Читать интересную книгу Должностные лица - Иван Щеголихин

Шел к воротам человек из прошлого, словно из тумана выплывал, и все ближе, ближе двигал неспешным шагом кумир молодости Шибаева, властелин Каратаса, трикотажный король Тыщенко. Массивная лысая голова, щеточка усов под мясистым носом, мешки под глазами. Постарел, но мало изменился с той поры, когда жил там. Да разве он только жил? Он мастерил, он сотворял Каратас, кормил, поил, одевал, обувал. Правда, походочка уже не та, может, и прикидывается, вдруг пожаловали. Да и не боится он никого сейчас, все быльем поросло. Где вы, наши первопроходцы, создатели, где вы теперь, кони наши вороные? Кто на пенсии, на заслуженном^ тдыхе, кто на Колыме так и остался, а кто еще дальше подался, в Канаду или в Израиль. Ушли, но оставили… Много кое-чего оставили, жажду другой жизни, главное, совсем не той, что в кино, в газетах, в школах и институтах, на собраниях и на съездах. Они открыли другие возможности, интерес наживы, счастье роскоши, трепет риска и жар удачи. Не только хитрецы, мудрецы, мыслители, но и гордецы, но и храбрецы, прибравшие к рукам страну, миллионы душ и миллиарды рублей. На скромном трикотаже Тыщенко получил свою мечту и отбыл, куда хотел, на отдых. Цех его при Горпромкомбинате закрыли без следа, ни архива, ни воспоминаний. И вот сейчас он шел навстречу, одним видом подчиняя Шибаева, как волкодав щенка, заставил даже про Ирму свою забыть. Не открывая калитки, видя незнакомого мужчину, Тыщенко поинтересовался, что ему угодно.

— Я из Каратаса, — неопределенно сказал Шибаев, решив пока сделать вид, что не узнает старика.

— Она вас ждала, — угадал его Тыщенко. Вид у него государственного мужа, полководца в отставке, стариком он только прикидывается. — Она уехала к портнихе, скоро вернется. Проходите. — Старик открыл калитку, глядя цепко и держась за ручку твердо. Если он что-то заподозрит, то так саданет этой тяжелой дверью, что тут же и ляжешь.

Тыщенко не узнал Шибаева по самой простой причине — он и не знал его прежде, мало ли было в Каратасе всякой мелкой плотвы пятнадцать лет тому назад. Напрямую Шибаев был связан с ним только раз — с парашютами, когда приехал к нему Хван и сказал — тебе надо исчезнуть, и Шибаев бросил работу и в тот же вечер исчез почти на месяц. Он знал, где склад этих парашютов, если бы его замели, то, конечно, выпытали бы. Парашюты были списаны в какой-то десантной части, а Тыщенко делал из них дефицитные платки. Потом старик еще раз показал себя, провалил Шиберу первую крупную должность с наваром. Они открыли на свои кровные трикотажный цех, уже после Тыщенко, сами, при горпромкомбинате. Мельник тогда впервые появился среди деловаров, он продал «Волгу», внес пятьдесят тысяч, и Шибер добавил сумму из материных денег, а Тыщенко приехал и все похоронил — на той фабрике, откуда они должны были получать сырье путанку, началось следствие, и слава богу, что не успели получить ни одной партии, загремели бы все.

— Проходите, — повторил Тыщенко. — Она будет рада.

Прошли в дом. Старик не спрашивал ни о чем, будто вообще не бывал в Каратасе, усадил Шибаева, ушел на кухню и заговорил, наверное с домработницей. А может, с телохранителем? Минут через десять вошел и строго посмотрел на гостя, неуютно себя чувствовал Шибаев, но не отвернулся. Тыщенко спросил, кто там сейчас министр.

— Чего министр? — независимо переспросил Шибаев.

— Ваш министр.

— А я думал, внутренних дел. — По-мужски себя повел.

Тыщенко оценил начальственным смешком — хе-хе-хе, нам сам черт не брат.

Очень хотелось Шибаеву распознать, на каких условиях они тут с Ирмой договорились, но старик, ясное дело, откровегчичать с ним не будет. В этом доме он будет жить, купит у самого Тыщенко — хорошо. И уйдет на покой. А может, и не уйдет. Он купит должность на меховом комбинате в Ростокине.

— Далеко ли тут Ростокино?

— На метро до Выставки, а там на трамвае три остановки. Помолчали. Не вяжется разговор. Тыщенко, между прочим, законный

муж, а кто ты такой?

— Аркаша здесь часто бывает? Старик не ответил.

— Я спрашиваю, Аркаша здесь часто бывает?

Нуль внимания, будто глухой. Но мысль насчет Ростокина угадал и спросил неприязненно:

— Вы уже оттуда уходите?

— Пока нет.

Так делают только мальчишки-проказники, которым на свободе не сидится. Сам Тыщенко ушел чисто, и не за юбкой погнался, учись. И Мельник ушел с хорошей подготовкой и без хвоста. И ты, Шибер, должен найти замену и уйти достойно, получив если не орден, то хотя бы грамоту Министерства местной промышленности КазССР. Не ты первый, не ты последний, дело варится давно и ширится год от года.

