Та держала газету, я сперва четыре фото глянул, потом статью прочитал. На фото был мой танк, что шёл на предельной скорости от станицы, за кормой пыль столбом, дымов множество над станицей было, причём в кадр попал момент, когда танк развернув башню, имя бронемашины было видно, и произвёл выстрел. Красивый снимок, повезло. Кажется, это когда тех мотоциклистов бил. Но и остальные были не хуже. На втором три танка, две «четвёрки» кормой и боком к нам, чех, и мой подбитый с развёрнутой к противнику башней и сбитой гусеницей, что за кормой комком собралась, но ещё не горел, в отличии от полыхающего чеха. На третьем снимке уже мой горевший танк, в полном виде, момент, когда я, открыв люк ухватившись за обломок антенны, собираюсь с силами, чтобы перевалится через край башни. И снова станица на заднем фоне, где встают разрывы снарядов. Да, на этом фото в край кадра попало несколько станичников, что выглядывали и смотрели из травы. Умные лежали, накрыв голову, и их было не видно. Фото, где я из танка появляюсь, снято метров с восьмидесяти, ну не дальше ста точно, поэтому я недовольно глянул на Раису, близко было, опасно, осколки и пули в разные сторону летели. Раненые среди станичников сто процентов есть. Потом почитал статью.
- Всё переврали, - возмущался я. - Я не пионер, а октябрёнок. Вруны несчастные. И остальное. Фантазии просто огромные. Правда только в моём имени и названии станицы.
Что есть, то есть, танк якобы был сломан, его экипаж чинил, я помогал, а тут немцы. Командира у танка не было, вот и устроили меня. Ага, прям верю. Был бой, много немцев побито, но и наш геройский танк горел, выжил только парнишка со станицы, экипаж танка погиб. Однако станичники были спасены, смогли уйти. Ура, геройскому пионеру.
- Вообще-то я наших станичников спасал. А тут о патриотизме и прочей чепухе. Плевать я на неё хотел, я станицу и людей защищал, только из-за этого в бой пошёл. И танк этот мой. Я его ещё месяц назад у немцев угнал, они его где-то захватили, и к станице перегнал. Экипаж дезертиры. Они из плена бежали, а их врагами объявили, они снова бежали и прятались, я их подкармливал. Погибли они. Жаль имена только знаю, не говорили они фамилии. Хотели к немцам в тыл уйти, партизанить.
Говорить было больно, но я это делал. Раиса пожала плечами, та меня вполне понимала. Эту чепуху с патриотизмом корреспонденты от себя добавили. А также та сообщила, что её взяли работать в армейскую газету, скоро наденет форму и пойдёт фотокорреспондентом освещать боевые будни нашей армии. Вот придумала. Отчитать и напомнить о дочери я не успел, врач с медсестрой пришли, повязки на ранах менять. Кстати, источник полный был, пока с Раей общались, я слегка подлечил ожоги на спине. Тут чтобы восстановится мне недели три нужно, но сделаю. А к вечеру и мама пришла, обрадовалась, что я очнулся, ругать сильно не стала, похвалила. Сказала, что наградить меня обещали. Вот и лечился, больше пси-лечением, и по словам врачей восстанавливался я просто на глазах. Ну тк. На третий день ко мне опустили командира, он из комендатуры города был, с писарем явился. Ранее ко мне никого не допускали, а сейчас режим ослабили. Тот взял уже моё описание боя, что и как было, выяснял по дезертирам, я назвал имена. Да взял наобум с потолка, дал внешнее описание и на этом всё. А танк дезертиров, нашли брошенным без топлива. Соляры я достал, починили и загнали в балку, подкармливал их пять дней, а тут и немцы появились. Жаль мужиков, погибли. А почему сам за прицел пушки сел, то вынужден был. Один тракторист, он танк вёл, второе пехотинец за пулемётом, крепкий парень из артиллерии заряжающим, вот и посадили меня. Тем более я охотник, куропаток с лёту бью. Да и опыт был, в сорок первом. Тоже на месте командира в танке находился. Орден за это получил, но об этом говорить нельзя. По поводу боекомплекта, действительно долго стреляли, сказал, что один раз успели пополнить, у нас во дворе под сеном ящики спрятаны были, мать не знала, заехали, и пополнили. Успели, как раз гаубицы дом накрыли, тот загорелся. Этого не знали, что