Впрочем, и немого осуждения тоже с головой хватит. И даже молчаливого сочувствия, с которым на меня смотрела мама. Сначала ещё пыталась расспросить меня, в чем же причина, а потом сдалась и просто молчала. Но эта тишина казалась для меня наказанием ещё более страшным, чем если бы она кричала на меня, называла идиоткой и сказала бы, что только последняя сумасшедшая посмела бы так поступить со своим ребенком.
Мама меня не осуждала, нет. Она поддерживала, старалась быть рядом… Вот только за последние полтора года мы настолько поменялись ролями, что я уже даже не ощущала себя полноценно её дочерью, а была скорее.
Помощницей. Той, кто в любую минуту подставит плечо. Той, у кого не может быть собственных проблем, потому что в любую секунду матери может стать плохо, и придется мчаться к ней, спасать. Я не жаловалась, я привыкла, втянулась. Мама в этом была не виновата. Вот только мне с каждым днем всё больше и больше хотелось просто остановиться и не идти дальше.
Женщина, сидевшая рядом со мной и ожидавшая своей очереди, поднялась и ушла куда-то, я не обратила внимания, куда именно. Спустя минуту кто — то сел рядом — не она, потому что больше не было раздражающего запаха ванильных духов. Я даже не поворачивала голову — пока не ощутила, что чья-то рука накрывает мою.
Я вздрогнула от неожиданности и повернула голову. Сознание всё ещё отказывалось правильно истолковывать сигналы с рецепторов, но теперь, взглянув на него, я убедилась: ошибки не было. Я так и не забыла аромат его духов, и тепло его тела осталось таким же пугающим, притягивающим меня, будто языки пламени, которые влекут глупого мотылька.
Олег, на сей раз без пиджака, только в легкой рубашке и брюках, потому что на улице было жарко, но всё ещё ухоженный, лощеный, с внимательным соблазнительным взглядом и этой ненавистной улыбкой, играющей на губах, сидел рядом со мной и едва ощутимо сжимал мою ладонь, как положено делать мужу, который заботится о своей беременной супруге.
Я выдернула руку из его пальцев и спешно обтерла её о брюки, как будто пыталась избавиться от малейшего намека на то, что мы прикасались друг к другу.
— Что ты тут делаешь? — выдохнула я, пытаясь отодвинуться.
— Пришел за своей беременной девушкой.
— Я не твоя, — прошептала я, надеясь, что этих нескольких сантиметров пространства между нами будет достаточно, чтобы я смогла успокоиться. — Убирайся. С чего ты вообще взял, что я беременна?
— А ты по какому-то другому поводу сюда пришла?
Я отвернулась.
— Может, букет с Венеры хочу проверить, — скривилась я. — Мало ли, с кем ты спал. С той же Викки.
— Я не спал с Викки.
Да, конечно. Только собирается на ней жениться.
— Посмотри на меня, — Олег коснулся моей руки. — Стася, посмотри на меня.
Я не послушалась. На глаза набежали слезы, а я не хотела показывать ему собственную слабость. Ссориться и устраивать публичный скандал — тоже, не хотелось, чтобы у того, как мы выясняем отношения, была масса свидетелей.
— Убирайся, — только твердо повторила я. — Я не хочу тебя видеть.
— Почему ты мне ничего не сказала?
Я зажмурилась.
Потому и не сказала! Потому что не хочу, чтобы кто-то вновь ковырялся в моих ранах, бередил их, доводил меня до полубезумия. Потому что он потом опять, опять меня оставит, убежит к своей бывшей, а я буду рыдать, как дура, у разбитого корыта.
Нет уж.
От любви до ненависти один шаг, но назад — целая пропасть. И пытаться преодолеть её или как-нибудь обойти я не собиралась.
Если у меня и были чувства, то всё, нет больше ничего. Всё выгорело. И он сам в этом виноват. Если б не то, как он поступил со мной, вряд ли меня бы колотило от одной мысли об этом мужчине… И об этом ребенке.
Мама говорила, как бы я ни обижалась на отца своего малыша, это пройдет. Когда срок будет больше, я уже и не стану воспринимать это как последствия проведенной с кем-то ночи.
Я этого боялась. Боялась, что полюблю этого ребенка, а потом пойму, что мне даже кормить его не за что.
