мать, которая боится впервые отпустить своего единственного ребенка на улицу без присмотра. Но день переселения неминуемо наступил. К тому времени уже было обустроено гнездо для Джоха, так назвала она своего синего сокола. Надежная сетка защищала гнездо от чрезмерного внимания сородичей, а обильный корм и новое окружение примирили Джоха с переменой жилища. Впрочем, больше переживала Лала. Она так торопилась вернуться с вечерней охоты и убедиться, что с Джохом все в порядке, что опять забыла наловить ящериц для анука. Шойду веселился, глядя на ее смятение, но и хвалил за безмерную любовь к своему соколу.
Все это время сны не посещали Лалу, но она и не волновалась – слишком много было дневных забот. Она с удовольствием приняла приглашение Мастера Шойду вместе съездить в пустыню на вечернюю охоту, как это было в начале их знакомства, но в последний момент его вызвали в Совет, и совместную охоту отложили. А ночью, спустя многие месяцы, ей приснился Мастер Шай. Он молча сидел с ней рядом на скалистом обрыве и бросал в пропасть мелкие камешки, которые взлетали на небо и превращались в звезды. Ни на один из ее вопросов он не отвечал, но его присутствие успокаивало. А когда небо со звездами