— Да, мама, помню, ты мне это столько раз говорила.
Джинни вскочила и со смехом расцеловала мать.
— Мамочка, всё хорошо, и я иду спать.
— Конечно, Джинни.
И, когда Джинни вышла, снова покачала головой. Но уже с другой улыбкой. Как хорошо, что её девочка выздоровела.
Уже лёжа в постели, Джинни блаженно потянулась и тихо засмеялась, вспоминая сегодняшний день. Как всё-таки было хорошо! И Мороз… Эркин Мороз… нет, она пока не станет рассказывать маме, надо самой всё это обдумать, кое-что выяснить. Интересно, а почему её1 вытаскивал Мороз, а не Громовой Камень, искал-то он. Не захотел дотронуться до неё? Непонятно. Ладно, всё завтра, всё потом. А сейчас — спать. Всё хорошо, можно спокойно спать. И завтра не надо на работу. Мирон Трофимович дал им всем отгул на один день. Потом два дня на документацию и отпуск до конца августа. И не забыть, что в среду Иван Купала, будет большой праздник, на траве у озера…
С этим она и заснула.
Андрей шёл домой, любуясь рассветом. Хорошо, что сегодня ему во вторую смену. Сейчас в душ и часика четыре он возьмёт. Только от Алиски не забыть запереться.
А хорошо погуляли. И с Тимом всё утряслось, да так, что лучше и не надо. До чего ж мужик своё дело знает, у такого поучиться не грех, а удача…
…Когда они, высадив последних пассажиров у Старого города, остались вдвоём, Тим впервые оглянулся на него.
— Ну?
Он пожал плечами.
— На комбинат, куда же ещё.
Тим кивнул, и они поехали на комбинат. Он стоял, держась за ограждение кабины шофёра и смотрел на работу Тима. Фредди вёл по-другому, но… да, Тим, конечно, классный специалист.
— Нравится?
— Да, — вздрогнул он. — Классно водишь.
Тим заговорил по-английски, и он отвечал так же.
— И что? Всерьёз хочешь на шофёра?
— Всерьёз, — кивнул он. — Я уже говорил.
— Да, помню, — Тим сосредоточенно глядел перед собой.
Он чувствовал, что того разговора в лесу Тиму м ало. Но и ему — т оже. Да, конечно, слова, данного Эркину, он не нарушит, но и не помешает им сейчас никто: время позднее, один на один будут. Решить-то решили, но по деталям стоит пройтись…
…Андрей поёжился, передёрнув плечами: прохладно на рассвете, а он в одной рубашке. Ну, ничего, осталось немного, а там в душе прогреется…
…Автобус отмывали до блеска, чистили салон и багажное отделение, а уж мотор чуть ли не заново перебрали и отрегулировали.
— Это ты всегда так? — не выдержал он.
Тим кивнул.
— Как ты к машине, так и она к тебе.
И он ответил памятным ещё с лагеря, с уроков Старика.
— Инструмент не живой, а руку чувствует.
И Тим улыбнулся.
— Сам придумал?
— Нет, слышал. Учил он меня. Ещё там, — и помедлив, всё-таки сказал: — Меня спас, а сам лёг.
И по лицу Тима увидел: тот всё понял правильно. Какое-то время работали молча. И уже сам Тим начал:
— Нас из всей десятки… Один я, похоже, остался.
Вот тогда и пришло ему в голову ещё раз проверить. Вдруг… ведь и сколько лет прошло, и действительно он их тогда не разглядывал.
— Слушай, вас всего десять было?
— Осталось, — поправил его Тим. — Начинало нас… вдвое, а может, и ещё больше.
Он кивнул.
— Что, так учили?
— А ты думал! — Тим резко крутанул болт, едва не сорвав резьбу. — Каждая тренировка сортировкой.
— Понятно. И что, — он задумался, подбирая слово, — все как ты? Ну, одного увета?
Тим даже как-то удивлённо посмотрел на него.
— Да… слушай, верно, так и получилось.
И он, уже переводя дыхание, радуясь, что и память не подвела, и что личных счётов у них нет, решил всё-таки уточнить:
— Мулатов не было?
— Нет, — сразу твёрдо ответил Тим. — А… что?
— Тогда… я помню, там мулаты были, пятеро, наверное.
— Нет, — Тим уже сообразил и тоже заулыбался. — Было двое, но они быстро вылетели, ещё до выездов. И… давно это было?
Он нехотя кивнул.
— Давно. Я совсем малолеткой был. Ладно, не вы, значит, другие… — и остановился, не договорив: «такие же».
Но Тим понял. И опять они работали молча. Но согласно. А отладив, вылизав машину, отмыли руки здесь же во дворе — бытовки-то закрыты, а бегать за сторожем, чтобы открыл, неохота.
— Ладно, — Тим стряхнул с рук воду. — Дома отмою.
