Читать интересную книгу Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Почему, сэр, почему? — воскликнул мистер Лио Хантер. — У Соломона Лукаса, еврея с Хай-стрит, множество маскарадных костюмов. Подумайте, сэр, предоставляется вам на выбор: Платон, Зенон, Эпикур, Пифагор. Все они основатели клубов.

— Мне это известно, — сказал мистер Пиквик, — но так как я не могу соперничать с этими великими людьми, то и не смею облачаться в их одежды.

Степенный человек глубоко задумался на несколько секунд и затем сказал:

— Поразмыслив, сэр, я готов допустить, что миссис Лио Хантер приятнее будет, если ее гости увидят столь знаменитого джентльмена в его собственном костюме, а не в маскарадном. Я беру на себя смелость сделать для вас исключение… Да, я не сомневаюсь, что могу обещать вам это от имени миссис Лио Хантер.

— В таком случае, — сказал мистер Пиквик, — я приду с величайшим удовольствием.

— Но я отнимаю у вас время, сэр, — спохватился вдруг степенный гость. — Я знаю, сколь оно драгоценно, сэр. Не буду вас задерживать. Значит, я скажу миссис Лио Хантер, что она может ждать вас и ваших знаменитых друзей! До свиданья, сэр. Я горжусь тем, что удостоился лицезреть столь выдающуюся особу. Ни шагу, сэр, ни слова!

И, не давая мистеру Пиквику времени протестовать или возражать, мистер Лио Хантер степенно удалился.

Мистер Пиквик взял шляпу и направил свои стопы к «Павлину». Мистер Уинкль уже успел принести туда весть о костюмированном бале.

— Миссис Потт тоже там будет, — этими словами встретил он своего наставника.

— Вот как! — отозвался мистер Пиквик.

— В костюме Аполлона, — продолжал мистер Уинкль. — Но Потт возражает против туники.

— Он прав… он совершенно прав, — решительно сказал мистер Пиквик.

— Да, и потому она наденет белое атласное платье с золотыми блестками.

— Пожалуй, никто не догадается, кого она изображает. Как вы думаете? — спросил мистер Снодграсс.

— Конечно, догадаются! — с негодованием возразил мистер Уинкль. — Ведь в руках у нее будет лира.

— Верно, я об этом забыл, — сказал мистер Снодграсс.

— А я оденусь разбойником, — вмешался мистер Тапмен.

— Что?! — сказал мистер Пиквик и даже привскочил.

— Разбойником, — робко повторил мистер Тапмен.

— Неужели вы хотите сказать, — начал мистер Пиквик, внушительно и строго взирая на своего друга, — неужели вы хотите сказать, мистер Тапмен, что намерены нарядиться в зеленую бархатную куртку с двухдюймовыми фалдочками?

— Да, я намерен, сэр, — с жаром ответил мистер Тапмен. — И почему бы мне не нарядиться?

— Потому, сэр, — сказал мистер Пиквик, заметно разгорячившись, — потому, что вы слишком стары, сэр.

— Слишком стар! — воскликнул мистер Тапмен.

— А если нужны еще основания, — продолжал мистер Пиквик, — потому, что вы слишком толсты, сэр.

— Сэр! — побагровев, сказал мистер Тапмен. — Это оскорбление.

— Сэр, — тем же тоном отвечал мистер Пиквик, — если вы появитесь передо мной в зеленой бархатной куртке с двухдюймовыми фалдами, это будет более серьезное оскорбление.

— Сэр, вы грубиян, — сказал мистер Таимся.

— Сэр, — сказал мистер Пиквик, — вы сами грубиян!

Мистер Тапмен шагнул вперед и в упор посмотрел на мистера Пиквика. Мистер Пиквик отвечал таким же взглядом, сосредоточенным в фокус благодаря очкам, и смело бросил вызов. Мистер Снодграсс и мистер Уинкль безмолвствовали, потрясенные столкновением двух таких мужей.

— Сэр, — низким, глухим голосом сказал мистер Тапмен, помолчав несколько секунд, — вы меня назвали старым.

— Назвал, — подтвердил мистер Пиквик.

— И толстым.

— Могу повторить.

— И грубияном.

— Вы и есть грубиян!

Зловещая пауза.

— Моя привязанность к вашей особе, сэр, — голосом, дрожащим от волнения, заговорил мистер Тапмен, засучивая в то же время рукава, — велика… очень велика… однако этой самой особе я должен отомстить немедленно.

— Начинайте, сэр! — ответил мистер Пиквик.

Возбужденный этим диалогом, героический муж поспешил встать в позу человека, разбитого параличом, предполагая, вероятно, как заключили двое свидетелей, что таковой должна быть оборонительная позиция.

— Как! — воскликнул мистер Снодграсс, внезапно обретая дар речи, утраченный было под влиянием крайнего изумления, и бросаясь между двумя противниками с риском получить от каждого по удару в висок. — Как! Мистер Пиквик, ведь на вас взирает весь мир! Мистер Тапмен! Ведь вы наравне со всеми нами озарены блеском его бессмертного имени! Стыдитесь, джентльмены, стыдитесь!

