Читать интересную книгу Поход Наполеона в Россию - Коленкур Де

На предложение о мире по-прежнему не было никакого ответа, а казаки продолжали беспокоить нас в окрестностях Москвы. Дело дошло до того, что они захватили в предместьях города людей и лошадей, отправленных за продовольствием. Пришлось отправлять вместе с транспортами, едущими за продовольствием, большой кавалерийский и пехотный конвой. Почтальоны с эстафетами часто подвергались преследованию. Некоторым из них лишь с трудом удавалось спастись, да и то потому, что казаки не отдавали себе отчета в значении этой корреспонденции, доставка которой была один раз прервана в течение 48 часов. Часто эстафеты были обязаны своим спасением только лишь выносливости лошадей и мужеству отважных французских курьеров, которых не могла остановить никакая опасность, ибо спасение и доставка депеш по назначению были для них делом чести. Задержки и опасности, грозившие нашей почте на каждом шагу, производили большое впечатление на императора.

Хотя он даже князю Невшательскому не давал никаких поводов подозревать что-либо о его планах отступления, я лично думаю, что именно в это время император решил эвакуировать Москву и перебраться в Витебск, чтобы вновь занять ту линию, на которой он раньше хотел остановиться, и расположить войска на зимних квартирах. Уже приняв такое решение, он, к несчастью, откладывал его исполнение, хотя и понимал всю срочность дела, так как дороже всего была для него вера в желанный успех. Он не мог поверить, что судьба, которая так часто ему улыбалась, совершенно отвернулась от него как раз в тот момент, когда он должен был просить у нее чуда. Он по-прежнему хотел надеяться, что предпринятые им шаги приведут к переговорам. Повторяю еще раз, что в жертву этой надежде он принес драгоценнейший момент, и мы все еще оставались в Москве, а между тем в этот момент можно было бы спасти армию, так как если бы она выступила тогда, она успела бы прийти в Вильно, еще до наступления зимних холодов.

Вместо того чтобы улучшаться, наше положение с каждым днем все более усложнялось из-за новых задач, навязанных нам близостью неприятеля и нападениями его многочисленных легких отрядов.

Мы все время должны были держаться настороже; артиллерия, очень изнуренная и сильно поредевшая, не знала ни минуты отдыха; ее лошади, кроме дежурных, точно так же как и кавалерийские лошади, отправлялись за дровами или за фуражом, а люди - за продовольствием. Неприятель все время тревожил наши коммуникации за Гжатском и часто прерывал их между Можайском и Москвой. Недалеко от помещичьего дома в Малой Вяземе, где император ночевал накануне своего прибытия в Москву, подвергся нападению наш артиллерийский обоз, и несколько зарядных ящиков были захвачены. В этих прелюдиях все видели предвестие новой системы, цель которой - изолировать нас. Нельзя было придумать систему, которая была бы более неприятной для императора и поистине более опасной для его интересов. Мы говорили ему об этом - князь Невшательский, вице-король и я (если я смею назвать самого себя наряду с такими военными авторитетами).

Обстоятельства казались мне столь серьезными, что я счел своим долгом выйти из рамок замкнутости, которые я сам установил для себя уже с давних пор. Я попросил императора об аудиенции. Так как я видел его и сопровождал при поездке верхом каждый день, то он, казалось, был удивлен этим торжественным ходатайством и, тотчас же назначив мне просимую аудиенцию, сказал мне:

- Что случилось такое необыкновенное и срочное? Мои соображения об опасностях пребывания в Москве и об опасностях зимы, если нам придется двигаться во время морозов, были приняты им на сей раз с большей благосклонностью, чем он проявлял ко мне в течение долгого времени, но за ними не последовало пока ни таких рассуждений, ни такого ответа, которые позволили бы мне разгадать его намерения.

- Коленкуру кажется, что он уже замерз, - сказал император Дюроку и князю Невшательскому, когда рассказывал им о моей аудиенции.

Князь Невшательский и вице-король также говорили императору обо всех неудобствах и даже об опасностях, связанных с дальнейшим пребыванием в Москве.

Беззаботность наших войск, не желавших беречь себя, была еще одной лишней бедой при том положении, в котором мы находились; я не сомневаюсь, что император думал то же самое, что и мы, но так как из этого тяжелого положения трудно было выйти, то он продолжал питать надежду на переговоры и, словно зачарованный, оставался в Кремле.

