Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько тебе лет было?
– Лет восемь. А ему – двенадцать. И он мне говорит – пошли во двор, я тебе Эверест покажу. Зашли. Он меня за кучу завел и показывает – вот Эверест. А куча и впрямь, как гора, снегом покрыта. А он тут меня в грудь – толк! Я на кучу упала, а он – на меня. Залез мне под шубку рукой, рейтузы оттянул, схватил за письку…
– А ты? – слабо закряхтела Веста, вцепившись пальцами в колен и.
– А я лежу под ним, не знаю, что делать. А он письку мне тискает. Тискал, тискал, потом встал и говорит – никому не рассказывай, а то в письке вши заведутся.
– А ты? – выпустила газы Веста.
– А я заплакала да и домой пошла. А через год его папаша елку устроил, ну и…
– Молчи… – напряженно выдохнула Веста, и ее кал стал падать в воду.
Горничная смолкла, отмотала от рулона туалетной бумаги недлинную полосу, сложила пополам. Веста снова выпустила газы. Легкий запах кала пошел от нее. Она выдавила из себя последнюю порцию и со вздохом облегчения встала. Горничная сноровисто подтерла ей оттопыренный упругий зад, кинула бумагу в унитаз, закрыла крышку, потянула никелированную ручку Забурлила вода, Веста присела на биде. Горничная подмыла ее, затем помогла почистить зубы, расчесала и заплела косу. Душ Веста утром никогда не принимала. Одевшись в коричневое школьное платье, с комсомольским значком на черном переднике, она вошла в столовую. Василий сидел за овальным столом, в синей школьной форме с желтыми латунными пуговицами, пил кофе и читал брошюру Рено де Жувенеля «Тито – главарь предателей».
– Salut, Vassili, – Веста села напротив, взяла из вазы очищенный апельсин. – Toujours en forme, hein?
– Здорово, – не отрываясь от книги, пробормотал Василий.
– Чего читаем?
– Хуйню, – он допил кофе и сделал знак слуге. – Политпросвет сегодня.
Слуга наполнил его синюю чашку из синего кофейника, влил сливок и серебряными щипчиками положил кусок сахара.
– Ты мне на ночь тоже говно порядочное подсунул, – Веста впилась зубами в прохладную мякоть, всосала губами сок.
– Чего? – хмуро глянул он на нее. – Не понравилось?
– Скука смертная. Я думала – про любовь. А там жгут и режут, жгут и режут.
– Читай тогда «Анжелику», – он привстал, в три глотка выпил кофе и, похлопывая себя брошюрой по ляжке, вышел из столовой.
– Подожди, вместе поедем, – предложила она.
– Я дежурный! – крикнул он, проходя гостиную.
– Ну и дурак, – бросив недоеденный апельсин, Веста стукнула золотой ложечкой по вареному яйцу в керамической подставке.
Позавтракав, она дошла до прихожей, жуя chewing gum, протянула руки назад Горничная надела на нее коротенькую шубку из голубого песца, подала черный портфель. Сисул выпустил ее в первую прихожую, генерал Власик – на лестницу. Там ждали двое в штатском из внешней охраны. Не обратив на них внимания, Веста села на полированное перило и съехала вниз.
На воздухе было солнечно и хорошо.
Один охранник распахнул заднюю дверцу бронированного черного ЗИМа, другой сел за руль. Веста не спеша заняла место сзади, бросила рядом на сиденье портфель:
– Ole!
Машина тронулась, выехала через Спасские ворота, повернула налево. Сменный караул печатал шаг к мавзолею Ленина, Голуби поднялись с Красной площади.
– Погоди, погоди… – замерла с открытым ртом Веста. Сидящий возле шофера охранник обернулся к ней
– Погоди, – она выплюнула chewing gum. Машина притормозила,
– Ты кто? – напряженно спросила Веста охранника.
– Петренко, Веста Иосифовна, – ответил тот.
– А зовут как?
– Николай.
– А… где же Иван?
– Хоботов? Он на больничном, Веста Иосифовна. Ангина у него.
Она внимательно посмотрела на Николая, потом за окно:
– А это что такое?
– Это музей Революции.
– И… что?
– Не понял. Веста Иосифовна
Она подозрительно смотрела на музей:
– Ну, там… разное, да?
– Там… экспозиция, – непонимающе пожал плечами Николай.
Шофер украдкой поглядывал на Весту в зеркальце.
– Знаешь… ты… это… – пробормотала она, уставившись в одну точку.
Охранник ждал, обернувшись. Веста молчала.
– Выпусти, выпусти меня! – вдруг воскликнула она. Охранник выскочил из машины, открыл дверцу. Веста вышла, осмотрелась, взяла его за руку:
– Пошли.
Он молча последовал за ней. Она вошла в только что открывшийся музей Революции, стала подниматься по лестнице.
– Ваши билеты, молодые люди, – поднялась со стула худая женщина.
Николай показал ей удостоверение, она села на место. Держа Николая за руку, Веста бесцельно вела его за собой по лестнице, бормоча что-то. Так они поднялись на самый верхний этаж, лестница кончилась.
