В общем, жили в палатке на территории, где раньше наш дом стоял, огород вскопали, посадили, часть фруктовых деревьев подлечили, часть я саженцами привёз, посадили. Колодец почистил, сруб новый поставил. Своё хозяйство налаживали, и сразу скажу, к сорок четвёртому от прошлой станицы едва половина вернулась, но та оживала. Председатель договорился, нам материал выделили и рабочих. Шесть десятков пленных немцев с отделением охраны, они строили школу, общую, тут и начальная, и средняя, и здания колхоза. Конезавод будущий. Сам я за лето только туалет, крепкий сарай отстроил, и коровник. Корова-то с нами была. Туалет первым делом. Помогали соседи, я им тоже, машиной или трактором, но до дома руки не дошли, батя вернётся пусть строит. Председатель иногда то одну единицу технику просил, то другую, я не отказывал, тот неплох был, а когда тот машину заиграл, как и не было, больше ничего не давал. И бензина не выдавал, а то привык бочками у меня брать. В последнее время даже спасибо не говорил, привык к халяве, обнаглел. А когда я его послал, угрожать начал. Мол, откуда у меня это всё? Ворованное?! Так что к концу лета сорок четвёртого мы в состоянии холодной войны были. Поэтому сам всё строил. Мы пока в Геленджике будем жить, а сюда возвращаться на сезонную работу. Как-то так. Всё же, зачем матушка согласилась вернутся? У меня вот особого желания не было. А всё битое железо постепенно вывозили на переплавку. Свой танк я отстоял, сказал памятник сделаю. Краном вернул башню на место, долго зачищал броню, и заново красил, вернув цвет хаки и красную звезду на башню. Имя танка тоже вернул. Пока у нас на подворье стоит, трактором отбуксировал. Многие станичники приходили, гладили броню. Где бы сделать постамент и установить его памятником? Может новой школе подарить? Всё равно её хотели моим именем назвать. Правда, я возмущался, называют после смерти, а я ещё живой, но как-то не слушали.
Вот такая у нас жизнь в станице стояла. Хотя есть и без этого что рассказать. Батя в порядке, служит, осенью сорок второго их дивизион под Сталинград перекинули. Участвовал в боях за город. Сейчас, а стоял август, где-то в Польше. Георгия ранило осенью сорок второго. Бомбили их аэродром и осколок в бок. Хорошо на излёте поймал, нескольку рёбер поломало, и тот три месяца в госпитале пролежал. После госпиталя подал заявление на обучение на командира, и поступил в школу младших лейтенантов. Закончил за три месяца и командует взводом аэродромной охраны. А батя вот сержант уже. Награды у обоих есть. Раиса у нас дома сейчас, в Геленджике. Залетела от своего корреспондента, а тот её бросил, типа извини, это не любовь, а страсть, мне твои сись*и понравились. Приехала к нам домой, а там Айболит весь израненный и парализованный. Военный инвалид. Три дня как привезли, не ходячий он. Простил её, не разбежались. Родила сынишку летом сорок третьего. Сейчас санитаркой в госпитале работает. Что по мне, то осенью сорок второго, когда шли страшные бои за Кавказ, довольно длинным наземным маршрутом, в обход зоны боевых действий, меня вывезли в Москву, где и наградили. Был орден «Ленина», на Героя видимо не заработал. Орден третьей серии, без колодки, как и «Красная Звезда» на болт прикручивался. Ездили с матерью, та как мой представитель. Поблагодарили маму героического сына и тем же путём вернули обратно. Не любили там казачество.