Пока говорил его юный друг, непривычные морщины, проведенные мимолетной вспышкой гнева на ясном и открытом челе мистера Пиквика, постепенно исчезали, как исчезают следы карандаша от мягкого прикосновения резинки. Друг еще не умолк, а на лице мистера Пиквика уже появилось свойственное ему благожелательное выражение.

— Я погорячился, — сказал мистер Пиквик, — слишком погорячился. Тапмен, вашу руку.

Темное облако сбежало с лица мистера Тапмена, когда он крепко пожимал руку своему Другу.

— Я тоже погорячился, — заявил он.

— Нет! — перебил мистер Пиквик. — Вина моя. Вы наденете зеленую бархатную куртку?

— Нет! — отвечал мистер Тапмен.

— Наденьте, сделайте такое одолжение, — возразил мистер Пиквик.

— Хорошо, хорошо, надену, — сказал мистер Тапмен.

В результате было решено, что мистер Тапмен, мистер Уинкль и мистер Снодграсс — все трое наденут маскарадные костюмы. Таким образом, растаявший под влиянием своего добросердечия, мистер Пиквик дал согласие на то, против чего восставал его здравый смысл. Более разительную иллюстрацию его доброты вряд ли можно было бы придумать, даже если бы события, изложенные на этих страницах, были целиком вымышлены.

Мистер Лио Хантер не преувеличил ресурсов мистера Соломона Лукаса. Гардероб у него был разнообразный, весьма разнообразный, пожалуй не строго классический, не совсем новый, и не содержал он ни одного костюма, сделанного в стиле какой-либо эпохи, но зато все костюмы были более или менее усеяны блестками; а что может быть красивее блесток! Можно выдвинуть возражение: блестки не приспособлены к дневному свету, но всем известно, что они сверкали бы при лампах; и, стало быть, яснее ясного, что если люди дают костюмированные балы днем и костюмы имеют не такой красивый вид, как при вечернем освещении, то вина лежит исключительно на тех, кто дает костюмированный бал, и блестки тут ни в чем не повинны. Таковы были убедительные доводы мистера Соломона Лукаса, и под влиянием таких рассуждений мистер Тапмен, мистер Уинкль и мистер Снодграсс начали облекаться в костюмы, которые мистер Лукас, руководствуясь своим вкусом и опытом, рекомендовал как наиболее соответствующие данным обстоятельствам.

Экипаж для пиквикистов нанят был в «Городском Гербе»; из той же сокровищницы была вытребована коляска, чтобы доставить мистера и миссис Потт во владения миссис Лио Хантер, о которых мистер Потт, деликатно выражая свою признательность за полученное приглашение, уже писал в «Итенсуиллской газете», с уверенностью предсказывая, что «явлено будет зрелище восхитительное и чарующее, ослепительный блеск красоты и таланта, гостеприимство щедрое и безграничное, а главное — великолепие, смягченное изысканнейшим вкусом, и пышность, утонченная благодаря полной гармонии и целомудреннейшему содружеству, — пышность, по сравнению с которой баснословная роскошь восточной сказочной страны покажется столь же темной и мрачной, как и умонастроение того желчного и жалкого существа, которое осмелилось запятнать ядом зависти приготовления, сделанные добродетельной и весьма выдающейся леди, на чей алтарь возлагаем мы эту смиренную дань восхищения». Этот последний пассаж, полный сарказма, был направлен против «Независимого», который, не получив приглашения, высмеивал на протяжении четырех номеров всю затею, прибегая к самому крупному шрифту и печатая все прилагательные с прописной буквы.

Настало утро.

Приятно было созерцать мистера Тапмена в полном костюме разбойника: в очень узкой куртке, которая делала его плечи и спину похожими на подушечки для булавок; верхняя часть его ног была упакована в бархатные штанишки, нижняя — хитро обмотана сложной сетью бинтов, к которой все разбойники питают особое пристрастие. Приятно было видеть его честную, простодушную физиономию, высовывающуюся из открытого воротника рубашки, украшенную великолепными усами и разрисованную жженой пробкой, и созерцать шляпу в форме сахарной головы, декорированную разноцветными лентами, которую он был вынужден держать на коленях, ибо ни в один нам известный крытый экипаж не вошел бы человек, задумавший поместить такую шляпу в пространстве между своею головой и крышею экипажа. Не менее забавен и мил был мистер Снодграсс в голубых атласных буфах и плаще, в белом шелковом трико и туфлях и в греческом шлеме, каковой костюм, как всякому известно (а если не всякому, то мистеру Соломону Лукасу), являлся несомненным, подлинным и повседневным одеянием трубадуров с древнейших времен и до окончательного их исчезновения с лица земли. Все это было приятно видеть, но каково же было ликование толпы, когда крытый экипаж остановился позади колесницы мистера и миссис Потт, которая в свою очередь остановилась перед дверью мистера Потта, а эта последняя распахнулась, и показался великий Потт, наряженный русским приставом, со страшным кнутом в руке — изящный символ суровой и непреклонной мощи «Итенсуиллской газеты» и страшных ударов, наносимых ею врагам общества.