24 сентября Можайская дорога была совершенно перерезана корпусом русских драгун и казаков. Император направил туда несколько гвардейских стрелковых и драгунских эскадронов, и у них был ряд столкновений с русской кавалерией. Наши драгуны, одержав верх, слишком далеко преследовали неприятеля, были окружены и должны были уступить численному превосходству русских. Командовавший эскадронами Марто, несколько других офицеров, драгуны и часть двух сводных эскадронов попали в плен [187]. Эта маленькая неудача, которую потерпела гвардия, хотя она и сражалась с большой отвагой, была неприятна императору не меньше, чем проигрыш настоящего сражения. Правда, и на всех остальных этот случай произвел тогда больше впечатления, чем выбытие из строя 50 генералов в сражении под Москвой.

Смоленская дорога была перерезана неприятельскими отрядами еще и в других пунктах; таким образом, мы не имели больше надежного коммуникационного пути, связывающего нас с Францией. Вильно, Варшава, Майнц, Париж уже не получали каждый день приказов монарха великой империи. Император напрасно ожидал в Москве сообщений своих министров, донесений губернаторов, новостей из Европы. На всех лицах было написано, что никто не думал о возможности такой помехи. Мы готовы были драться ежедневно за кусок хлеба, отправляться за охапкой сена с риском попасть в плен и оставаться в России с риском замерзнуть зимою. Мы свыклись с возможностью, или, точнее, с вероятностью, всех этих приключений, но не привыкли к мысли о том, что ожидаемое письмо из Франции не будет получено. Генерал де Сен-Сюльпис, посланный во главе нового отряда конной гвардии, восстановил наши коммуникации.

К концу этого месяца, который мы - и это было весьма неблагоразумно провели в Москве, французская армия располагала еще боеспособными силами численностью в 95 тысяч человек. В этот счет входило 5 тысяч пехоты старой гвардии и 10 тысяч молодой гвардии, 4 тысячи гвардейской кавалерии и 10 15 тысяч армейской кавалерии. Из 500 орудий, которыми еще располагала армия, больше половины были вполне обеспечены лошадьми. В московских госпиталях находилось 15 тысяч французов; в Можайске были тяжело раненные в сражении под Москвой. Продолжались работы по приведению Кремля в оборонительное положение. В первых числах октября там была уже батарея из 10 орудий, а в монастырях вокруг города были устроены бойницы.

Хотя император к тому времени почти решил покинуть Москву, но широкие политические замыслы, удерживавшие его там, помешали ему принять какую-либо из мер, необходимых для обеспечения этого отступления; он думал, что объявленный им план провести зиму в Москве и организовать страну испугает неприятеля и внушит ему больше охоты к переговорам, а этого император с полным основанием желал больше всего. И словами и действиями он старался убедить всех в правильности своих предположений.

Он хотел во всяком случае отметить в Париже свое пребывание в Москве какими-нибудь трофеями и осведомился, какие предметы можно было бы, по его выражению, послать во Францию на память об успехах нашего оружия. Он сам осмотрел весь Кремль, колокольню Ивана Великого и соседнюю с ней церковь.

Поляки все время говорили Александру, что церковь Ивана Великого высоко почитается русскими и с нею связаны даже различные суеверия. Железный крест на колокольне церкви, говорили императору, служит предметом почитания всех православных. В результате этих разговоров император приказал снять крест. Это трудно было сделать, так как не оказалось рабочих, которые Согласились бы взобраться на такую высоту. Князю Невшательскому, как и всем нам, претило отнимать у разрушенного города часть единственного памятника, оставшегося нетронутым. Император повторил свой приказ и поручил его выполнение гвардейским саперам. Отныне трудностей не существовало, и крест был частично отделен от колокольни, но не был спущен, а упал с нее. К этому железному кресту присоединили еще некоторые предметы, которые, как предполагалось, употреблялись при коронации русских императоров, а также две старые пушки, на которые заявили претензию поляки, утверждая, что когда-то русские отняли эти пушки у них, но пушки остались на своем месте, так как мы не нашли в России ни одной лошади для замены потерь в нашем конском составе, а у нас не было лошадей даже для того, чтобы запрягать наши собственные артиллерийские орудия. Поляки удовольствовались старинными знаменами, отнятыми у них когда-то русскими и хранившимися в кремлевском арсенале.