Дальше процесс шел по команде «Бегом!», и парни крутились так, будто обоим хорошенько зарядили под зад. И будто не было двухдневного марш-броска – навьючили груз и поперли со скоростью и упорством носорогов. Жаль только, мину снять не было возможности, она устанавливалась намертво, так, на всякий случай, чтобы какой-нибудь слишком умный немецкий сапер, случайно обнаружив заряд, не снял его да не придумал на его основе чего-нибудь свое, не в меру эффективное. Пришлось в темпе переключить взрыватель на нажимное действие, чтобы хоть какая-то польза от нее была, и надеяться, что гранатометов для остановки состава будет достаточно.
К деревне, большой, домов на сотню, вышли часа через полтора, срезав путь через лес. По дороге километров двадцать напрямую – проще и быстрее. Конечно, рельеф там неудобный, поэтому единственная более-менее проезжая часть давала кругаля по сухим возвышенным местам, но два человека, пусть и с грузом, прошли без особых трудностей и вышли к дороге примерно в километре от деревни, возможно, чуть меньше. Остаток пути они, чтобы не сбиться, проделали вдоль дороги и, расположившись в подступающем к самой околице лесу, начали рассматривать ее в бинокль. Как бы они ни торопились, но лезть в деревню галопом, без разведки, смертельно опасно. Следовало хотя бы узнать, где расположились местные вояки и не подняты ли они по тревоге из-за случившейся неподалеку перестрелки.
Однако, как ни удивительно, в деревне царило абсолютное спокойствие. Шуровали туда-сюда дети, бабы судачили о чем-то, единственный полицай, которого Александр опознал по винтовке и нарукавной повязке, дремал на пристроенной к дому лавочке, облокотившись спиной на теплую, нагретую солнцем стену. Потом обнаружился немецкий офицер, молодой, вряд ли намного старше Александра, без кителя, в одной рубашке, с удочкой на плече и удивительно умиротворенным выражением на роже. Судя по всему, он возвращался с рыбалки – во второй руке у него был кукан с какой-то серебристо поблескивающей на солнце мелочью. В общем, расслабились они тут, что называется, в хлам.
Александр почесал затылок, повернулся к Павлу:
– Ну что, работаем?
– Можно. Только знаешь что…
– Что?
– Давай по возможности не убивать.
– В смысле?
– В прямом. Здесь у них нормально сейчас, спокойно. Комендант, видать, понимающий и расовыми предрассудками не умученный. Потому его и партизаны не трогают, наверное, хотя они здесь имеются, только что сами видели. А вот если мы их тут завалим, придут каратели, и деревне кирдык.
– Нам-то что? – проворчал Александр. – Не наши это проблемы…
– Саш, не старайся казаться сволочнее, чем ты есть.
– Ладно, уговорил. Но если дернутся…
– Тогда конечно, – торопливо отозвался Павел. – Слышь, ты погляди! Нет, ну что творится!
Александр глянул… Ну вот, и впрямь несколько не стыкуется с тем, что писали про немецких захватчиков. Из большого и на вид какого-то уютного дома вышла молодая женщина, забрала у фрица рыбу, чмокнула его в щеку и спокойно отправилась обратно в избу. Что-то здесь явно не так… А может, и впрямь немец не озабочен учением Гитлера. Выяснять сейчас времени не было.
Преодолев коротким броском отделяющее их от крайних домов расстояние, они тихонечко, огородами, двинулись к дому, во дворе которого расположился фриц. По пути аккуратно нейтрализовав полицая, что бессовестно дрых на лавочке (Павел тюкнул его кулаком по темечку, обеспечив полчаса крепкого, хотя и нездорового сна, и оставил сидеть, только с винтовки затвор снял), они подкрались к месту предстоящей акции и, лихо перемахнув через забор, уперли в немца стволы автоматов. Дальнейшее представлялось простым – скомандовать офицеру, чтобы приказал своим подчиненным сдать оружие, запихнуть их в какой-нибудь погреб, а потом спокойно заняться экспроприацией транспортных средств.
К их удивлению, фриц не испугался, а, скорее, возмутился, даже не попытавшись потянуться к пистолету – ремень с кобурой небрежно валялся на столе. Еще на столе стояли миска с оладьями, сметана, мед, здоровенный, бодро попыхивающий белым паром самовар и чашка с чаем. Неплохо оккупант устроился. Жаль, что его лопотание на русско-немецкой смеси диверсантам, не обремененным знанием языков, понять было сложно.
Зато женщина, которую они перед этим наблюдали, отреагировала с завидной оперативностью. Вылетев из дома подобно разъяренной авиабомбе, с воплем «Что ж вы делаете, ироды!», она с такой силой хлестнула полотенцем по спине Александра, что он, не ожидая подобной прыти, а главное, нестандартной реакции, аж взвыл. Вот тебе и белорусский народ, боровшийся с оккупантами и понесший от них такие бешеные потери. Нет, историки или что-то перемудрили, или…
Не в меру агрессивную даму Павел, конечно, скрутил, хотя и чуть медленнее, чем смог бы справиться с мужиком такого же сложения. Того ведь ткнул один раз как следует, и пусть себе лежит, сотрясение мозга лечит, а здесь все-таки женщина, как-то ей челюсть или еще чего-нибудь ломать не комильфо. Пока он возился, на ее крики к дому сбежались соседи, включая полицаев. Те, кстати, вели себя на удивление спокойно и за оружие хвататься не спешили. Вместо этого они, сволочи, с односельчанами ржали над незадачливыми парнями. Зрелище столь сюрреалистическое, что Павел от неожиданности даже ослабил захват. Женщина, воспользовавшись этим, ловко вывернулась и, огрев его полотенцем, отскочила к группе поддержки. Там она, свирепо вытаращив глаза, вновь наладилась орать, чтобы ее Хервига оставили в покое. Услышав столь неприличное имя, Александр тоже заржал.
Так, через смех, напряжение ослабло. Никто в наглых диверсантов стрелять не собирался, даже немец, оказавшийся, несмотря на возраст, ни много ни мало, а целым гауптманом, сиречь капитаном. А все почему? Потому что на этот раз прав оказался Павел.
Гауптман Хервиг Мюллер действительно не был идейным нацистом. Более того, несмотря на фамилию, вообще не был ни нацистом, ни тем более родственником шефа гестапо. Самый обычный офицер, которого подняли из низов храбрость и слегка удача – таких много в любой армии, особенно армии победоносной. А вермахт до того, как завяз в России, считался победоносным, нельзя это не признать.
В принципе, у него все складывалось на редкость удачно. Вначале Чехословакия, от которой откусили немалый кусок – основные промышленные районы. Кстати, в Чехословакии немецкие войска активно сотрудничали с польскими, те не упустили момента и откусили свой кусок. Потом и самой Польше, пришлось немного повоевать. Поляки неплохие солдаты и дрались отчаянно, вот только офицеры у них, мягко говоря, не очень. Точнее, до батальонного уровня вполне приличные и в пределах своих полномочий компетентные, а вот дальше… Дальше не смешно, а скорее печально. Большинство старших польских офицеров и подавляющую часть генералитета, по мнению Хервига, стоило бы расстрелять на месте за несоответствие занимаемым должностям и трусость. С таким командованием польская армия была обречена. Кстати, именно во время той войны Хервиг Мюллер начал продвигаться по службе, дослужившись до обер-лейтенанта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});