По мнению Игнатия, подпольные цеха появились недавно, в семидесятых годах, при Брежневе. Но Голубь говорит — ничего подобного, началось раньше, в пятидесятых, лет через пять после смерти Сталина И не в Грузии, как считают, не в Армении, а в самой Москве в скромной мастерской психоневрологического диспансера при райздраве. Тихие психи лечились вязанием сначала на спицах, а потом перешли на машины. Заправляли ими нормальные — завмастерской, начальник цеха, кладовщица, бухгалтер, не так уж и много на самом предприятии да столько же со стороны — два инспектора из Мосгалантерейторга и трое из милиции, у этих задача не бей лежачего: попадешься — поможем, а продашь — утопим! Больные лечились, а здоровые обеспечивали их работой. За взятку ставили трикотажные машины и прочее оборудование, за взятку получали сырье с чулочных фабрик, из артелей местной промышленности, из подмосковных колхозов. Имели котел в 178 тысяч рублей — на связи. Как-то привезли шерсть из Узбекистана на сто тысяч, и райфо без звука оформил сделку. Четыре года химичили, на чем погорели? Ищите женщину, говорили древние. На бабе и погорели. У начальника цеха умерла жена. Он, кстати, сначала врачом работал, но при виде навара снял халат и ушел в цех. Райздрав не заметил, поскольку от перемены слагаемых сумма не меняется. Мельник тоже адвокатом был до поры. Итак, умерла жена, вдовец начал искать утешения и положил глаз на жену своего племянника. Она не возражала, и племянник особо не упирался, попросил за нее сто тысяч. Чего не сделаешь ради любви? Ударили по рукам, один получил деньги, другой молодую жену и продолжал химичить, восполняя дырку в бюджете. Вскоре оказалось, что сто тысяч не ласкают, не греют, как ожидалось, разведенец стал ревновать, понял, что любит неземной любовью, начал жену обратно требовать, но уговор дороже денег, попытался урвать еще столько же — тоже облом, что делать? Любовь творит чудеса, дунул он в органы, и всех накрыли, молодая жена осталась вдовицей — дали дяде расстрел с конфискацией. Туда же отправили еще четверых — двоих из мастерской и двоих из милиции. Было изъято сто килограммов золота, валюта, бриллианты, и на два с лишним миллиона денежных вкладов. «Три миллиона! — восклицал журналист в газете. — Сколько это детских садов, поликлиник, столовых отнимали у нас и гноили в тайниках». Чем они крепли, верхогляды? Тем, что видят только одну сторону медали. «Отнимали у нас…» Они продавали нам по вполне доступной цене товары первой необходимости. Правда, был у них недостаток международный — они не помогали слаборазвитым странам, ни Албании, ни Танзании, и Ассуанскую плотину в Египте не они строили, и шаха Ирана не принимали, как гостя, с его шахиней. Психи, что с них взять, не рубят в долгосрочной политике. Зато они вполне прилично одевали в трикотаж москвичей и гостей столицы, как детей, так и взрослых.

Зло было наказано, справедливость восторжествовала. И что любопытно? Тут же, по горячим следам, как грибы после дождя стали расти по стране подпольные цеха на предприятиях местной промышленности. Не было ни семинаров по передаче опыта, ни методических указаний из главков и министерств, ни приказов, ни наказов, сплошной запрет, а движение росло и ширилось, как будто деятелям из психдиспансера не расстрел дали, а Героев труда. Загадка. С простой отгадкой: уж мы-то на бабе не погорим…

Пришла Ирма. Старик ее предупредил густым голосом: «К вам гость». Не к нам и не к тебе, а к вам. Она настороженно вошла в комнату, увидела Шибаева и вспыхнула, залилась до корней волос. Он сразу отметил, как она изменилась, еще красивее стала, но постарела. По ее растерянности он понял — она ждала его и, наверно, соскучилась.

Сели пить чай. Вдвоем. Тыщенко сразу исчез. Без слов. А Шибаева стало клонить в сон. Переволновался. Попросил ее проводить, ему надо в гостиницу. Она рассердилась:

— Ты к кому приехал? Никаких гостиниц! Ему давно не было так радостно.

— Хорошо, поедем за чемоданом в «Россию». Возьмем такси.

— Нет, на метро быстрее.

Вышли на площади Ногина, она тут все уже знает, освоилась. Дежурная сказала, чтобы Шибаев обязательно зашел в триста пятый номер. Там Рахимов начал сразу конючить: куда вы пропали, у меня завтра важное дело. Какое? Мялся, мялся, кое-как признался — надо отблагодарить одну женщину из отдела кадров Министерства химической промышленности. Что? Она помогла его дочери получить свободный диплом. По распределению дочь попала на Мангышлак, но там пески и ни одного родственника. Рахимов добился через Москву, чтобы ее оставили в Алма-Ате и теперь, как порядочный человек, он должен отблагодарить эту женщину из отдела кадров. Он просит Шибаева вручить ей норку на шапочку и на воротник, все это в коробке с розовой ленточкой. Шибаев ему сказал прямо: надо благодарить лично, а не через кого-то. Рахимов заволновался, начал расспрашивать, как подойти, что сказать, поймет ли она меня правильно? Брать умеет и хорошо берет, а давать не научился, нельзя так односторонне жить, не простят. Приедете в министерство, учил начальника главка Шибаев, позвоните из бюро пропусков, вызовите ее на улицу. Здрасьте-здрасьте и вручите спокойно.