стучится… Сиди, Стешенька, сиди, тебе нельзя на холод. Я открою сама.
Марья Ивановна заторопилась к двери. Стеша осторожно повернула голову вслед за ней, проверяя состояние своей шеи.
– Кажется, и мне стало лучше…
– Мне тоже.. – добавила Надежда Семёновна, шевеля плечами и выгибая поясницу, – Действительно золотые руки у нашей соседки. Подозреваю, были в её роду бабки, лечившие людей, которые передали ей свои секреты гомеопатии.
– Кто там был? – спросила Софья Николаевна, с обожанием глядя на вернувшуюся Марью Ивановну.
– Степа пригнал машину. Он поставил её в гараж, вот ключи.
– Что же он не зашел?
– Дела у него. Сказал, забежит как- нибудь в другой раз. Да и вам всем надо отдохнуть, а то всё допрашивают и допрашивают, а чего допрашивать, когда и так всё понятно…
Жизнь помаленьку налаживалась. Родька перенёс трагические события на болоте намного легче, чем предполагалось. Хотя их след в его памяти всё – таки остался. Он продолжал играть на флейте, но в его мелодиях стали всё чаще проскальзывать печальные нотки. Иногда он прерывал игру и сидел молча, глядя в окно. Стеша и Софья Николаевна оставаться в депрессии ему не позволяли. Они снова начали усиленно заниматься, разучивать новые романсы.
Солнце выглядывало редко и ненадолго, а частые затяжные дожди чередовались с туманами. Однажды утром Стеша, подойдя к окну, увидела густые крупные хлопья, падавшие медленно и плавно, как в замедленной съёмке. Земля белела на глазах, превращаясь в чистый лист, на котором должна быть написана новая история её жизни.
В это утро Адам Викентьевич застал свою матушку сидящей у стола перед шкатулкой, в которой были собраны все драгоценности, которые он дарил ей на дни рождения. Самый первый подарок, который он, десятилетний мальчик, сделал в первый год обучения у своего двоюродного дядьки, ювелирных дел мастера Григория Шпица, она носила не снимая.
Это было простенькое колечко, отлитое им из серебряного рубля, который учитель подарил ему за помощь в выполнении очень сложного и дорогого заказа. Это были первые в его жизни деньги, заработанные своим трудом.
Тогда он ссыпал в расплавленный металл алмазную пыль, которую тщательно смёл со стола, убираясь после того, как мастер занимался за ним огранкой бриллианта, и загадал, чтобы всевышний дал его маме много лет жизни и помогал ему, вразумляя и направляя его руку на изготовление шедевров, равных тем, которые делали его предки. Пылинки были такие мелкие, что их невозможно было рассмотреть невооруженным глазом, но мама называла это колечко бриллиантом, дороже которого нет во всём белом свете.
В декабре Саре Вульфовне должно исполниться девяносто шесть лет. Его юбилейный, шестидесятый подарок был давно готов и лежал в рабочем столе, ожидая своей очереди.
– Адамчик, кому я всё это оставлю? – спросила мама, почувствовав его присутствие.
Она всегда его чувствовала, как бы тихо он себя не вёл.
– Мама, вы что – то сказали?
– Ты всё прекрасно слышал. Ни невестки, ни внуков, никого у меня нет. Кому мы с тобой всё это оставим? Чужим людям?
– Какие странные мысли вдруг посетили вашу голову, мама… Почему?
– Не знаю. Посетили и всё.
Адам Викентьевич помолчал в раздумье. Конечно, он мог бы напомнить ей, что не кто иной, как она сама и была главной причиной того, что у него нет семьи. Но он был мужчиной и слишком хорошим сыном, чтобы в чём – то упрекать свою мать. А самое главное, после каждого разрушенного ею романа он оставался благодарным ей за то, что она удержала его от необдуманного, как он понимал чуть позже, шага. И теперь, имея возможность наблюдать за своими бывшими возлюбленными, ни разу не пожалел о том, что между ними не сложилось.
Адам Викентьевич потёр висок, который стала всё чаще пронизывать острая боль, и вздохнул. Мать на его ответе не настаивала, и больше они к этой теме не возвращались. После завтрака он стал одеваться, собираясь на ежедневную прогулку. Сара Вульфовна проводила его до двери, проследила, чтобы он как следует укутал горло, надел тёплые ботинки и не забыл взять зонт и перчатки. На улице шел снег.
Всё шло как обычно, по раз и навсегда установленному порядку, однако его решительный вид говорил о том, что сын задумал какой – то сюрприз. Сара Вульфовна подождала, когда дверь за ним закроется и поспешила к клетке с попугаем.
– И что ты обо всём этом думаешь, Арик?
Попугай покрутился на жердочке и хлопнул крыльями.
– Я и сама прекрасно вижу, наш мальчик что – то задумал, а что? Вот и я ничего не понимаю…
Стеша как раз стояла у окна, любуясь падающим снегом, когда у ворот остановилась машина. Увидев выходящего из неё Адама Викентьевича, она неожиданно для себя обрадовалась. После последней встречи он показался ей довольно таки интересным собеседником. Единственное, чего она боялась, что он снова заведёт разговор о кладе. Стеше казалось, что её уверения в том, что никаких надежд и иллюзий питать на этот счёт ему не стоит, выглядели неискренне, так, словно она знала о местонахождении сокровищ, но скрывала это и пыталась оправдаться. Вздохнув, она широко распахнула дверь и, весело улыбаясь, воскликнула.
– Доброе утро, Адам Викентьевич!
– Доброе утро, Степанида Никитишна! Прекрасная погода, не правда ли? – ответил ювелир.
– Прекрасная!
– Не хотите ли составить мне компанию прогуляться?
– Прогуляться? – удивилась Стеша,– Где?
Прогулки на виду у соседей с чужим мужчиной, хотя и годящимся ей в отцы, могли вызвать кривотолки. Но он понял её сомнения и предложил сам:
– Если вы не против, я пригласил бы вас в парк. Вы знаете, что у нас в городе есть прекрасный старый парк?
– Слышала, но никогда в нём не была. А Софью Николаевну и Родьку возьмём?
– А почему бы нет? Идите одевайтесь, а я пойду, придержу такси.
Парк оказался действительно прекрасным. Длинные аллеи из роскошных лип, елей и лиственниц с опущенными из-за налившегося снега ветвями, напомнили Родьке родной лес. Он то и дело убегал вперёд, гладил их стволы, поднимал голову к вершинам и счастливо улыбался. Адам Викентьевич отошел к стоящему неподалёку ларьку и вернулся с пакетом семечек и орешков. Любопытные белки сразу уловили запах угощения и стали спускаться вниз и брать его прямо из рук, чем приводили Родьку и Стешу в невероятный восторг.
Адам Викентьевич и Софья Николаевна стояли в сторонке и смотрели на них, как на расшалившихся детей. Такого душевного тепла и умиротворения старый ювелир не ощущал ещё никогда. Когда Стеша к ним вернулась, он откашлялся и сказал.
– Дорогие дамы, хочу вам сказать, что пригласил вас сюда не просто так. У меня есть к вам деловое, и, я бы сказал, довольно выгодное предложение.
– Какое? – насторожилась Стеша.
– Не пугайтесь, речь пойдёт не о кладе, – улыбнулся ювелир, – дело вот в