инструкциям из списка, который вам выдадут.
Я кивнула, немного ошеломленная таким количеством информации.
– Абсолютный постельный режим, мисс Морган. «Абсолютный» означает, что я хочу, чтобы вы вставали только для походов в туалет, понимаете?
Я кивнула, думая, как, черт возьми, объясню свое отсутствие в университете, не раскрывая беременность?
– Увидимся через две недели. В случае повторного кровотечения следует немедленно вернуться в больницу. Если кровотечение будет коричневого цвета, это хорошо: значит, гематома сходит, ясно?
Я снова кивнула, хотя в глубине души знала, что должна спросить его о тысяче вещей.
– Вы говорили с отцом? – спросил он.
Дженна поджала губы, когда я ответила отрицательно.
Какого черта доктор спрашивает об этом? Это не его дело!
– Было бы хорошо, если бы у вас была его поддержка, хотя бы в эти недели, когда вы вряд ли сможете передвигаться.
Я хотела ответить, но подруга перебила меня:
– Мы с мужем позаботимся о ней. Не беспокойтесь, доктор.
В этот момент я почувствовала бесконечную благодарность к Дженне и пожалела, что так грубо говорила с ней несколько минут назад. Дженна – единственная, кто сможет помочь мне, если сохранит это в секрете.
Потому что это моя тайна… и ничья больше.
Когда я вернулась домой, у меня не было другого выбора, кроме как расположиться в комнате для гостей. Я делала каждый шаг очень осторожно, стараясь не навредить плоду. Наконец добралась до кровати, села и смогла вздохнуть спокойно.
Лайон вернется только через три дня, так что нам с Дженной придется справляться самим. Подруга, казалось, очень тщательно обдумывала свои фразы, когда приходила ко мне или спрашивала, не нужно ли что-нибудь.
Первые несколько дней мы почти не поднимали эту тему. Я больше не говорила о причине, которая приковала меня к постели. Дженна уважала мое молчание, хотя я понимала, чего ей стоит не говорить об этом.
Хотя первые несколько дней я абсолютно не понимала, что происходит, но делала все, что сказал врач, принимала лекарства и старалась не перенапрягаться. Много спала и пила много жидкости. Только когда Дженна оставляла меня, я могла попытаться найти решение. Я бы солгала, если бы сказала, что не думала об аборте как о самом простом варианте, который позволил бы мне продолжать жить такой жизнью, какой я жила раньше. Это вариант, который избавит меня от необходимости снова видеть Ника, но сам факт того, что я могу причинить вред моему сыну…
Я не могла выбрать этот путь. Все мои мечты рухнули. Все, что, как мне казалось, я знала, во что верила или поддерживала, стало бессмысленным в тот самый момент, когда я увидела изображение плода на экране. То, что я до сих пор не называла его «мой малыш», было мелочью, но прогресс был очевиден.
Сначала я посвятила себя возвращению в прошлое, к моменту зачатия и моменту, когда я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Раньше я винила Ника в своей печали, обиде, гневе… а теперь могла винить его еще и в этом. Он не простил меня за то, что я сделала, но он будет помнить тот момент, когда решил обойтись без презерватива каждый день своей гребаной жизни. Но это, конечно, если я ему расскажу, чего я делать не планировала.
После этого я подумала о том, «что не смогу делать с этого момента». Например, что делать с университетом? Что сказать маме? Той самой маме, которая забеременела мной в восемнадцать и постоянно читала лекции о ранней беременности. Той самой маме, которая считала, что забеременеть в таком юном возрасте было самой большой ошибкой ее жизни, вытекающей из безответственности и глупости… Конечно, она всегда твердила, что безумно любит меня. Мне было «запрещено» беременеть до двадцати пяти.
«Учись, Ноа, стань лучшей в том, что выберешь, найди работу и стань независимой. И тогда, если захочется, думай о детях, но лучше сделать это после того, как у тебя будет банковский счет в Швейцарии».
Очевидно, у меня не было банковского счета в Швейцарии… Как раз наоборот: мой капитал сократился до двух с половиной тысяч долларов.
Потом я задумалась о месте, где буду жить. Чердак, который я только что арендовала на год, не был идеальным местом для воспитания ребенка. Боже мой, растить ребенка! Я ведь буду воспитывать человека! Мне придется работать как проклятой, чтобы покупать детские вещи. В один прекрасный день, бродя по интернету, я увидела, сколько стоит коляска… Всех моих сбережений едва хватит только на коляску… О, какая печаль! Придется клянчить деньги у мамы.
