помолилась, исповедалась, причастилась… бог тоже меня простит?
Хэла вздохнула.
— Или если раскаиваюсь, но не сходила, то не простит? — и она снова упрямо мотнула головой. — Дома веры — кому-то в них хорошо. Но молиться можно везде, обращать свои слова богу можно всегда, когда этого хочешь, когда тебе нужно. Но я и не буду судить тех, кто верит, кто ищет прощения и одобрения в доме бога, потому что каждому своё, даже несмотря на то, что эти люди чаще всего меня осуждают за то, что мои мысли отличаются от их.
Они прошлись молча. Внутри было понимание, что она выстрадала всё это. Но спрашивать Рэтар у неё не мог. Или понимал, что она не ответит. А у него было столько вопросов.
— Ты вчера сказала Пияне слова, — он хотел поменять тему. — Про любовь. Это какой-то стих?
— Не поверишь, — улыбнулась ведьма. — Это из божественной книги. Но вообще считается, что эти слова как раз о любви человека к богу. А я вот думаю, что любовь — не имеет назначения. Это чувство, от которого тебя переполняет счастье. Хотя, в моём мире есть языки, в которых каждая любовь называется по-разному.
— Здесь тоже такие есть, — улыбнулся феран.
Войр был в оплоте. Рэтар отдал распоряжения по поводу эйола, назвал воинов, которые остались в селении выполняя его приказ. И они с Хэлой вернулись обратно в Зарну.
— Я хочу в кадку с водой, — буркнула она и отправилась к нему в покои.
Сам Рэтар отправился в книжную и до восхода Тэраф работал потеряв счёт времени.
— Достопочтенный феран, — в книжной появился Брок.
— Брок, — кивнул Рэтар. — Сегодня разве твоя очередь?
— Мы с утра не нашли Тёрка, — ответил юноша нахмурившись.
Рэтар нахмурился, хотя знал, что брат уйдёт, но показывать, что был в курсе было нельзя даже Броку.
— В смысле не нашли? — спросил он.
— Судя по всему он ушёл ночью, — ответил юноша. — Или очень рано, перед рассветом. Его никто не видел со вчерашнего вечера. Я думал ты знаешь.
— Нет, я не знал, — кивнул Рэтар. — Ты отстоишь сегодня?
— Да, всё хорошо, — ответил Брок. — Не переживай.
Рэтар одобрительно кивнул сыну.
— Ты зашёл? — напомнил ему феран.
— Прости, да, — повинился Брок. — Там пришёл Тэль Ганли, глава корты скотоводов.
Рэтар тяжело вздохнул.
— Пустить? Или отправить?
— Пусти.
Брок склонил голову и вышел.
Тэль Ганли был неприятным, отталкивающим человеком. Корта уважала его, а вот Рэтар всегда общался с ним переступая через себя. Ферану всегда было не по себе от присутствия этого мужчины. В нём сквозило надменностью, какой-то злостью, и кажется замечали это только единицы.
Рэтар знал о жестокости этого человека по отношению к членам корты, но как правило никто не жаловался и закон ферната или элата Ганли никогда не преступал. Хотя последний раз старейшина превысил своё право, когда он устроил охоту на харагу возле Зарны, ту самую охоту, в которую угодила Хэла, после спасения наложницы и сына Элгора, и из которой спасла двух своих хигов.
— Достопочтенный феран, — поклонился старейшина и Рэтар приготовился слушать жалобы и требования, которые скотоводы предъявляли, как никакая другая корта, словно от холодов было плохо только им.
А ведь были ещё, например, земледельцы, которые вообще сидели без работы, потому что возделывать землю было нельзя. И они отчаянно старались сохранить то, что было, особенно сады с плодоносными деревьями, кустарники с ягодами, зерно от порчи, чтобы можно было использовать при посадке. Фернат делал им особые выплаты, чтобы поддержать людей корты, спасти от голода, а скотоводов и прежде всего Ганли это невероятно раздражало.
— Нам бы хотелось отметить, что корма для телыг хватит только на лунь, потом кормить будет нечем, — снова повторил глава корты то, что феран слышал уже в корте, когда его туда вызывали после возвращению в Зарну. — Надо бы как-то решить этот вопрос. Простите мне мою дерзость, но люди интересуются, когда же белая ведьма начнёт творить свою работу и в Изарии станет тепло?
— Люди? — переспросил Рэтар.
— Люди моей корты, почти все. Да, — возвестил старейшина. — Мы оплатили её призыв. Мы хотим видеть результат.
— Когда вы просили у меня призыв белой ведьмы, то я предупредил вас, что это не работает так, как вам хочется, — напомнил феран. — Я предупредил, что нужно будет ждать. Вы согласились. Она здесь слишком мало времени, чтобы был результат. Ждите.
Тэль Ганли недовольно поморщился, но постарался сделать это незаметно для ферана.
— Что-то ещё? — спросил Рэтар с неохотой.
— Да, достопочтенный феран, — кивнул Ганли. — Хараги чёрной ведьмы.
— А с ними что?
— Они уже очень большие, опасные. Они будут грызть телыг в полях.
— Ведьма гуляет с ними в лесу, и в полях очень редко, — возразил Рэтар. — Хараги ведьму слушают и они накормлены. Телыги сейчас в полях Зарны не пасуться. Разве нет? Там нет еды. А значит и говорить об предположительной опасности смысла нет.
— Достопочтенный феран, я понимаю, что вы цените чёрную ведьму, — и вот это зацепило главу дома, крюком рвануло, потащило с болью, потому что сколько мерзости, брезгливости и ненависти было за этими осторожными словами, — но хараги опасные твари, они…
— Брок, — позвал Рэтар перебивая старейшину корты скотоводов.
Юноша не заставил себя ждать, он склонил голову, ожидая приказа.
— Позовите мне Хэлу, — сын ещё раз склонился и скрылся за дверью.
Краем глаза феран увидел, как Ганли занервничал, но постарался не показать этого, поклонился и попытался протестовать:
— Простите, достопочтенный феран, но я не очень понимаю зачем звать ведьму.
— Хараги её, без неё говорить о них нельзя, — ответил на это Рэтар. — Я не могу решать.
— Но, — глава корты хотел возразить, однако феран не дал.
— От них за всё время не пострадали ни животное, ни человек. До того решать что-то про них моего слова и права нет.
Глава корты ещё что-то попытался сказать, но в книжную вошла Хэла.
— Достопочтенный феран? — склонилась она, видя, что Рэтар не один и ведя себя очень сдержанно.
— Хэла, тут старейшина корты скотоводов, — феран кивнул на мужчину, а ведьма перевела на него взгляд, — говорит, что прогулки с харагами в полях, могут повредить его ремеслу.
Ганли с вызовом посмотрел на ферана, а Рэтар повёл головой и перевёл взгляд на Хэлу. Посмотрел и замер.
Хэла стояла бледная, такая, словно в ней не было вовсе крови, даже капли. Глаза её были полны такого непередаваемого ужаса, что самому Рэтару стало страшно. Он встал.
— Хэла?
— Прости, — выдавила она из себя и даже губы её, обычно такие яркие потеряли цвет. Она содрогнулась и