Читать интересную книгу Любимый цветок фараона (СИ) - Горышина Ольга

Нен-Нуфер поспешила в поля. Она не могла не сдержать данное старухе слово, но сказала себе, что лишь возвратит сандалии, тут же отправится на рынок.

— Нен-Нуфер! — к ней с серпом и охапкой колосьев бежал вчерашний стражник. — Кекемур просил передать, что сам благодарит Богов за встречу с тобой. Я хотел поговорить с тобой по дороге в поле, но меня не впустили в храм.

Значит, вот кто ее искал. Не Кекемур.

— Что случилось с Кекемуром? — сердце птицей забилось в груди. — Я слышала, что его разжаловали.

Стражник опустил глаза.

— Он потерял кнут. За это его выгнали из дворца.

Сердце Нен-Нуфер упало.

— Он защищал меня! Разве не для нашей защиты вы носите на поясе кнуты?

Стражник отвел взгляд.

— Не спрашивай меня ни о чем, Нен-Нуфер, потому что я ничего не знаю.

Только краска сдержала слезы. Второй человек спасает ее жизнь и терпит от людей наказание. Сначала Пентаур, теперь Кекемур. И только один человек способен восстановить справедливость. Это фараон. Нен-Нуфер глянула в сторону пирамид. Нет, в этот раз она не станет оставлять для царевича лотос. Она отыщет иной способ связаться с ним.

17. "Ожерелье жрицы Хатор"

Поблагодарив старуху за сандалии, Нен-Нуфер поспешила обратно в город. Возможно, Кекемура еще не сменили.

— Нен-Нуфер…

Тело его лоснилось от дневной жары. На рынке не найти места в тени — оттого этой службы сторонились все, оттого ее выбрали ему в наказание… И не только службу. Нен-Нуфер видела свежие следы от плетей. Не глубокие, они заживут и не оставят следа, но сейчас спина несчастного страшно горит от затекшего в раны пота. Кекемур не хотел, чтобы она знала об его унижении, потому и передал благодарность через друга. И только случайно стража у ворот открыла ей его скорбную тайну.

— Ты рассказал им, почему потерял кнут? — начала Нен-Нуфер, позабыв все приветствия.

Кекемур молчал.

— Ты сказал им, что бросил кнут в крокодила? Отвечай мне!

Только стражник продолжал молчать.

— Ты не сказал им правды?

Нен-Нуфер чувствовала, как от молчания юноши к горлу подступают рыдания.

— Эта правда не имела значения, — выдал Кекемур хмуро, смотря поверх ее головы на толпу. — Я заслужил наказание за потерю кнута.

— Не может быть такого наказания за спасение жизни!

Лицо Кекемура оставалось непроницаемым.

— Я обязан был вытащить кнут, но позабыл про него, ища твои сандалии, — и видя поджатые губы девушки, добавил более мягко: — Повторяю тебе, Нен-Нуфер, я заслужил наказание. И ты не смеешь упрекать себя в нем.

— Я упрекаю тех, кто наказал тебя! — голос Нен-Нуфер теперь дрожал не от слез, а от ярости. — Они поставили кнут выше жизни жрицы Хатор. Они оскорбили в моем лице Великую Богиню!

Кекемур вздрогнул.

— Так ты не храмовая танцовщица? Ты — жрица Хатор?

Нен-Нуфер замерла. Она вновь в запале прикрылась Богиней. Но ведь сейчас она защищает не себя, она защищает справедливость. Фараон всякое утро берет в руки фигурку богини Маат и обещает, что в Кемете никогда не будет несправедливости.

— Да, я жрица Хатор. И я готова говорить с самим фараоном о том, как несправедливы начальники его стражи. Кто другой, если не ты, достоин охранять спокойствие Его Святейшества!

— Ты слишком много успела обо мне узнать от других, — голос Кекемура стал жестким. — И слишком мало знаешь меня самого, чтобы считать достойным и обвинять неизвестных тебе людей в несправедливости.

— Да, я расспросила о тебе твоих друзей, — без тени смущения сказала Нен- Нуфер, вспоминая слова старухи. — Но мне довольно и того, что ты бросился за мной в реку. Я искала встречи, чтобы поблагодарить, потому что Амени не дал нам проститься, и Боги помогли мне найти тебя, потому что хотят, чтобы я исправила допущенную людьми несправедливость. Кекемур вновь смотрел ей в лицо.

— Великий Амени был рад получить жрицу Хатор в целости и сохранности. И я не хочу, чтобы ты просила за меня никого, тем более Его Святейшество, пороча себя.

