Яростно нажав на рукоять меча, я вскрыл грудную клетку некроманта. За голенищем я прятал небольшой, остро заточенный кинжал. Достал его и, пока братья молча наблюдали за моими действиями, вырезал сердце некроманта. Еще теплое, оно пульсировало в руке. Ему недоставало тепла живых и холода мертвых. В крови уже не было жизненной силы. Когда я вырезал сердце, то, исходя из своего богатого опыта, ждал, что с ног до головы буду обрызган кровью. В свете факелов кровь некроманта имела пурпурный оттенок и запачкала руки чуть выше локтей.
— Если кто-то из вас, ублюдков, захочет потратить мое время на глупые мелодрамы, пожалуйста, запишитесь в очередь.
Эхо повторило эти слова в нижних коридорах.
Однажды нубанец рассказывал мне об одном племени в Нубии, которое поедало сердце и мозг своих врагов. Они верили, что это придает им силу и хитрость. Я никогда не видел, чтобы нубанец так поступал, но он верил в этот обычай.
Я поднес сердце ко рту.
— Принц! — Макин шагнул ко мне. — Это дьявольское мясо.
— В нем нет ничего дьявольского, Макин, — возразил я. — В нем любовь к драгоценностям, власти, уюту, плотским удовольствиям. В нем то, что с готовностью совершат люди для удовлетворения своих прихотей. — Я отпихнул остатки трупа некроманта. — Ты считаешь, будто эти бедные создания злые? Ты думаешь, их нужно бояться?
Я откусил кусок побольше. Сырое мясо надо долго жевать, однако с сердцем некроманта усердия не потребовалось. Горький привкус крови прочистил горло. Я проглотил все, что было во рту, и мясо медленно скользнуло вниз; вкус у него был кисловатый.
Думаю, впервые Барлоу смотрел на еду без зависти. Остатки я выбросил. Братья безмолвно стояли вокруг, глаза слезились от дыма факелов. Тем-то и плохи смоляные факелы, только движение спасает от чада. Я чувствовал себя несколько странно. Возникло такое ощущение, будто ты должен находиться в другом месте, типа обещал быть на дуэли этим утром или нечто подобное, но никак не припомнишь, где именно. Холодок пробежал вдоль спины и рук, будто призраки оставили на мне отпечатки своих пальцев.
Сначала я открыл рот, затем закрыл, различив шепот. Оглянулся кругом. Шепот доносился из всех углов, впечатление такое, что сходишь с ума, слышишь отдельные слова, но смысла не понимаешь. Братья тоже начали нервно осматриваться.
— Ты это слышишь? — спросил я.
— Слышишь — что? — вопросом на вопрос ответил Макин.
Злобные голоса становились громче, хотя пока неясные; громче и громче. Да их тут полно! Едва заметный ветерок всколыхнул воздух.
— Время приступать к подъему, господа. — Я вытер пурпурные остатки крови латной рукавицей. — Давайте посмотрим, как быстро мы сможем подняться.
Я подобрал с пола голову некроманта, вовсе не ожидая, что его глаза начнут вращаться и уставятся на меня.
— Думаю, друзья нашего бессердечного друга совсем близко, — сказал я. — Много друзей.
32
Все любят поесть. Кто-то набивает брюхо ложка за ложкой, словно яму забрасывает. Но Толстяк Барлоу торопиться не любил, предпочитая основательно пережевывать. Некоторым братьям его чавканье было не по нутру. И все-таки я проводил в обществе старого Барлоу намного больше времени, чем с остальными. Ведь, не считая Макина, он был единственным, кто умел читать. Остальные держались с ним настороже. Может, из-за поговорки, гласящей, что не следует доверять образованному человеку.
Мы взбирались по Великой Лестнице под вопли догоняющих призраков. Говорят, у человека от страха открывается второе дыхание. Но про братьев этого не скажешь — они взбирались по гладкой поверхности скалы не резвее черепах.
Я позволил им ползти впереди, чтобы проверить лестницу. Грумлоу карабкался первым, затем Лжец и юный Сим. Гог шел следом за ними, а уж потом Горгот. Полагаю, договор левкротов с некромантами можно было считать расторгнутым.
Замыкал шествие Макин, нутром чуя приближение мертвых. Я понял это по его бледному лицу. Впрочем, он и сам выглядел не лучше мертвеца.
— Эй, Йорг, очнись! Лезь живее наверх! — Он схватил меня за руку.
Я высвободился. Призраки кишели в туннеле, выступая из стен.
— Йорг! — Макин обхватил меня за плечи и потянул за собой.
Судя по его дикому бегающему взгляду, он их не видел. Призраки казались нарисованными мелом, наполовину стертые, зависшие в воздухе. Эдакие наброски трупов, кое-кто из них голый, кто-то прикрыт лохмотьями или остатками разбитых доспехов. От них веяло холодом, невидимые для остальных пальцы, крадущие тепло, тянулись ко мне.
Я рассмеялся. Не потому, что не верил в их силу и возможность причинить вред, а именно оттого, что был убежден: они способны на многое. Рассмеялся, чтобы они поняли — я ни в грош не ставлю их угрозы. Рассмеялся, стараясь задеть. И они страдали от этого. Привкус проглоченного сердца мертвеца все еще чувствовался во рту, его темная сила поддерживала меня.
— Сдохните! — прокричал я, оборвав смех. Должны ведь они знать, как стать мертвыми навеки!
И они так и сделали. Словно исполнили мой приказ. Макин тянул прочь. Мы уже почти преодолели поворот, но я успел заметить, что призраки остановились. Я увидел их, охваченных пламенем, призрачным огнем. Опять вопль. Даже Макин услышал его — будто гвоздем скребут по грифельной доске, и от этого болит голова. Тут мы оба бросились бежать так быстро, что еще чуть-чуть — и взлетели бы.
Чтобы добраться до верха лестницы, потребовалось немало времени, ведь мы преодолели больше трехсот ярдов. Нисходящий ручей, оставшийся от давно исчезнувшей реки, здесь прекращал свое существование. Он вливался в каменную чашу с множеством мелких карстовых воронок. Воронки украшал заиндевевший каменный узор — типичная картина для горных пещер.
— Черт подери! — Толстяк Барлоу мешком рухнул на пол, решив больше не шевелиться.
Красный Кент уселся, прислонившись к сталагмиту. Он раскраснелся, стал действительно красным Кентом.
Недалеко от них Элбан сплюнул в одну из карстовых воронок, заполненных водой, и отер слюну с обветренных губ:
— Эй, Кент, ты прям как тот Краснолицый.
Кент бросил на него злобный взгляд.
— Итак. — Макин глубоко вздохнул и начал снова: — Итак, принц, мы все же забрались наверх. Ну что ж, отлично. Если продолжим двигаться дальше, то в результате доберемся до самого Красного Замка. — Опять вздох. От долгого подъема в тяжелой амуниции такое с каждым может произойти. — Вероятно, нам удастся до чертиков напугать гарнизон, выскочив из подвалов, но все равно нас только несколько десятков против девяти сотен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});