– Антон, – возразил мне Олег. – Он никак не может оставить тебя в покое.
– Он перепил на дне рождения Алены.
– И это тоже.
Я закатила глаза, не веря в эту историю.
– Нет никаких у Антона чувств ко мне.
– Ты не видишь, как мужики смотрят на тебя в кофейне?
– Какие мужики?
– Клиенты, малыш.
– Ох, Олег, прекрати. Никто на меня не смотрит.
Он засмеялся и сказал:
– Ты такая ненаблюдательная и немножко наивная, девочка моя. От этого еще более прекрасная. Обожаю тебя.
Он подался вперед через столик и поцеловал меня в губы. Я ответила с удовольствием, положив ладонь ему на затылок, чтоб погладить волосы.
– Ммм, – протянул Олег. – Давай продолжим. А то у меня мысли совсем не о том.
Я была рада закончить этот странный разговор.
Я покивала, и Олег быстро убрал столик для перекуса, занялся моей татуировкой. Он молча вернулся к работе. Я все пыталась заговорить, чтобы вернуть легкое настроение начала сеанса. Но каждое слово казалось глупым, и я отказывалась, боялась показаться идиоткой или снова разозлить моего мастера.
– О чем ты думаешь? – спросил Олег резковато, волнуя меня еще сильнее. – Только честно.
Я решила не лукавить.
– Мне неуютно, когда ты молчишь. Кажется, что я тебя обидела.
– Ты не обидела меня. Но я немного злюсь, потому что ты закрылась.
– Я не…
– Закрылась, Маш, – перебил Олег. – Ты все еще болеешь своими шрамами. Я думал, что смог тебя вылечить, но ошибся. Поэтому злюсь на себя. Как идиот.
– Ты не идиот, – поспешила я его уверить. – Но ты и не должен был меня лечить.
– Ты сама не справляешься. Тебе это мешает жить. Согласись?
Глаза защипало. Он слишком точно попал в мою болевую точку. В то самое место, которое болело сильнее шрамов. Они давно зажили, но действительно мешали мне жить. Они и тот, из-за кого я их получила.
Машинка жужжала, но я совсем не чувствовала боли на коже. Меня разрывало изнутри. Я моргала часто-часто, чтобы прогнать слезы и воспоминания.
Олег убрал излишки краски и ласково коснулся губами моего плеча. Сразу стало легче.
– Я совсем тебя расстроил. Что в первый раз лез в душу, что сейчас. Давай просто доделаем небо, малыш. Постарайся не думать о плохом.
Он потерся своим носом о мой, чмокнул меня в самый кончик и снова взялся за машинку. Жужжание и саднящий зуд вернулись. С ними вернулись воспоминания.
Я не собиралась говорить об отце. Я ни с кем и никогда не говорила о нем. Даже с мамой, которая тоже была ранена и хотела забыть. Но, как и шрамы, которые я лелеяла и прятала, мои травмы нельзя было скрывать. Олег хотел их видеть. Он целовал их и лелеял. Этот мужчина принимал меня целиком со всеми изъянами и открывался в ответ. Олег честно рассказал мне все об Алене. Он был готов прекратить скрываться, и я невероятно уважала его за эту смелость. Она и побудила меня быть храброй и открытой.
– Это из-за отца, – заговорила я, удивляясь, как несложно взять и начать исповедь.
Олег прервал работу, но я кивнула, чтобы он продолжал. Под звук машинки мне было проще дышать и говорить.
– Необязательно… – начал Олег, но я не дала ему остановиться меня.
– Обязательно. Раз ты думал о моих шрамах, значит тебе будет интересно.
Я пыталась говорить без надрыва, но голос все равно дрожал.
– Интересно – это немного не то слово, – поправил меня Олег. – Я бы хотел знать о тебе все.
Он отвлекся, чтобы стереть краску и набрать новой в иглу. Я заново собралась с силами и продолжила, как только он приступил к работе.
– Я была маленькая и плохо помню. Большую часть знаю со слов родителей. Когда они ругались, мама всегда припоминала отцу.
Я услышала, как Олег сглотнул, но старалась не интерпретировать этот знак.
– Он остался со мной дома один. Ему это не нравилось, но мама иногда настаивала. Я всегда расстраивалась, когда она уходила. Отец со мной не играл, все время ругался. Я ему надоедала, доставала, мешала телек смотреть.
Олег пренебрежительно фыркнул. Уверена, он многое мог бы мне сказать, осудить, но не стал. Я уже знала, что мой мастер будет сдерживать эмоции и суждения до победного. И потом не факт, что выскажется.
– В этот раз он тоже ругался, что я громко играю. У нас однушка была. Никуда не деться друг от друга. Но он нашел способ, ушел курить на балкон. А может и не только курить. Мне казалось, его нет целую вечность. Я сходила на балкон, но он не открыл мне дверь. Велел идти играть. Не помню, как оказалась на кухне и зачем. Наверно, есть захотелось. Я потянулась к кастрюле. Оказалось, там варился суп. Потом помню только боль ожогов. Мне казалось, что кипяток выжег все до самого сердца, и я умираю.
Голос пропал. Я хотела продолжить и сказать самую ужасную правду о своем отце, о том, каким он остался в моих глазах до конца. Я несколько раз набирала воздуха полную грудь, но слова не слетали с губ. Вместо звуковых вибраций мой рот рождал пустоту.
Олег поцеловал меня в плечо. Он собирался что-то сказать. Конечно, остановил бы меня, чтобы не мучить. Но его касание дало мне сил. Я наконец проговорила:
– Он очень долго не приходил. Не слышал на балконе, как я кричала. Очнулась я уже в больнице. Со мной были только врачи. Мама говорила, что он тоже был, но я не помню.
– Капец, – буркнул Олег, останавливаясь.
Он положил ладонь мне на шею сзади, погладил у кромки волос, прижимаясь своим лбом к моему. Олег зашептал:
– Я даже обнять тебя не могу.
– Ничего. Ты лучше продолжай. Мне нравится, когда ты набиваешь.
– Второй раз и уже подсела на иглу? – поддразнил Олег, отпуская меня, чмокнув в лоб.
– Наверно. С первого раза подсела на твою