А так жил, учился, и помогал землякам, голодно было переживать зиму сорок третьего. Да, тут работали рыбаки на лодках, некоторые старики и представители молодёжи к ним шли подработать, но всё равно голодно. Так что за ту зиму у меня почти тридцать тонн ушло. Матери выдавала, та распределяла. Власти, а они такую халяву мигом чуют, в раз решили наложить лапу, но я костьми лёг и ничего не ушло мимо. Сами пусть учатся добывать. А летом сорок третьего, я всё же слетал в немецкий тыл. Увёл новенький «Тигр» с железнодорожной платформы, место для него было, остальные девять взорвал. Так как места подосвободилось, поискал по немецким тылам и нашёл танк, знакомый, с башней-«гайкой». Наша «тридцатьчетвёрка», что во время Курской битвы попал к немцам в руки. Те уже перекрасить успели, свои тактические знаки намалевать, но отобрал. Перекрашивать не буду, так оставлю. Память. Запас снарядов к обоим танкам прибрал. А так как места ещё оставалось, приметил у немцев автокран, и прибрал. Это был наш «Январец», кран с решётчатой стрелой на базе «ЗИС-6». Во вполне неплохом состоянии. Впрочем, крана уже не было. Это его председатель не вернул. Взял на недельку, скотина. Я найду чем возместить эту технику, просто с него и с колхоза пока ничего не возьмёшь, бедно всё.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как видите эти два года прошли без особых приключений. На самом деле из Геленджика мы с Настей были даже рады сбежать. Дом наш не в центре, но бывало рядом ложились авиабомбы. Дом трижды был отремонтирован, один раз капитально, а уж сколько раз стекло в окнах меняли... Это всё пережить можно, а вот склоки Раисы с мужем, ещё то развлечение. Я решил этот дом Раисе подарить, а нам купить новый, побольше, в другом месте, тем более бомбёжек давно не было. Стройка в городе неспешно, но шла, подобрать что для покупки в принципе можно. Или купить землю и самим начать строить. Вот такие дела были. Мы уже собрали урожай, погреб я восстановил, спуск из сарая. Кур пока мало, пять на развод с петухом есть, да корова, которую мы то в Геленджик, то обратно гоняем. Старая уже бурёнка, нужно новую надо. Телёнок есть, но это бычок, на мясо. Тем более председатель его уже описал, пол туши придётся сдать государству. Через неделю едем обратно, матушка разрывалась, и оставлять хозяйство нельзя, пограбят же всё и замки не остановят, соседи за всем не присмотрят, и одних нас на год не хочет бросать. Я пообещал мину поставить на крышке погреба, сунутся, только ручки-ножки полетят. Обещала подумать. Раньше бы послала, а тут задумалась. Вот как желание сохранить урожай меняет людей. Да, половину урожая, там чуть больше даже, тоже государству уходит. Уже сдали. Председатель настаивал. Хорошо матушка этой должности лишили, проклятия ему в спину так и летели. Мы вот молча сдали, не возражали. Как не крути, а такая помощь нашей армии нужна, и пока война не закончится, все тылы на нас. Вот после войны, если это продолжится, в спину не только проклятия полетят, но и вилы. Среди таких копейщиков и я буду. Одно дело — вот так помогать, это правильно и честно, другое после войны, когда хозяйства восстановят, сами всё производят и выводят, а грабёж, это уже так можно назвать, остаётся. Тут вообще тонкая граница, но это моё мнение.
И вот неделя до отъезда, двадцать четвёртого августа отбываем, нам хватит времени вернутся и подготовится к новому учебному году, как вдруг на подворье зашёл председатель, да не один, а с сотрудником милиции. Не наш, кажется новый участковый из соседней станицы. Сам я занимался плетнём, уже заготовил материал, немало кустарника и ивы проредил на берегу Кубани, не я один такой, и вот вкапывал столбики и плёл плетень. Со стороны улицы уже закончил, осталось навесить калитку и ворота сделать, как раз через такой проём в воротах те и зашли, и закончив вкапывать столбики со стороны соседнего подворья, начал плести плетень. На полметра уже поднял, когда эти пришли. Вообще соседи слева у нас есть, я там пока ничего не делал, а вот соседей справа нет, сгинули с прошлым председателем. Пустое подворье, никто не занимал. Вот между им и нашим я и делал ограждение. А следующим летом со стороны соседей с огорода и слева сделаю. Пока же в гости спокойно друг к другу ходим, ограды нет. Те прошли мимо танка, там Настя катки чёрной краской красила, белой потом ободки пройдёт, и не спросясь, также нагло сели за стол. Навес я ещё не сделал, только две опоры вкопал, под открытом небом стол, и две лавки с длинных сторон стола. Матери не было, в поле со своей бригадой, о чём председатель не мог не знать. Значит, припёрлись конкретно ко мне. Не нравится мне это.
- Ой, хозяева, может чаем угостите? - подал голос председатель, как устроился за столом.