мой дом сгорел, записали. А дальше тот бой с восьмью танками. А капитан, что и опрашивал, сказал. Этот бой у станицы задержал немцев. Те только к обеду следующего дня двинули дальше, наши успели силы перекинуть и заметно задержать их на этом участке. Вот так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А вообще на награду я и не рассчитывал, мне по-честному не до неё было, немцев бы больше набить, да нашим дать уйти. Вот и вся моя задача. Капитан покивал и попрощался. Три часа меня мучили этим опросом. А последней Раиса зашла, уже в форме, петлицы пустые. Попрощаться она, её к одному военному корреспонденту прикрепили, та со своим фотоаппаратом была, я ей его подарил, а того направляли на передовую, вот и уезжала. Это не все новости. На Айболита похоронка пришла. Накрыла авиация, прямо по Красному Кресту били. Отец и Григорий воюют в своих частях, письма приходят регулярно, матушка долго ревела из-за Раисы. И волосы той потрепала, и правильно сделала, но отпустила. Даша понятно с нами оставалась. Корову мать спасла, так что чем поить было. Вообще, удачные фото Раисы в газете, а там так и написано кто сделал снимки, это её дебют, понравились, вот её и пригласили. Надеюсь ещё услышим о ней. Плёнки я ей буду подкидывать, это дефицит. Пусть побережётся, война страшная штука. Что по мне, воевать и бить немцев я не хотел, вот желал дистанцироваться с этой войною, да и возраст был на моей стороне, но вот не отпускала проклятущая. Сначала отец с братом в беду попали, теперь в станицу пришли. Нет, к передовой я больше ни ногой. Ещё чего. Только в тыл слетаю, замену хочу погибшему танку добыть. Хм, а может немца взять? А что, почти тридцать тонн свободного места имею в хранилище. «Тигра» первой серии поищу и возьму, когда для него место будет. Советские у меня есть, будет и немец. Да, решено, так и сделаю. А пока лечимся.
***
Дни переходили в недели, недели в месяцы, а месяцы в годы, в два года. Вот так два года и пролетели, с момента того памятного боя у станицы. Что я могу рассказать по этому делу? Восстановился я за полтора месяца, поразив врачей, дальше устроился в местной средней школе, табель с оценками помог, и наверстал то что пропустил. Ну и за год также два года прошёл, сдав экзамены за шестой и седьмой классы. В следующий учебный год восьмой и девятый. И вот летом сорок четвёртого мы вернулись в станицу. Зачем? Неплохо же устроились в Геленджике. Как будто тут что-то нас держит. Станицу освободили ещё в январе сорок третьего, и как потеплело станичники потянулись обратно. Мать тоже съездила. Кроме печных труб и ям на местах погребов, ничего там не было. Кстати, немало набитого мной железа осталось на месте. Даже тот мой танк, «Беспощадный», ржавой тушей застыл на месте. Немцам не до него, не трогали. Башню у танка сорвало детонацией, откинуло на корму. Те что ушли с председателем, так и сгинули. Чуть позже к станице вернулось несколько человек, рассказывали, как их на дороге танками гоняли и давили. Вот так кто сразу дома начал строить, кто на своих подворьях пока полуземлянки, при этом обрабатывая огороды, и сады. Колхозные поля сеяли. Там нового председателя выбрали. Мать затребовали только к весне сорок четвёртого, умный человек бы послал их со всеми хотелками, мать у меня в городе устроилась, учётчицей на винном заводе. А тут взяла и согласилась. Бригада её попросила. А если они с крыши девятиэтажки попросят спрыгнуть? Так и назначили командиром бригады полеводов. Та уехала, а мы с Настей закончив учебный год, за ней следом. Мне одиннадцать, ей восемь, первый класс закончила. Хорошо в городе десять классов у средней школы, последний учебный год и закончу эту каторгу. К сентябрю мы с Настей вернёмся, продолжать обучение. Школы в станице пока нет. Причём боёв за станицу, когда наши наступали, не было, немцы ушли, это всё после того боя где мой танк в одиночку защищал станицу. Полыхала она тогда, многое сгорело. Во время того боя более двадцати станичников погибло от случайных пуль и осколков, десятки были ранены, с некоторыми я в одном госпитале лежал.