— На свете есть люди и похуже его, Фрэнсис, — тихо ответила Мэриэнн. Ей было противно видеть жалость, мелькнувшую в глазах брата. Лучше бы она промолчала.
— Но не в Англии, — заверил он.
Мэриэнн молила Бога, чтобы он оказался прав. Она пошла к выходу, сейчас брат не стал ее останавливать.
Когда Мэриэнн вернулась от родителей, Рейф в кабинете беседовал с Каллертоном о делах. Она была бледна, и он заметил в ее глазах тревогу. Не снимая накидки, шляпки и перчаток, она подошла к мужу. Рейф отослал Каллертона и обернулся к ней.
— Фрэнсис все нашел. Он все знает, Рейф!
У Рейфа екнуло сердце.
— Документ?
Мэриэнн нетерпеливо тряхнула головой.
— Нет, статью в архиве «Лондон Мессенджер» за 1795 год. Он знает об убийстве твоих родителей. — Она сняла шляпку и положила ее на стол.
— Но это не секрет, Мэриэнн.
Стянув перчатки, она бросила их рядом.
— Но это единственное происшествие на Хаунслоуской пустоши в 1795 году.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Рейф понимал, что она хотела сказать.
Мэриэнн пристально смотрела на него, в ее глазах он увидел страх.
— Он уже пытался расспрашивать о твоих родителях… о тебе.
Прежде, даже когда выкрал Мэриэнн, Рейф не боялся, что его поймают. Но теперь все изменилось.
— Нельзя недооценивать моего брата. Он жаждет защитить меня, и в этом он будет упорен, решителен, даже безжалостен. Он не оставит это дело, пока не разузнает все о тебе… и о разбойнике. Нам надо уехать прежде, чем он докопается до истины.
— Нам не убежать от этого, Мэриэнн.
— Но почему ты не хочешь понять?
— Я все понимаю, — тихо сказал он и обнял ее.
— Мой отец уничтожит тебя, а ты уничтожишь его.
— Ты знаешь, что документ у него, ведь так?
Мэриэнн кивнула, и он увидел в ее глазах слезы.
— И ты понимаешь, что это означает, Мэриэнн.
— Да. Но я не могу поверить в то, что он совершил такое. — Она покачала головой. — И все из-за какого-то листка бумаги. Что такого там написано, если он стоит стольких жизней? Той ночью ты видел его?
— Только малую часть. Всего три буквы, написанные крупно и четко.
Мэриэнн взяла в ладони его лицо.
— Он мой отец, Рейф. И я люблю его. И люблю тебя. Больше всего на свете.
— Я знаю. — Казалось, он проник в душу до самого дна.
— Я тоже люблю тебя, Мэриэнн.
От этих слов, сказанных шепотом, Мэриэнн зажмурила глаза, тем не менее поток слез вырвался наружу.
— Что нам делать, Рейф?
— Нам придется пройти через это.
— Я не смогу, — всхлипнула Мэриэнн.
— Ты сможешь, Мэриэнн.
— Если я потеряю тебя, Рейф… — Голос ее сорвался.
Рейф заключил ее в объятия. Он не мог обещать, что все будет хорошо. Они оба знали, что в петле окажется либо Мисборн, либо Рейф. И при любом исходе сердце Мэриэнн будет разбито.
Глава 14
В ту ночь они легли в постель вместе. Ветер бился в окна, небо будто затянули сплошным черным холстом. Не было ни луны, ни звезд. Темноту в комнате нарушали лишь красные отблески тлеющих углей. Но свет был не нужен. Они лежали обнаженные, тесно прижавшись, сердце к сердцу. Так тесно, что Мэриэнн чувствовала, как ресницы Рейфа касаются ее собственных. Так близко, что дышали в унисон. Им был драгоценен каждый час, каждая минута, чтобы тратить их на мысли о прошлом или тревожиться о будущем. У них осталось только настоящее.
— Люби меня, Рейф, — шептала Мэриэнн, касаясь губами его губ. — Прошу тебя.
— И я на коленях молю о том же, Мэриэнн.
Рейф стал целовать ее, и все поцелуи, которые он дарил ей прежде, растаяли в сравнении с этим. Этот поцелуй вместил в себя все, что связало их, все, что может вместить любовь. Он целовал губы и груди так нежно и любовно, будто творил губами магический ритуал. Своим дыханием обжигал ей кожу, словно хотел поставить на ней печать принадлежности ему и никогда никому другому. Он ласкал ее, наслаждался ею, увлекая за собой в путешествие в один конец.
Мэриэнн чувствовала, как в нем, так же как и в ней, вскипает кровь, чувствовала, как их страсть разгорается с невероятной силой. Рейф целовал ее, пока в ее сознании не исчезли все мысли, кроме одной — о нем, а в теле осталось единственное желание — слиться с ним. Стать единым целым, раствориться в нем. Навсегда. Мэриэнн почувствовала, как то твердое, мужское прижалось к ее животу всей своей длиной, и тупая пульсирующая боль у нее между ног сделалась почти невыносимой.
— Мэриэнн… — выдохнул он ее имя.
— Рейф…
Весь мир перестал существовать. Исчез страх. Исчезла боль. Осталась только ее любовь к нему и его любовь к ней.
Оперевшись на локти, Рейф перевернул ее на спину, и их тела слились. Мэриэнн широко раздвинула ноги и почувствовала, как он коснулся ее.
— Да, — шепнула Мэриэнн. Ей хотелось любить его, как только возможно. Он был ей нужен. Он, и только он. Так отчаянно нужен, будто от этого зависела ее жизнь.
Губы Рейфа скользили по ее губам, и он вошел в нее. Самое прекрасное ощущение на свете быть наполненной им, словно они созданы друг для друга. Словно она наконец вернулась домой, и все так, как должно быть. Мэриэнн вздохнула с облегчением и радостью, от которой кружилась голова, поцеловала его в губы и только тогда почувствовала, что он начал двигаться внутри ее. Глубокими пронзающими толчками этот ритм скреплял любовь. Они становились глубже, быстрее. Она прижала его к себе с такой силой, что пальцы вонзились ему в спину и в ягодицы, потом она стала двигаться вместе с ним, толкая его все глубже и сильнее. Кожа увлажнилась, став скользкой от пота. Они неслись все быстрее и быстрее в вихре, который кружил, подгонял и уносил за собой. Она выгнула спину, выкрикивая его имя и слыша в ответ, как он выкрикивает ее, все вокруг взорвалось фейерверком восторга, от которого перехватило дыхание и остановилось сердце. И все ее существо распалось на тысячи частичек, разлетевшихся по небесному раю, как звезды в темноте ночного неба. Мэриэнн прижалась к Рейфу, вдруг ощутив на себе тяжесть его тела, со всех сторон окруженная его любовью, наполнявшей сердце и душу, в то время как они вместе возвращались на землю.
Они продолжали лежать, и Рейф, поцеловав Мэриэнн нежно и вместе с тем властно, перевернулся и лег рядом.
Она услышала, как он встал с постели, разглядела в темноте его силуэт у очага. Потом увидела крошечный огонек свечи, которую он зажег от раскаленных печных углей. В темноте замелькали новые огоньки, когда он стал зажигать от первой другие свечи. Она смотрела на его голое тело, пока он возвращался назад, чтобы поставить свечи на соседний с кроватью шкаф. Рейф не стал залезать в кровать, а сел на край, повернувшись к ней. В отблеске свечей его глаза были совсем темными, лицо помрачнело.