Он подошел к кровати, сел рядом и взял ее руки в свои.
— Ну, не огорчайся ты так, ягненок, — сказал он очень ласково. — Найдем мы их. Они не могли далеко уехать.
— Ты хочешь сказать, что они были здесь? — Ей это и в голову не пришло.
— Думаю, что да. Кто еще мог оставить в камине эти угли? Я поищу, нет ли где-нибудь свечей. Может, и поесть что-нибудь найдется. А ты пока сними плащ и повесь над огнем. Пусть подсохнет.
Какое-то время Эллен не шевелилась. Ее руки отогревались в его больших теплых ладонях, а глаза у него были такие добрые… Ей хотелось прижаться к нему, позаимствовать у него толику тепла и силы.
— Если ты найдешь что-нибудь поесть, — сказала она, улыбнувшись, — можешь считать меня своей служанкой до конца жизни.
Он улыбнулся в ответ одними глазами:
— Я это запомню.
Тони вышел в соседнюю комнату, а Эллен стащила с себя мокрый плащ и вновь осмотрелась. Ну и дела! Комната выглядела совершенно нежилой: стол на трех ногах, пара стульев, продавленная кровать — вот и вся мебель. На матрасе, слава богу, валялась какая-то старая шаль. Есть ли в ней блохи или еще что-нибудь похуже, ей сейчас все равно, лишь бы было тепло.
— Нам повезло, — сказал, входя в комнату, Тони. Его крупная фигура отбрасывала на стену огромную тень. — Я нашел сыр, а на дне котла осталось тушеное мясо. Но самое важное — вот это! — Он держал в руках фляжку.
— Вино? — слабым голосом спросила Эллен.
— Кое-что получше. Бренди! Снимай свои мокрые туфли, мы никуда пока не пойдем.
Тони тяжело опустился на стул у камина и начал стягивать с себя сапоги.
— Ты хочешь сказать, что мы останемся здесь на ночь? — робко спросила Эллен.
— А ты предлагаешь вернуться под этим ливнем обратно и поискать ферму? Пока нам и здесь не так уж плохо. Приходится принимать вещи такими, какие они есть.
— Тони, — выдавила она из себя, — но здесь только одна кровать…
— Не беспокойся, дорогая, — сказал он весело. — Я тебе вполне доверяю.
Эллен не смогла не засмеяться в ответ.
— Ладно, об этом хотя бы никто не узнает, — сказала она, сбрасывая с ног туфли и подвигаясь поближе к огню. — А если и узнают, то просто не поверят, что двое столь благоразумных и почтенных людей пошли на нечто подобное.
Тони окинул ее взглядом с ног до головы.
— Не знаю, так ли уж ты благоразумна, Эллен Фицуотер. Боюсь, что и на меня ты плохо действуешь. Провел в твоем обществе несколько дней — и превратился в полного сумасброда. Выпей-ка бренди. — Он протянул ей серебряную фляжку.
Эллен, взглянув на нее, вспомнила предостережения Жаклин. Она как-то выпила немного бренди и так развеселилась, что ей было сказано: алкоголь — это не для нее, и ей следует от него при любых обстоятельствах воздерживаться.
— Мне, наверное, не стоит это пить, — сказала она нерешительно.
— Лучшее средство от простуды, — безапелляционно заявил Тони. — Не беспокойся: если выпьешь больше, чем нужно, то просто заснешь. Ничего страшного.
Насколько Эллен помнила, попробовав тогда бренди, она долго хихикала, у нее кружилась голова, и даже на глазах выступили слезы. Ну и ладно. Она сделает пару глотков, не больше. Тони уже не раз слышал, как она хихикает.
Бренди обожгло ей горло, по всему телу разлилась приятная теплая слабость.
— Очень вкусно, — сказала она и вновь потянулась за фляжкой. Сделав еще один глоток, Эллен бросила быстрый взгляд на Тони: не хочет ли он сказать ей, что пора остановиться. Но он спокойно сидел, наблюдая за ней с невозмутимым выражением лица. «Ну и ладно», — решила Эллен и сделала третий глоток.
— А ты разве не будешь? — вежливо спросила она.
— А ты что, собираешься выпить все одна? — лениво отозвался он.
— Может, и так, — с достоинством произнесла Эллен.
Она сидела на кровати, растрепанная, уютно поджав под себя ноги в одних чулках. Ведь рядом не было никого, перед кем следовало соблюдать приличия, — разумеется, кроме респектабельного сэра Энтони Уилтон-Грининга, о чем она ему и сказала.
— Далась тебе эта моя респектабельность! — пробормотал он, ничуть не рассердившись. — Все время о ней твердишь.
У Эллен слегка кружилась голова, ей было тепло и уютно. На ней было достаточно скромное, по ее представлениям, хотя и яркое платье с пуговками до горла. Она расстегнула две верхние, вытянула на кровати длинные ноги и спросила:
— А разве ты не респектабельный?
— Да нет, пожалуй. У меня, конечно, есть представления о порядочности, но свои собственные, а не те, которые декларирует свет. Я делаю то, что мне нравится. — Он откинулся на спинку стула и, прищурившись, взглянул на нее.
— Мне бы тоже хотелось так жить, — грустно сказала Эллен, снова глотнув восхитительного бренди, и подняла руки к волосам. Она уже успела вытащить из них несколько шпилек, надо их совсем распустить, пусть сохнут. В конце концов, кроме Тони, здесь никого нет, а ему все равно. — Ты не возражаешь?
— Против чего?
— Чтобы я волосы распустила.
Ей было довольно трудно это сделать одной рукой, но вторая была занята фляжкой. Бинни так стянула ей волосы, что у нее целый день болела голова. Еще одна шпилька — и локоны шелковым каскадом рассыпались по ее плечам.
— Нисколько, — вежливо сказал Тони. — А куда ты положила шпильки?
— На кровать.
— Вот этого я боюсь! Наверное, мисс Биннерстон что-нибудь нашептала на них. Если я забудусь во сне и начну себя плохо вести, они оживут и набросятся на меня.
Эллен хихикнула:
— Сомневаюсь.
— В чем сомневаешься?
— И в том, что ты будешь плохо себя вести, и в том, что они оживут. С тобой я в полной безопасности, — сказала она со счастливой улыбкой и легла, все еще сжимая в руке фляжку.
Тони встал и подошел к ней, глядя на нее сверху вниз. Ей было не видно выражение его лица, но она его достаточно хорошо представляла: терпеливое, по-отцовски снисходительное.
— С тебя хватит, — сказал он, отбирая у нее фляжку. — Никогда не видел, чтобы кто-то пьянел так быстро.
Эллен хихикнула:
— Господи, как стыдно!
— Ну-ну, не притворяйся, — пробормотал Тони, встав на колени. — По-моему, ты абсолютно, совершенно бесстыдна.
«Это все бренди», — решила Эллен. Ей теперь было видно его лицо. Оно отнюдь не выражало отцовские чувства. Он смотрел на нее по-мужски властно, совершенно не походя на респектабельного джентльмена.
— Я сплю, — пробормотала она. — Не буди меня, когда ляжешь.
Тони молча разглядывал ее. Она крепко спала, дыхание ее было бесшумным, губы приоткрыты, великолепные ресницы подчеркивают белизну кожи. Тони знал, что на них в отличие от ресниц Карлотты Дивайн нет ни грамма краски. Она, его Эллен, была элементарно пьяна и спала, совершенно не беспокоясь о том, что может учинить с ней этот коленопреклоненный респектабельный джентльмен…