На четвертый день после того, как Лайон согласился с нашей версией о защемлении поясницы, Дженна вошла в мою комнату и посмотрела на меня, как человек, который слишком много о чем-то думал и наконец пришел к какому-то выводу.
– Ты должна рассказать ему, – выпалила она.
Если бы я могла встать, я бы ушла в другую комнату, но так как я не могла, то просто проигнорировала ее и продолжила читать книгу, которую держала в руках.
– Ноа, мы поговорим об этом или так и будем продолжать не замечать, что ты вынашиваешь ребенка в своей утробе?
Я отложила книгу и уставилась на нее.
– Нам не о чем говорить. Я со всем справлюсь сама.
Дженна горько рассмеялась.
– Да? Как? – спросила она, указывая на меня. – Ты даже не можешь самостоятельно сходить в туалет.
Я посмотрела на нее.
– Это всего на несколько дней… Через неделю пойду к врачу, и он мне скажет, что все в порядке. Тогда все это безумие закончится, и я смогу жить своей жизнью.
У этого плана было несколько слабых мест, но я не хотела об этом думать.
– Ты слышишь себя? – сказала Дженна, повысив голос. – Рано или поздно, Ноа, беременность начнет проявляться! Она уже заметна, если приглядеться.
Мы обе посмотрели на мой живот… который едва заметно выпирал.
– Я читала о женщинах, которые скрывали беременность чуть ли не до восьмого месяца… Придется покупать оверсайз-одежду, но…
Дженна покачала головой и подняла к потолку глаза, словно ища там слова откровения, которые вразумят меня.
– Я не понимаю. Мы говорим о вашем сыне! Почему ты не хочешь сказать Нику. Почему?!
Я почувствовала жар внутри, который не предвещал ничего хорошего. Я превратилась в ходячую бомбу замедленного действия, во всех смыслах этого слова. Но я не хотела вымещать гнев на Дженне. Тем не менее я не могла остановить следующие слова, вылетевшие из моего рта.
– Потому что я умоляла его вернуться ко мне, а он отказался! – закричала я, пытаясь сдержать слезы. – Он сказал, что не сможет простить меня, сказал, что то, что я сделала, покончило с нами навсегда. Я поставила ему ультиматум, но ему было все равно. Он ушел!
Глаза Дженны расширились от удивления, которое через несколько секунд сменилось возмущением.
– Я сказала, что люблю его, Дженн, но ему было все равно. Я просила его остаться, но он не остался, – продолжила я, захлебываясь от слез. – Хочешь, я сейчас пойду и скажу ему, что жду от него ребенка? И что? Силой привяжу его ко мне, несмотря на то, что он ясно дал понять, что больше не хочет меня видеть?
– Но я уверена, как только она узнает о ребенке…
– И он станет заботиться о нем? Захочет заботиться обо мне, взять к себе домой, дать все, что у него есть, и даже больше? Думаешь, я не знаю? Но я не хочу, чтобы он был рядом только потому, что я беременна. Не хочу, чтобы он был со мной только потому, что должен.
Дженна вздохнула, покачав головой, не зная, что сказать.
– Николас любит тебя, – заявила она после минутного молчания. – Я знаю, он безумно влюблен в тебя, и знаю, что когда он узнает о ребенке, то станет самым счастливым человеком на Земле, Ноа. То, что произошло между вами, ужасно, но подумай, возможно, этот ребенок – это то, что вам необходимо, чтобы забыть о разногласиях и попробовать еще раз? Я не вижу лучшей причины.
Я увидела картину, которую она хотела создать в моей голове: Ник и я, снова вместе. У нас прекрасный ребенок, о котором нужно заботиться. Мы вместе живем той жизнью, которую я хотела, а ребенку уже восемь… Это было то, чего я хотела: жить с Ником.
Я выдохнула и покачала головой.
– Не хочу больше говорить ни о беременности, ни о Нике, ни о ребенке. Пожалуйста, дай мне хотя бы самой до конца это усвоить, прежде чем вынуждать меня столкнуться со всем этим, с ним, с нашим…
Дженна нежно посмотрела на меня и подошла, чтобы обнять.
– Ты будешь прекрасной матерью,