— Ничто не опорочит меня! Неужто ты остановился бы и не вытащил из Реки Великую Царицу только лишь потому, что к ней нельзя прикасаться?

Она не успела победно взглянуть на стражника. Он ответил, не задумываясь:

— Великая Царица никогда бы не оказалась у реки одна.

Сердце Нен-Нуфер замерло. Вот отчего Хатор гневается на нее. Никогда бы жрица Хатор не оказалась под колесами колесницы и в пасти крокодила. Разве кто-то слышал, чтобы простой стражник нес через поля Тирию?

— Не тревожься за меня, Нен-Нуфер, — скорбь в ее глазах не укрылась от проницательного взгляда Кекемура. Голос его смягчился, и на губах заиграла улыбка. — Твоя Богиня поделом наказала меня, ведь я подглядывал за ее жрицей, и быть может, крокодил был послан мне, а вовсе не тебе, чтобы проверить, насколько я могу сохранить хладнокровие. А я его потерял, потому что думал в тот момент лишь о тебе, — и тут вновь помрачнел и выпрямился. — Прости меня, жрица Хатор, за такие слова. Однако я посмею повторить их, потому что они правда и потому что они снимают с тебя всю вину. Оставайся с миром. Я больше не увижу тебя, потому что жрица Хатор не ищет простых стражников по рыночным площадям.

Нен-Нуфер поклонилась и, прошептав прощание, поплелась прочь. В сандалии набился не песок, а тяжелые глыбы, и она из последних сил волокла их по пыльной дороге. Не дойдя ста шагов до храмовых пилонов, Нен-Нуфер заметила возвращающуюся с полей дворцовую стражу. Стражник, что передал ей приветствие Кекемура, отстал от товарищей, и Нен-Нуфер приняла это за знак свыше. Она стряхнула с ног глыбы и побежала ему навстречу, на ходу снимая с шеи ожерелье.

— Мир тебе!

Стражник сначала отступил от нее, как от видения, а потом поклонился и уставился на протянутое ожерелье.

— Сумеешь ли передать это царевичу Райе? — голос Нен-Нуфер дрожал.

Юноша поклонился:

— Как прикажет прекрасная госпожа. Должен ли я что-то сказать при этом?

— Да, — голос срывался от волнения. — Скажи, что Кекемур спас Нен-Нуфер от крокодила и теперь несет за это наказание. Расскажи все, что с ним сделали. Тебе лучше известно и про плети, и про рыночную площадь.

— Прости, моя госпожа, — стражник даже отступил на шаг. — Только чем царевич Райя может помочь Кекемуру?

Почему стражник спрашивает? Неужто не понимает, что царевич поговорит с Божественным братом? Кого только набирают охранять дворец!

— Он попросит за Кекемура перед фараоном, — произнесла Нен-Нуфер четко и медленно, словно объясняла урок своему юному ученику.

— Как прикажет госпожа.

Нен-Нуфер вернулась в храм и поспешила укрыться в пристройке, чтобы без ожерелья не попасться верховному жрецу на глаза. Царевич видел его на ней и потому должен поверить рассказу стражника. Она даже имени юноши не спросила, а доверила тайну ее знакомства с царевичем… Нен-Нуфер опустилась на циновку и сжала узел Исиды, прося направить ее стопы по верному пути. Только бы царевич не рассердился на нее за длинный язык и только бы пожелал помочь Кекемуру. Если же нет, она пойдет к фараону сама, даже если придется раскрыть перед Его Святейшеством все тайны. Она уже раскрыла перед ним тайну Пентаура и тайна царевича ему, пожалуй, уже тоже известна, так отчего же фараон должен оставаться в неведении о несправедливости, царящей в его дворце? И глупо бояться гнева фараона. Уж коли Великая Хатор решит наказать ее за обман, то не будет делать это руками Божественного. Руки Его Святейшества созданы для того, чтобы дарить любовь, свет и справедливость. Справедливость для всех его подданных и для Кекемура.

Нен-Нуфер уснула без ужина и утром чуть свет поднялась на ноги. В купальне невольницы еще даже не обновили воду, но она не стала брезговать, потому что спешила встретить Амени. Она достала другой подарок его жены — ожерелье поскромнее, но тоже достойное глаз Великой Хатор.

До ворот оставалось еще шагов тридцать, не меньше, и никто не мог догадаться, что она направляется к ним. Так отчего же один из стражников побежал к ней навстречу? Неужто приказано не выпускать ее из храма? Но она желает лишь узнать, пришел ли Амени…