– А это что? – хмуро посмотрела Веста на распахнутые двери последнего зала.
– Это зал подарков товарищу Сталину, – ответил Николай.
– От кого? – угрюмо буркнула она.
– От… – замялся Николай, – всех, кто любит вождя. Выпустив руку охранника, Веста недоверчиво вошла в зал. Николай последовал за ней.
– Неужели вы здесь не были? – осмелев, спросил он.
– Я? – она шла, словно в забытьи. – Нет… была…
В большом, хорошо освещенном зале стояли десятки самых различных изделий, когда-либо подаренных вождю правителями государств, монархами, миллиардерами, художниками, военачальниками, любовниками и любовницами, аристократами и пограничниками, дипломатами и актерами, колхозами и экипажами кораблей, рабочими коллективами и простыми гражданами
В центре зала на массивной плите из сине-черного Лабрадора возвышалась фигура Сталина, вырубленная уральскими камнетесами из глыбы розоватого, с золотистыми прожилками родонита. Вождь попирал ногой книгу Троцкого «Перманентная революция», а сам откидывал голову назад, собираясь победоносно расхохотаться над беспомощным мудрствованием козлобородого Иудушки. ЯСАУХ ПАШО! – было высечено на плите.
Рядом сверкал изумительный бриллиантовый шприц – подарок Фаберже Чуть поодаль возвышалась многопудовая книга Сталина «Свобода внутренняя и внешняя», сделанная кубанскими животноводами из кож 69-ти племенных быков и написанная кровью комсомольцев. Под стеклом лежало кружевное мужское нижнее белье, вышитое графиней Шереметьевой. Панно из моржовой кости, подаренное вождю якутами, изображало горячее соитие вождя с балериной Павловой. Другое панно – янтарное – называлось «Ленин и Сталин варят маковую солому в Разливе» и было подарком от рижских ювелиров. НЕТ ПОЩАДЫ ВРЕДИТЕЛЯМ! – теснились крепкие буквы на рукояти белого топора, спрессованного колумбийскими коммунистами, из чистейшего кокаина. Великий Мао преподнес вождю вырезанную из рисового зерна диораму «Казнь Бухарина на Красной площади в Москве». Миллиардер Рокфеллер подарил отлитую из золота шинель, в которой Отец Всех Народов защищал Москву от озверелых орд Гитлера. Алексей Стаханов – свой отбойный молоток. Долоресс Ибаррури – свою левую грудь. Вредитель Ягода – свое сердце.
– Погоди… – Веста подошла к родонитовому отцу и рассеянно положила руку на его холодный сапог. – А где… это…
– Что, Веста Иосифовна? – приблизился Николай.
– Ну… – она сделала неопределенный жест рукой, – этот… такой… большой.
– Большой? – переспросил Николай.
– Малиновый, малиновый, – сморщила лоб она, ища что-то глазами. – Ну-ка, ты… снимай, снимай…
– Что? – не понимал Николай.
– Снимай! Ну, снимай же! – она дернула его за брюки. Николай помедлил, но, встретившись с ее угрожающим взглядом, расстегнул свои серые, хорошо отутюженные брюки.
– И трусы тоже, дурак! – прикрикнула на него она. Николай повиновался. Она присела и внимательно посмотрела на его гениталии. По красивому юному лицу ее пробежала тень разочарования.
– Нет, – встала она, – это не малиновый. Итальянские замшевые туфли ее обиженно прошли по густо налакированному паркету зала и зацокали по мраморной лестнице.
– Sale pute! – всхлипнула она и вдруг разрыдалась на бегу совсем по-девичьи, громко и беспомощно. – Saleee puteee! Merde! Meeeerde!
Николай подхватил упавшие брюки и кинулся догонять ее.
Хрущев раскрыл чемоданчик, посмотрел на голубое сало:
– Почему же ты молчал весь вечер?
– Вернее – всю ночь, – улыбнулся Сталин, подходя к нему сзади и обнимая его. – Если бы я сразу показал тебе, ты уже не захотел бы меня. Ты захотел бы голубого сала.
Хрущев закрыл лицо руками, открыл и снова закрыл:
– В такие мгновенья я понимаю, что наш мир – это сон.
– Я это понимаю каждую минуту С раннего детства. Сталин поцеловал его горб, отошел и стал раскуривать сигару. На нем был черный китайский халат Хрущева.
Голый Хрущев сел на край кровати, сложил пальцы замком и озабоченно посмотрел на них:
– Мы потеряли время. Тебе надо было сразу ехать ко мне.
– С глыбой льда? Чтобы Берия обо всем догадался?
– Я уверен, он и так все знает.
– Mon cher, не стоит льстить Берии. Он не ясновидящий. Я все разыграл, как по нотам.
- Когда я уйду - Колин Оукли - Современная литература
- Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты - Тали Шарот - Современная литература
- Пенсионер. История вторая. Свои и чужие - Евгений Мисюрин - Современная литература
- Хеллсинг: Моя земля (СИ) - Александр Руджа - Современная литература
- Григоровы острова (Заметки о зимнем ужении рыбы) - Владимир Солоухин - Современная литература