— Стася, — голос Олега будто преследовал меня, и как бы я старательно ни отворачивалась, проигнорировать его присутствие здесь просто не могла. — Послушай.
— Пошел вон, — прошептала я, закрывая глаза и надеясь, что на нас сейчас не смотрит кто-нибудь чужой, удивляясь человеческой дурости. — Просто пошел вон! Я не хочу тебя видеть, слышишь?
Он, кажется, не слышал. Вместо этого вновь поймал за руку, сжал ладонь так крепко, словно пытался сломать мне пальцы, и я дернулась в попытке освободиться, но без толку, не смогла. Олег держал так, будто боялся, что я сейчас растворюсь в воздухе, убегу, бросив его тут одного.
Мне хотелось.
Но у меня вряд ли была такая возможность.
Я даже приехала сюда не на машине, а на такси, потому что не хотела садиться за руль. Мало ли, как надолго всё затянется и как я себя буду чувствовать. Вдруг опять плохо станет, и что я с этой машиной буду делать? К тому же, мама относилась ко мне так, как будто я была не беременна, а больна.
Хотела б я научиться относиться к этому как к болезни, как к.
— Это не лучшая клиника, которую ты могла бы выбрать.
Я вздрогнула. Надо было сказать что-то такое, чтобы заставило его уйти. Разочароваться во мне, подняться, убраться отсюда. На какую бы больную мозоль стать, чтобы этот мужчина, человек, которого я искренне ненавижу, просто встал и ушел? К своей Викки, будь она проклята!
— Не важно, — фыркнула я, чувствуя, как звенят в голосе слезы. — Какая разница, где я сделаю аборт?
Я украдкой взглянула на Олега — лишь для того, чтобы убедиться в том, что он аж позеленел от гнева. Моя шпилька оказалась очень удачной. Попала в цель. Правда, от этого не становилось легче, но я твердила себе, что потом я просто о нем забуду. Моя жизнь станет прежней.
Такой, как была до маминой болезни.
.. Дверь распахнулась, и та самая женщина, на которую я любовалась до прихода Олега, вышла. Оклик "следующая" относился ко мне, и я попыталась встать, но Лавров схватил меня за руку, не позволяя сдвинуться с места.
— Подожди, — в его голосе зазвенели стальные нотки.
— Пусти, — я попыталась вырваться. — Ты не имеешь никакого права.
— Ты никуда не пойдешь, — Олег тоже поднялся и действительно отпустил мою ладонь, но только для того, чтобы крепко сжать плечи, сдерживая и не позволяя сделать и шагу. Я рванулась, но Лавров был неумолим.
— Молодые люди, — какая-то другая женщина, сидевшая за мною в очереди, вернулась и смотрела на приветливо приоткрытую дверь кабинета, — вы заходите или нет?
— Нет, — Олег улыбнулся, как раз так, как он умел, очень дипломатично и мило.
Мой отец тоже поверил в эти улыбки — и потерял все свои деньги. А я. Даже вспоминать противно. Единственное желание, оставшееся сейчас — это убежать поскорее и больше никогда не видеть лицо Олега, не смотреть ему в глаза, не слышать его имя и.
Женщина, решив, что мы так и не определимся, идем к врачу или нет, хмыкнула и просто вошла в кабинет, захлопнув за собой дверь и не оставив мне путей к отступлению. Я растерянно оглянулась, не зная, куда скрыться от Олега и как спастись от его, казалось бы, вездесущности, но так и не смогла найти достойный выход из ситуации.
— Пусти, — прошептала я, отталкивая его. — Оставь меня в покое! Откуда ты вообще узнал. Олег усмехнулся.
— Твоя мама позвонила, — произнес он.
Я застыла.
Мама?
— Она не могла тебе позвонить, — прошептала я. — Она даже не знает, кто ты такой.
— Она выяснила через Алекса, — пожал плечами Лавров. — Сказала, что ты собираешься совершить ужасную глупость. И что ты ждешь от меня ребенка.
Он смотрел на меня, чуть прищурившись, и ждал, когда я скажу что-нибудь, но я не могла проронить ни единого слова. Как так? Почему мама вообще решила вмешаться? Неужели она была так свято уверена в том, что я потом пожалею о содеянном? Или считала, что я не хочу рожать только потому, что боюсь, что некому будет её выхаживать?