Все это время я размышлял о людях, которых увидел ночью. Никаких предположений на их счет не было, непонятно даже, связаны они с мерцающими или нет. А может, это и есть мерцающие? Доказательства отсутствуют, а возражение одно есть: тут не Лес, а я-то видел мерцающих всегда только в нем. Конечно, за исключением прошлой ночи. Жаль, что никаких следов болотные люди не оставили, только свое растительное одеяло.
Закончив с «валом», я уселся возле камня, на котором лежала тетрадь из тайника Травника, и взял ее. Не знаю почему, но у меня создалось впечатление, что тетрадь ночью не раз листали. Любопытно, смогли болотники прочесть абракадабру в дневнике? Или они читать не умеют? Вообще, к кому эти существа ближе, к зверям или к людям? Я припомнил большие умные глаза того, кто склонился надо мной этой ночью, и решил, что трое незнакомцев уж точно не звери и не дикари.
Перелистнув несколько страниц дневника, сунул его за ремень, а бутылек с тоником (тот, кстати, снова был холодным) – в карман. Возле камня лежали три клубня и свернутый зеленый лист. Это мне такой завтрак оставили? Непонятно даже, овощ или фрукт, смахивает на красный салатный лук, но форма более вытянутая, да и мягковатый для лука. Есть хотелось все сильнее, и я решил рискнуть: укусил один клубень. Вкус оказался необычный – среднее между неострым луком и яблоком. Вкусно, в общем, хотя с голодухи почти все таким кажется. Сверху была желтоватая мякоть, а в центре пустота, наполненная густой терпкой жидкостью, то есть соком, в котором плавал мягкий зеленый орешек. Любопытный харч – и голод, и жажду разом утоляет.
Я съел два клубня, а третий вместе с парой орешков положил в карман. Развернул древесный лист, который лежал рядом с клубнями. Внутри была зеленоватая кашица – кажется, та же самая, которой обработали мои раны. Ага, еще один подарок. Подняв лист на ладони, понюхал его и ощутил слабый цветочный аромат. Пригодится. Тщательно свернув лист, положил в карман.
Осмотрел кострище и понял, что ночью мне не показалось, там сгорали не только ветки. В пепле нашлись не до конца прогоревшие скрученные спиралью ленты, похожие на остатки водорослей. Что за болотное растение может так гореть, добавляя огню зеленоватый и синеватый оттенки, я понятия не имел.
Сквозь туманную дымку проглядывало тусклое пятно солнца. Припомнив, где оно было вчера вечером и как мы шли тогда, я через прореху в зарослях покинул поляну и обошел островок по кругу. От него примерно в том направлении, куда, как я полагал, двигался отряд Метиса, тянулась гряда желтых глинистых отмелей и больших, твердых с виду, кочек. Вот по ним и пойду, подумал я, все еще ощущая необычное спокойствие, почти безмятежность.
Но спокойствие не мешало возникшей этим утром твердой уверенности в своих силах. Может, и она – следствие действия лекарства болотных людей? Неважно. Главное – я точно знал, что скоро разберусь со всей этой ситуацией, сделаю то, что хочу сделать, и получу ответы на вопросы. По крайней мере, на часть из них.
* * *
Болото почти закончилось, теперь лишь изредка на пути попадались топкие участки. Я шел по густой подстилке из травы и мха – буро-желтой, пышной, мягко пружинящей под ногами. Обходил лужи и островки зарослей, вдыхая пряный воздух, наполненный легкой, прохладной осенней свежестью.
Остановился, когда увидел впереди дерево. Не мутант, обычный дуб. Крона его будто горела, покрытая ярко-красными и желтыми листьями.
Под деревом стояли двое. Я прищурился, вглядываясь: что это они там делают?
Двое бродяг – настоящие такие, замшелые бродяги вроде того старика, у которого на Черном Рынке прикупил «погремуху», только помоложе, – топтались на одном месте, задрав головы, и громко переговаривались. У одного, толстого и с лысиной, за спиной был рюкзак, у второго, высокого и сутулого, – охотничье ружье. Он как раз поднял с земли камень и запустил им в крону.
Потом они замерли, наблюдая. Несколько секунд было тихо, затем камень прилетел обратно и угодил сутулому по плечу. Тот вскрикнул, затанцевал под деревом, грозя вверх кулаками, схватился за ружье.
Из-за густой листвы я не мог разглядеть, кто засел в кроне. А бродяги очень заняты, вон с каким азартом дерево штурмуют – позабыли, что надо округу контролировать. Это значит, смогу подобраться незамеченным почти вплотную. Как говорится: если ты не воспользуешься чужой ошибкой, ею воспользуется кто-нибудь другой. Поэтому воспользуемся…
Двое бродяг стояли сейчас спиной ко мне, и я, перехватив удобнее «вал», направился к дереву. Толстый что-то сказал сутулому, покачал головой, и его спутник снова повесил на плечо ружье, из которого уже собрался выстрелить в крону. Тогда толстый, скинув рюкзак, полез на дерево.
Для мужика с такой комплекцией двигался он очень шустро. Раз-два, раз-два… Бродяга уже почти целиком скрылся в кроне, когда ноги его вдруг дернулись и он повис на руках. Его что, ударил кто-то сверху, каблуком в лоб пихнул? Ничего не вижу в этой листве!
Все-таки толстый не упал, сумел подтянуться. Раздался хруст и треск веток, посыпались листья, крона затряслась – и потом вниз кто-то свалился. Следом прыгнул толстый. Тот, кто упал первым, вскочил, и высокий сутулый сделал ему подножку…
Не ему – ей! Это была Аля. Грязная и вся в листьях, но я сразу узнал ее, потому что к этому моменту находился уже близко.
– Баба! Ей-Лесу – баба! – восторженно засипел сутулый таким тоном, будто увидел чудо-юдо, невиданного мутанта, а не молодую самку человеческого вида. – Свезло! Я ж сто лет уже не…
– Держи ее! – прикрикнул толстый. – Сбежит!
– Ты держи – я раздеваю!
– Ты держи! – возмутился толстяк. – Я, я раздеваю! Я ее с дерева стащил, поэтому я первый!
– Идите вы в Лес, вонючки! – донесся гневный крик Али.
Я находился уже за спинами бродяг, которые ничего не слышали и не видели, кроме своей добычи. Они присели, почти закрыв от меня женщину. Ноги ее дергались. Толстый зачастил:
– Расстегивай, расстегивай… Ты на голову ей сядешь… нет, лучше так…
– Нет, лучше по-другому, – перебил я. – Давайте так: сейчас оба получаете по голове и убегаете. Рюкзак со стволом оставляете здесь. Зато живые, это всегда ценно.
– Чего-о?! – они разом повернулись.
Я начал с того, у кого было ружье, старенькая двуствольная ИЖ-43 – «ежик». Когда сутулый выпрямился, врезал ему прикладом в голову. Он как стоял так и рухнул на землю. Сотрясения мозга, наверное, все же не получил, не настолько сильный был удар, но голову я ему рассадил знатно. Потекла кровь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});