– И что будем делать? – спросил Ариель.
– Ждать, – сказал Кузниц и подошел к краю обрыва.
Он бывал уже в Иерусалиме – и тогда, в первый раз, и сейчас, когда увидел он этот город снова, испытывал он странное чувство, которое был не в силах ни назвать, ни описать. Перед ним было беспорядочное скопление некрасивых и невысоких желтых и серых домов, из которого торчал аляповатый золоченый купол мечети Аль-Акса и тоже в беспорядке были разбросаны церкви и несколько высотных зданий. И не было в этом скоплении ничего особенно живописного или поражающего взгляд, но этот город как будто говорил путнику: «Смотри! Я один такой на Земле, другого такого места на ней нет и быть не может». И путник смотрел и не мог оторвать взгляда.
Казалось, необъяснимые чары Иерусалима подействовали даже на Ариеля – он молча курил, смотрел на лежащий внизу под обрывом город и вид у него был задумчивый и, как показалось Кузницу, немного растерянный. Молчал и Хосе – потомок конквистадоров. Он постоял над обрывом, нахмурив брови, потом выбросил сигарету и сказал Кузницу:
– Странный город. Ты ведь бывал здесь уже, в чем тут дело?
Кузниц сделал вид, будто не понимает, и спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну это, – Хосе неопределенно повел рукой, – ну это все. Вроде ничего особенного, но на тебя ведь тоже действует, правда?
– Не знаю, – сказал Кузниц, – история, наверное – здесь столько всего было…
– Наверное, – согласился Хосе, но особой уверенности в его голосе не чувствовалось.
Так простояли они довольно долго, изредка обмениваясь впечатлениями от Иерусалима, но главным образом ругали свое начальство, хотя и израильским воякам тоже досталось. Ариель как раз разразился длинной и витиеватой инвективой, направленной против бюрократов всех времен и народов, когда среди проезжающих мимо них, в основном военных, машин появился черный «мерседес» с дипломатическими номерами, остановился, не доехав до них, и посигналил.
Ариель ринулся было к нему, но Хосе взял его за локоть:
– Не суетись.
И они остались на месте и молча смотрели на «мерседес». Стекла в машине были затемнены, и кто там сидит – рассмотреть было нельзя. Наконец открылась задняя дверца, из машины с трудом вылез низенький толстячок с заметным брюшком и казацкими усами, подошел к ним и, не здороваясь, спросил:
– Кто из вас Кузниц?
– Я, – ответил Кузниц и спросил толстяка, – а вы украинский атташе?
– Кто я, не важно, – отдуваясь, сказал тот, вытер лоб платком и добавил: – Двадцать ноль один. – Это был пароль.
– Надо говорить: две тысячи один, – поправил Кузниц. Это был отзыв.
– Держите, – сказал атташе, или кто он там был, протянул Кузницу пакет, который все время мял в руках, и, не сказав больше ни слова, сел в машину, и «мерседес» тут же уехал.
– Ни тебе здравствуй, ни тебе до свидания, – заметил Ариель и спросил Кузница, кивнув на пакет: – А после прочтения ты его съешь?
– Положено, – ответил Кузниц и разорвал пакет.
В толстом пакете оказался единственный листок бумаги, на котором было написано несколько строк корявым неряшливым почерком.
– На этом месте, – прочитал Кузниц, – в одиннадцать утра по местному времени вас заберет minivan с желтыми израильскими номерами. Дальнейшие инструкции – у водителя. Пароль: «двадцать ноль два», отзыв: «надо говорить – две тысячи два». – Подписи не было. Кузниц отдал листок Хосе, тот пробежал его глазами, пробормотал испанское ругательство и передал Ариелю.
– Что значит minivan? – спросил Ариель.
– Фургончик такой, микроавтобус, – ответил Хосе и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь: – А пароль и отзыв на каком языке?
– На английском, наверное, – предположил Кузниц, – впрочем, скоро выяснится – уже без пяти одиннадцать.
Скоро выяснилось, что пароль был на русском, – его с типичным московским «аканьем» произнес водитель Серега и дополнил скудной информацией, которая вкратце сводилась к тому, что он должен доставить их в гостиницу «Холидей Инн», где им заказаны номера, и там они должны будут связаться с кем надо по электронной почте – он передал Кузницу карточку с адресом.
Все эти сложные передачи и перемещения, пароли все эти и отзывы кого угодно могли вывести из себя, но бравые комбатанты, как это ни странно, всю дорогу мрачно молчали и также молча разошлись по своим номерам, предоставив Кузницу искать Интернет и получать дальнейшие инструкции.
Кузница все эти секреты раздражали не меньше, но делать было нечего – армия есть армия и приказы не обсуждают. Правда, он решил не спешить с выяснением своей и ребят дальнейшей судьбы, а сначала принять душ и позавтракать, а уж потом, после чашки крепкого кофе, можно этой самой судьбой и поинтересоваться. Армейская жизнь научила его не только подчиняться приказам, но и никогда не спешить с их исполнением – приказ-то ведь и отменить могут, а ты его взял и исполнил, как дурак. И он пошел в кафе.
Кафе, да и вообще вся гостиница «Холидей Инн», выглядели на удивление мирно – не было видно никаких военных, не было никаких сеток или решеток на окнах, бродили по коридорам горничные с тележками, а в лифте вместе с Кузницем ехало несколько сонного вида явных американцев, похожих на туристов, хотя какие тут могли быть туристы, в воюющей стране.
Стандартная эта гостиница, одинаковая, что в Иерусалиме, что в Москве или в Хьюстоне, штат Техас, предлагала в своем общепите стандартный же набор блюд в стиле Макдоналдс, и Кузниц, подумав, что яичница – она и в Африке яичница, заказал глазунью и двойной кофе. За кофе, который оказался крепким и ароматным (недаром он вел по этому поводу длительные переговоры с официантом), он стал опять – это превратилось у него уже почти в привычку – перебирать в памяти чудеса, свидетелями которых он и весь мир оказывались последнее время что-то слишком уж часто, и снова принялся гадать, были ли эти чудеса настоящими или чьей-то грандиозной мистификацией, и, как всегда, ничего из этих гаданий не вышло и ни к какому выводу он не пришел.
Допив кофе, он стал высматривать в зале официанта и тут впервые обратил внимание на странную компанию, сидевшую в полупустом зале через два столика от него. Компания пила и пила водку, и пила ее в немалом количестве, судя по стоявшим на столе двум бутылкам «Абсолюта» и общему приподнятому настроению.
По раннему времени «распития» и количеству выпитого компания была явно русская или, как стали недавно говорить, русскоязычная. Об этом же свидетельствовали и слова ее жизнерадостного лидера, донесшиеся до Кузница.
– Ё-моё, Миша! – восклицал лидер, поблескивая лысиной в полуденных лучах горячего израильского солнца. – О чем тут говорить?! Пусть принесет еще бутылку и закусь, а потом огласит приговор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});