В долинах стоял туман, и большая часть гор была завешана облаками. Дорога, по которой мы шли, была хороша для всадников, но видимо запущена; действительно, предместник настоящего губернатора устроил эту дорогу для колесной езды и даже завел дилижансы, но настоящий паша счел это излишнею роскошью, продал дилижансы на слом, а дорогу запустил. На час пути от Иерусалима, вправо от дороги, видно было селение древний Эммаус, на пути к которому Апостолы встретили Спасителя и не узнали Его.
Через три с половиной часа езды мы дошли до привала. Завтрак был приготовлен уже не под шатром, а в хате. Здесь же нас догнал Патриарх, пожелавший проводить Великого Князя до парохода. В последний раз мы отведали сухой курицы, сыру, яиц, вина и прочих закусок, неизменно утолявших наш голод и жажду. Акиф-паша был молчалив, и мы все, делая этот предпоследний переход, не были расположены к веселости.
От привала дорога пошла вдоль берега широкого ручья. Мы въехали в ущелье, поросшее кустарником, и в нем обогнали русскую богомолку. Старушка сидела верхом на осле, за нею шел проводник из местных арабов.
– Что это ты, родная, пустилась одна в дорогу? – спросил я ее.
– Прослышала, что Великий Князь сегодня едет, вот и думала добраться как-нибудь за вами, да уж больно тихо еду. А что, батюшка, – прибавила она, со страхом поглядывая на своего молчаливого проводника, – он меня не убьет? Погляди, ведь какой черный!
Вскоре мы выехали из ущелья на равнину Саронскую, воспетую еще Соломоном, и через 3 часа после привала были в Рамле. Городок этот, с 1000 жителей, греческим и латинским монастырями, служит станцией богомольцам на пути из Яффы в Иерусалим. В нем устроены для странников подворья. Хотя город и окружен садами и пальмами, но с виду он очень беден, грязен и полуразрушен. Мы остановились в русском странноприимном доме, большом каменном здании с плоскою крышей, вокруг которой поделаны келии, накрытые, как опрокинутыми чашками, рядом маленьких куполов. Против восточной стороны дома стоит мечеть, устроенная в развалинах церкви Иоанна Крестителя, сохранившейся от времен крестоносцев. Влево высилась башня Сорока Мучеников, которую наш архимандрит считал арабскою постройкой, между тем, как по другим сведением она служила колокольней в монастыре тамплиеров. В Рамле много пальм и зелени, отчасти скрывающих бедный вид домов и развалин. До обеда мы гуляли по плоским крышам подворья, забавлялись прыганьем по верхушкам маленьких куполов, бросали мелкие монеты на улицу, между нашим домом и мечетью, где толпились и дрались из-за них оборванные мальчишки. Затем, в последний раз, обедали с нашими местными спутниками. Акиф-паша был чрезвычайно мил и выражал неподдельную грусть по случаю близкой разлуки. Тем временем смеркалось, и виды с наших крыш приняли совершенно театральный характер. Было тихо. Темно-синее небо играло звездами как разбросанными бриллиантами, луна серебрила и выделяла из тени стены, площадки и купола домов и развалин, между ними величественно подымались кудрявые шапки пальм, а на четырех городских минаретах горели нитками шкалики, зажженные по случаю наступившего поста Рамазана. Мы пошли отдыхать. Около 3 часов я проснулся от пения муэдзинов. Первым запел муэдзин на минарете Иоанна Крестителя, подле нас. Его полный, звучный голос торжественно пронесся среди ночной тишины; ему в ответ раздался высокий грудной тенор с соседнего минарета, и они стали петь вместе; по временам голоса их сливались или потрясали воздух продолжительными сильными звуками, срывая которые, то вверху, то внизу, они делали ряд фиоритур, кончавшихся отрывисто несколькими ступенями гаммы. Потом к ним присоединились еще два голоса, и все четверо пропели широкий мотив с ритмом марша; наконец, один за другим закончили свое пение, как начали, первым мотивом. После службы у вращающихся дервишей, это было в первый и последний раз, что восточная музыка поразила меня; я вслушивался, вслушивался – и, под влиянием восхитительной картины ночи, которою незадолго пред тем наслаждался, впечатление, произведенное на меня этими голосами, было так сильно, что и до сих пор еще, припоминая этот вечер, я переношусь в неведомый мир.
Утром выступили в 8 часов на Лиду, родину св. Георгия Победоносца. Город лежит в трех милях на восток от Яффы; с IV столетия в нем была епископская кафедра, зависевшая от Иерусалимского Патриарха, и церковь в честь св. Георгия Победоносца, построенная Юстинианом. Крестоносцы восстановили храм и кафедру, уничтоженную с распространением владычества магометан. В настоящее время церковь разделена пополам между греками и магометанами, которые также почитают св. Георгия святым, и потому в их половине устроена мечеть. Греки недавно заново отделали церковь и мраморную раку, в которой под спудом покоятся мощи св. Георгия. Патриарх Кирилл благословил Великого Князя частицею этих мощей.
Осмотрев храм, я поторопился с некоторыми товарищами ехать вперед. Мы поскакали галопом по широкой дороге через редкий, но довольно обширный пространством лес. Вскоре я отстал от моих спутников. Еще верст за семь началась Соронская плоская равнина, южнее которой лежит ветхозаветная страна филистимлян. Равнина эта обладает большими пастбищами и весьма плодородна; поля без камней окружают деревни, скрытые в непроницаемых оградах кактуса и плодовых деревьев, из которых выделяются группы и отдельные экземпляры финиковых пальм. Природа после вчерашнего дождя нежилась в теплых лучах солнца; в поле щебетали пташки и заливались жаворонки; около селений ребятишки играли в бары и, завидев меня, останавливались, с любопытством оглядывая полуевропейский, полуазиатский костюм. Часа через два я въехал в сады, окружающие Яффу: они начинаются уже версты за четыре до города и состоят из апельсинных, лимонных, гранатовых и ореховых деревьев, финиковых пальм и бананов.
Из этих плодов по приезде в Яффу мы пробовали апельсины громадной величины и сладкие лимоны, которые были не больше грецкого ореха. Яффа, одна из древнейших гаваней мира, построена на скале и лежит, как каменный холм, среди зеленого ковра садов; пред городом тянется гряда рифов, о которые сердито разбивается белою пеной море. При сильных ветрах суда не могут останавливаться на открытом рейде, а лодки проехать между рифами, поэтому гавань доступна только в тихую погоду. Через час приехал Великий Князь; на берегу встретили Его Высочество Ратиб-паша и Артим-бей, присланные египетским хедивом, чтобы сопровождать Великого Князя во время его пребывания в Египте. На рейде ожидала нас огромная паровая яхта хедива, для переезда в Порт-Саид. На маленькой набережной толпился народ; наши лошади и люди, служившие нам во время путешествия, простились с нами.