прижалась к нему, потянулась к губам.
– Ох, Сан, – тихо простонал Макс, подталкивая Аленку назад, прижимая к стене, – ну что ты делаешь, я должен уйти. Серьезно.
Но он не выдержал. Хорошо, что не выдержал – припал к губам Аленки своим голодным ртом. Вжал в стену, скользнул ладонью вниз, сжимая клитор. Волна возбуждения от захлебывающихся поцелуев и этой откровенной ласки была практически сокрушающей. А потом…
– До того, как мы встретимся – не вздумай себя трогать тут, поняла? – вкрадчиво шепнул Макс, отрываясь от Аленкиных губ и сжимая набухший клитор сильнее.
– Да! Да! – это было перевозбужденное хныканье, на что-то менее внятное Аленка не была способна. Даже с трудом соображала. Господи, как же горячо, с ума сойти можно. Может… Может, он разденется еще разик?
– Тогда до встречи, котенок, – улыбнулся Макс и выскользнул из комнаты, оставляя Аленку голышом – и дымящейся.
Ну, Ольховский!!!
30. Право на один звонок
Существуют такие мужественные люди, которые могут перестать думать о сексе. Они прям все из себя такие выдержанные, что могут сопротивляться одолевающему их возбуждению. Вот хоп, взяли, выдохнули и взялись за работу.
Аленке не помог ни холодный душ, ни дыхательные упражнения. И не получалось сосредоточиться на приключенческой сцене в новой главе, которую пыталась написать, чтобы отвлечься. Пыталась. Получалось так себе. Герой с героиней порывались потрахаться вместо того, чтобы подраться. А им было рано. Им вообще в этой истории полагалось только поцеловаться, и то ближе к финалу. А им было пофигу на все, что полагалось, и на то, что за окном бушевала битва. Герой с героиней смотрели друг на дружку и грозили выжечь весь кислород в окружающей их локации вспышкой одержавшей их страсти…
Аленка три раза начинала главу заново, и когда на третий раз поймала себя на том, что герои уже опять побросали оружие и вовсю друг дружку раздевают, бросила это гиблое дело.
Ольховского надо было проклясть. И изнасиловать. И связать. Да-да, его самого, связать, и… и… перевязать ему его «коня». Потому что нефиг так жестоко обращаться с девушками!
Планшет Аленка выключила, выудила из собственного раздолбанного телефона сим-карту и вставила её в новый. Господи, до чего выпендрежный аппарат. С непривычки даже отпечаток пальца на защитном стекле казалось необходимым немедленно стереть.
Ладно. Это потом пройдет… Наверное. Кстати Макс даже чехол для телефона приобрел, предусмотрительный, блин.
Вообще-то Аленка включала телефон, чтобы написать Максу все, что она о нем думает – ну и вернуть ему сторицей это невыносимое утро. Но к своему удивлению увидела сообщение о пропущенном вызове с незнакомого номера. Перезванивать не стала – да и не успела, в общем-то. Стоило только прогрузиться сети, как телефон завибрировал. С пару секунд Аленка смотрела на экранчик, размышляя: стоит ли брать трубку, затем подумала, что звонок из какого-нибудь медицинского центра вполне переживет – не упускать же возможность потроллить какого-нибудь придурка из колл-центра.
– Алло.
С секунду звонящий молчал, будто не ожидал, что Аленка возьмет трубку.
– Так и не сменила номер, Элли?
Вот что обладало тем самым антивозбуждающим эффектом.
Голос Вадима.
И даже «спасибо» ему говорить не за что было – так испортить настроение нужно было умудриться.
Пару мгновений Аленка думала: не бросить ли трубку, но потом подумала, что многовато чести. Она его и словами пошлет, а сбросить вызов – дать Вадику повод подумать, что она к нему что-то там питает, раз настолько сильно переживает из-за его звонка.
– Ну что, ничего не скажешь, Элли?
Когда-то Аленка считала, что у Вадима приятный голос. Теперь же раздраженно находила его излишне высоким. Почти как у бабы.
– Кислицын, если я вчера не позвонила в ментовку, кто сказал, что я не сделаю этого сегодня?
– Прости за вчерашнее, Элли, – Вадик явно пытался флиртовать, по крайней мере говорил он, пытаясь придать голосу брутальной хриплости. Получалось смешно.
Аленка презрительно фыркнула.
– Что, не хочется в места не столь отдаленные, Вадичек?
– Не хочется, – прямо ответил несложившийся женишок. – Я тут вроде только устроился, только все наладилось, и тут ты…
– Мне не до тебя, – отрезала Аленка и сбросила звонок. Разговаривать с Вадимом было неприятно. Поневоле вспоминались – и несколько лет с ним, и несколько лет после него. И особенно бесило это «Элли». Собственно это прозвище Аленке когда-то очень нравилось, и до тошноты было обидно, что так называл её именно этот ушлепок. Хотя… Сан – из уст Макса – Аленка сейчас не променяла бы ни на что.
Телефон зазвонил снова. На дисплее высветился тот же номер. И Аленка мужественно вытерпела три прозвона, пока нервы не сдали, и, ткнув в зеленую трубку, не рявкнула в динамик.
– Кислицын, отвали.
– Элли, ну чего ты? – мирно, как ни в чем не бывало, подлизывающимся тоном, произнес Вадик. – Я же по-хорошему хочу.
– Я вчера уже видела твое по-хорошему…
– Я вчера ужасно испугался, – оправдывающимся тоном взвыл Вадим. – И это было тупо.
– Хочешь мне новый телефончик оплатить? – елейным голоском уточнила Аленка. – Так не проблема, сладкий, номер карты привязан к этому номеру, сейчас я тебе скину чек за покупку нового.
– Я лучше могу, – заявил Вадик, – я хочу вернуть тебе серьги твоей прабабки.
Ох, ни хрена себе…
Аленка аж дар речи потеряла.
Нет, как знак «компенсации» за разбитый телефон это был так-то так себе жест – вернуть некогда украденную им самим же вещь. Но в принципе… Недели дома не проходило без того, чтобы родительница не проходилась по Аленкиной совести наждаком, напоминая, что фамильная драгоценность, единственная сохраненная в семействе на память о том, что корни их семьи вели к известному дворянскому роду, – и утеряна по вине Аленки. По вине того, что она привела в дом «не того» мужика. Про то, что, кстати, с Вадиком Аленку познакомила мамина же приятельница, мать вспоминать не любила.
– Ты их не продал?
Вообще-то серьги были даже дороже, чем те несколько кредитов и Аленкины сбережения вместе взятые. Поэтому в их сохранность верилось с трудом, конечно.
– Рука не поднялась, если честно, – покаянно произнес Кислицын. – Честно говоря, мне было ужасно стыдно так с тобой поступать. Просто я уже не мог жить в нашей дыре. Хотелось воздуха, хотелось жизни.
Аленка слушала это, и на лице складывался покерфейс. Он не мог жить в дыре… Господи, а кто мешал сказать об этом Аленке? Кто мешал взять те же сбережения и рвануть в столицу вместе? Ну, ведь устроился же здесь Артем, и Аленка наверняка смогла бы. И какой жизни он хотел? Вот