Еще до ночи с 21 на 22 июня 1941 г. поезд фюрера с его самым близким окружением, включая Йодля, меня и наших адъютантов, прибыл на новую штаб-квартиру фюрера в лесной лагерь около Растенбурга. Оперативный штаб военного министерства был размещен в очень большом лесном лагере, в тринадцати милях[39] от нас, в то время как Геринг, главнокомандующий германскими ВВС, перевел свой штабной поезд в другой лагерь, находящийся в соседнем Иоганнесбургском лесу; в результате чего все верховные главнокомандующие могли в любой момент пообщаться или в течении часа (а возможно, и намного быстрее при помощи своих легких самолетов «шторьх») собраться по приказу фюрера.
Оперативный штаб ОКБ находился в отдельном лагере, на расстоянии тысячи ярдов[40] от собственной штаб-квартиры фюрера, в секретной зоне I. Я довольно часто пролетал над этим местом на различной высоте, но, несмотря на то что я точно знал его местонахождение, я никогда не мог рассмотреть его с воздуха, за исключением четкой линии дороги, проходящей через лес, и одноколейной железнодорожной ветки, закрытой для обычного движения. В стороне, примерно в 2 или 3 милях[41], была оборудована посадочная площадка, на которой находились самолет фюрера, курьерские подразделения и самолет самого ОКБ. Хотелось бы мне знать, сколько перелетов я совершил оттуда с 1941-го по 1944 г. Я даже слышал об одном летальном несчастном случае, произошедшем на этом аэродроме, когда министр [снабжения] д-р Тодт в феврале 1942 г. разбился при взлете на «Хейнкеле-111».
Каждый полдень, в присутствии фюрера, проводилось военное совещание, где обсуждались утренние телеграммы, поступившие от различных верховных главнокомандующих, которые, в случае военного министерства, были основаны на ежевечерних последних донесениях из групп армий. Только главнокомандующие в Финляндии, Норвегии и Северной Африке докладывали непосредственно в ОКБ, предоставляя копии к сведению военного министерства.
По традиции военную обстановку, включая военные аспекты, обрисовывал генерал-полковник Йодль, кроме тех случаев, когда на совещании присутствовали главнокомандующий сухопутными войсками и начальник Генерального штаба сухопутных сил; в этом случае обстановку в армии докладывал генерал Гальдер. После 19 декабря 1941 г., когда Гитлер самолично возложил на себя обязанности главнокомандующего сухопутными войсками, начальник Генерального штаба должен был каждый день передавать ему сводки с Восточного фронта и лично получать приказы фюрера, а если ситуация становилась более напряженной, он [Гальдер] должен был также появляться и на вечерних совещаниях, ближе к полуночи, во всех остальных случаях обстановку докладывал генерал-полковник Йодль, в более узком кругу офицеров. Все инструкции, выданные фюрером в этих ситуациях, этой же ночью по телеграфу отправлялись оперативным штабом ОКБ по соответствующим штабам, после того как их основная суть была уже передана по телефону.
Эти короткие совещания выполняли и второстепенные функции, позволяя фюреру издавать вереницу приказов, относящихся не только к проблемам стратегии, но и к совершенно другим областям, не связанным с вопросами ведения войны. Поскольку Гитлер никогда не мог удерживаться на сути обсуждаемого вопроса, он постоянно отклонялся от темы на вновь возникающие проблемы, дневные совещания затягивались в среднем часа на три, а вечерние никогда не продолжались меньше часа, хотя сами стратегические и тактические вопросы не занимали, как правило, и доли этого времени. В результате я, уже ознакомившись с утренней или вечерней военной обстановкой по сводкам оперативного штаба или из вечерних докладов Йодля, никогда не мог отлучиться с этих отнимающих уйму времени совещаний у фюрера, поскольку у Гитлера в любой момент могли возникнуть всевозможные вопросы, указания и мероприятия, не имеющие даже отдаленного отношения к стратегии или дипломатии, но которые я должен был брать на себя и по которым он обращался ко мне, как к его начальнику штаба, хотя они совершенно не входили в компетенцию Верховного командующего.
Все это можно приписать только беспорядочному мышлению этого автократа и его modus operandi; так я обнаружил, что оказался вовлечен чуть ли не во все сферы деятельности государства и партийного аппарата, причем совершенно не по собственной воле. Видит Бог, я откладывал свою работу ради того, что было совершенно не связано с моими обязанностями; мой адъютант и я могли бы составить бесчисленный список случаев, когда посетители, корреспонденты и телефонные абоненты обращались ко мне со всевозможными требованиями или по другим вопросам, добавляя стереотипное оправдание словами: «Фюрер направил меня к вам!» Или: «Когда я докладывал об этом фюреру, он заявил, что это касается также и вооруженных сил». Или: «Вы должны известить об этом и вооруженные силы» и т. д. Или: «К кому в ОКБ я должен обратиться по этому важному вопросу?», или же использовали другие всевозможные стандартные формулировки.
Для всех этих посторонних лиц ОКБ, военное министерство и вооруженные силы означали только одного человека: Кейтеля. Это было настолько характерно, что даже глава юридического департамента Верховного командования д-р Леман объяснял моему адвокату, что мое имя было привязано ко всем возможным вопросам, которые меня совершенно не касались.
А что я должен был сделать? Мог ли я, на совещании, в присутствии двадцати пяти человек, ответить Гитлеру, когда он лично давал мне подобные распоряжения: «Мой фюрер, это не имеет ко мне никакого отношения, передайте свои требования своему секретарю»? Могли ли те люди, что обсуждали с Гитлером свои проекты и которых он отправлял сначала переговорить со мной, ответить ему: «Мы не можем этого сделать, Кейтель просто выгонит нас с глаз долой»? Все это было совсем не так просто; нельзя возложить всю вину за это на мое якобы добродушие или глупость, вся система была неправильной.
Мог ли я предвидеть все это, когда на свет появилась эта недоразвитая должность – начальник Верховного командования? Дали ли мне время после 4 февраля 1938 г. на то, чтобы откорректировать недостатки в организационной структуре, которая на самом деле предназначалась только для того, чтобы объединить власть Гитлера и исполнительную власть с военными экспертами, в качестве его помощников?
В королевской прусской традиции истинный фельдмаршал был слишком хорош для этого, и сама должность была слишком скромна для произведения в фельдмаршалы. После моей последней и благополучной военной должности в качестве командира дивизии я стал «кабинетным» генералом; в Первую мировую войну я был старшим офицером штаба дивизии на протяжении двух лет и был горд разделить со своими командирами ответственность – какой мы представляли ее в те дни – за наших бравых солдат. Вторую мировую войну я закончил фельдмаршалом, неспособным командовать кем бы то ни было вне фактической структуры ОКБ, кроме моего шофера и денщика! И теперь я должен отвечать за все те приказы, что были отданы без моего совета и против моей совести: эту горькую пилюлю трудно проглотить, но, по крайней мере, будет честно, если, делая это, я приму на себя ответственность за все ОКБ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});