И к выходу они шли вместе. Но Тим сразу ушёл, а его окликнула из своей будочки девчонка-диспетчер. А там…
…А там до утра проболтался. Ему не трудно, а ей приятно. Легко всё прошло, по доброму согласию и в общее удовольствие. Ей тоже скучно, так чего ж… не позабавиться.
Андрей легко взбежал по лестнице на второй этаж и прошёл к своей двери. Ещё тихо, но уже чувствуется скорое утро. Верхний замок, нижний… смотри-ка, не закрыли, ждали его. Теперь лишь бы не разбудить никого, и до полдня отстаньте все от него.
ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО ВТОРАЯ
Нет, здорово, что они не стали завязываться с пахотой, это ж какую ещё головную боль на себя бы повесили. И так… как попадаешь в имение, так и не присядешь, столько хлопот и забот. Джонни за неделю чернеет и худеет.
— Как это раньше лендлорды такими беленькими да рассыпчатыми были, а?
— Это было раньше, Фредди.
Они сидят у камина, наслаждаясь не так теплом огня, как тишиной и спокойствием. Джонатан благодушно вздыхает, расслабленно оседая в кресле.
— Бегали надзиратели, работали рабы, а теперь…
— Теперь мы крутимся, — кивает Фредди. — И бегаем, и работаем. Слушай, зачем нам посёлок?
— Мне бидонвилль на моей земле не нужен, — твёрдо отвечает Джонатан.
Бидонвилль — сляпанные из чего попало лачуги — сооружали себе бывшие рабы по всем имениям, где сгорели или разрушились бараки.
— Допустим, — Фредди задумчиво отпивает. — Ну, а барак куда? Снесём? Он же ещё крепкий, раз. И наши из него не особо рвутся, это два. И что это даст нам, три. Достаточно?
— Вполне. Отвечаю не по порядку, а по существу. С полного обеспечения они перейдут на зарплату.
— Это выгоднее?
— Безусловно, — и по-прежнему разнеженно: — Вычеты эффективнее с зарплатой. Барак малость подремонтируем, и это жильё для временных работников и гостей. И когда они в бараке — они вместе, а в посёлке каждый сам за себя. И ещё аренда за дом и прочее будет капать.
— Без выкупа? — поинтересовался Фредди.
Джонатан хмыкнул.
— Резонно. Нужен стимул. Двадцать лет увеличенной аренды, и дом твой. Но без земли.
— Резонно, — очень похоже хмыкнул Фредди. — Но учти, с понедельной оплатой будем привязаны хуже прошлого выпаса.
Джонатан хмуро кивнул.
— Верно. Надо продумать.
— Вот и займись, — Фредди допил свой стакан и встал, — а то в мелочевке вязнешь. Я на боковую.
— А думать не собираешься? — съязвил Джонатан.
— Я — ковбой на контракте, — Фредди поставил свой стакан в бар и потянулся, упираясь кулаками в поясницу. — Ковбою думать вредно: скорость на стрельбе теряется. А на контракте и незачем. На то лендлорд есть. Какой никакой, а пусть своим делом занимается.
— Ла-адно тебе, — Джонатан тоже допил свой коктейль и встал. — Иди, ковбой, я уберу.
— Хоть такая от тебя польза.
Оставив последнее слово за собой, Фредди вышел.
Джонатан негромко рассмеялся ему след.
Но, в принципе, Фредди прав. В Колумбии у них на зарплате двое основных и временные почасовики, зарплатой ведает Грымза, и у неё — мисс Джулии Робертс — комар носа не подточит. Раз в месяц проверяешь счета и выписываешь новый, а дальше она сама. С Грымзой им повезло. А здесь… задействовать можно только Стефа. Так… оставить ему наличку в конвертах, а к Рождеству всё равно конечный перерасчёт. Нет, не получится. Вешать на Стефа вычеты за обеспечение и штрафы нельзя. Это надо самому. Ладно, всё равно в этом году будет прежняя система. Для посёлка пока только место подбирается, чтобы всех устраивало и хозяйству не мешало. Тут не до переезда, до стройки ещё далеко. Ладно, это в полном смысле слова не горит. А вот скотную подремонтировать к зиме надо, особенно стойло для Монти. Уже вполне приличным быком смотрится и вообще… на перспективу.
С мыслями о Монти Джонатан и заснул.
* * *
И двух дней не прошло — снова праздник. Иван Купала. Грех не отпраздновать.
— Конечно, Андрюша, — согласилась Женя. — Но на всю ночь…
И Эркин сразу замотал головой.
— Нет, Андрей, мы-то отоспимся с утра, А Жене в первую. И вообще… нам баба Фима рассказывала, интересно, конечно, но… — он замялся.
— Холостяцкий праздник, понял, — кивнул Андрей. — Как раз для меня, — и с увлечением продолжил: — Сразу после смены и пойду, как раз успею.
Женя рассмеялась.
— Ох, Андрюша…
— Ага, — согласился он, вставая. — Я такой. И ох, и ах, и ой-ё-ёй!