обнаружила, прекрасный стан и легкие очертания девственного бюста, рукав, на поднятой с ножом руке, скатился до плеч и, не подверженная влиянию солнца и воздуха часть тела блестела белизною снега; натянутые мышцы выказывали силу и энергию; все выражение лица поражало своей решимостью, отвагой, готовностью сразиться насмерть. Надо сознаться, что сквозь это выражение нисколько не пробивалось чувство любви и преданности; может быть эти робкие чувства скрылись глубоко в сердце от поднявшейся грозы и бури других страстей. Как бы то ни было, но в эту минуту она была действительно очень хороша, и мне было досадно, когда Н.Н., выступивший между нею и братом, заслонил ее от меня.
– Ты куплен Бурумбаем, ты и ступай к нему, – сказал он презрительно, обращаясь к молодому киргизу.
– Тебя шайтан сюда занес, ты и ступай к шайтану.
– Я прежде тебя отправлю к нему.
– Прочь, чертенок, – завопил Самсала, также вставая.
Этот голос имел необыкновенное действие. Я видел, что сидевшие назади киргизы и не замечавшие довольно тихо и быстро совершившейся сцены, которую я здесь описал, вскочили как от удара грома, разразившегося над их головой!
– Уберите его отсюда, – сказал Самсала, указывая на сына.
– Берегись, – сказал брат Чонум, стиснув зубы и оскаливая их, как волк на свою добычу, – не захотела ехать отсюда, так побываешь у меня под ножом.
Какой милый братец, подумал я, какой приятный, тихий медовый месяц проведет мой новый знакомец, которого я полюбил от души, и какая светлая, счастливая семейная будущность предстоит ему!
– Выбросьте этих из аула, чтоб и духу их здесь не было, – сказал Самсала, злобно указывая на посланцев. Служители готовы были уже привести в исполнение его приказание; бедные киргизы обратились ко мне с умоляющим взором, который ясно показывал, что только во мне одном они надеялись еще найти спасение. Я велел казаку отвести их в наш караван на ночлег.
– Ты думаешь, что бурумбайцы действительно вам так преданы, как стараются уверить; старая лисица обманывает вас! В прошлом году он предложил свое подданство Китаю, третьего года коканцам, а в нынешнем, когда узнал, что ни от кого нет поддержки, обратился к русским. Увидишь, в будущем году подчинится сарабагишам. На одного себя только нисколько не надеется – и хорошо делает: изношенной подошвы не стоит.
– Русское правительство знает, насколько можно вам верить, и как ты видел – отклонило подданство Бурумбая[32]. Но ведь не с шакалами же в степи ночевать бурумбаевцам, когда ты выгнал их из аула.
Самсала злобно закусил губу. Упрек в негостеприимстве, какими бы обстоятельствами не сопровождалось оно, всегда больно колет азиатца. Молчание длилось несколько минут. Самсала и Н.Н. по-видимому о чем-то размышляли; киргизка, облокотившись на колени и склонив голову на руки, кажется, дремала; я хотел было уже уйти к себе в юрту, как раздалось восклицание Самсалы.
– Что же мы теперь станем делать?
– Я об том именно думал, – отвечал Н.Н.
– Что-то придумал?
– Если мы станем здесь ожидать сара-багишев, то может быть худо; в случае поражения, некуда бежать: они притиснут нас к горам и задавят. А на успех трудно рассчитывать; нам и с богинцами вместе редко удавалось одержать верх над сарабагишами; а теперь нас не осталось и третьей части.
– Ну?..
– Надо поскорее убраться за горы: ты знаешь ущелье Карасу; до него недалеко, а за ним никакие силы не могут одолеть нас; десяток человек может защитить проход от всех сарабагишов и богу.
– И сидеть до зимы, как крот в норе, перед которой поставлен капкан; а там заметет снегом все проходы, и не попадешь уже на свои кочевья.
– Нет, уж об этих кочевьях надо будет позабыть.
– Как! Покинуть места, где кочевали и мы, и деды наши!
– Им было тут привольно, а для нас настали другие времена: сегодня китайцы требуют дани, завтра нападут коканцы, а послезавтра, того и смотри, придут русские; не говорю уже о сарабагишах, – те только и делают, что грабят, а тут еще Бурумбай будет травить нас: мы здесь постоянно на чеку. Еще когда мы были вместе с богинцами, могли удержаться, а теперь, когда решились жить сами по себе, так уж на людей нечего рассчитывать; надо искать обороны в самой природе. Мы прикроемся с одной стороны горами, с другой озером. По Иссык-Кулю хоть нет такого простора как здесь, зато вдоволь воды и топлива. Там мы будем сильнее других, разбросанных по берегам аулов; в них нет никакого единства, и они поневоле признают наше начало.
Эта мысль понравилась честолюбивому Самсале. Кочевой народ не имеет времени привязаться к месту своей кочевки, и потому он не очень жалеет покидаемых степей, уже потравленных и потоптанных многими табунами. Притом же нельзя было не убедиться, что не оставалось другого спасения, как уйти за горы. Все затруднение состояло в том, чтобы успеть пройти ущелье; на это требовалось, по крайней мере, три дня для многочисленных табунов и стад Самсалы. Надо было как можно тщательнее скрыть свое намерение и обмануть движениями бдительность соседственных киргизов Большой Орды, которые были раздражены не менее самих сарабагишей и могли предупредить последних. Иссык-Кульская возвышенная горная равнина представляет все условия обширной крепости, которой господство было бы страшно для всей Средней Азии в настоящем ее положении. Она, так сказать, пересекает владения Китая, отделяя провинции: Тянь-Шань-бейху от Кашгара или Малой Бухары, как многие еще привыкли его называть; горная, едва проходимая военная дорога китайцев, которая лежит по окраине Тянь-Шаня, и теперь постоянно находится в сильном опасении нападения бурутов, от которых китайцы откупаются. Северные провинции Индии, наш Заилийский край и даже весь Семиреченский были бы в постоянной опасности от нападения владетелей Иссык-Куля, даже и тогда если б ими оставались и буруты, только не раздробленные постоянной враждой, а признающие одну волю, одну главу. Ташкент, Кокан, соседственные племена Большой Орды подчинились бы ему безусловно. Окруженный одними из высочайших гор в мире, покрытыми вечными снегами и ледниками, далеко превосходящими знаменитые ледники Шамуни, – горами, представляющими едва проходимые ущелья, Иссык-Кульский край имеет все условия самостоятельного существования: роскошные долины, удобные к хлебопашеству, целые леса диких фруктовых деревьев, и верно горы его, которых еще не коснулся пытливый глаз геолога, заключают в себе многие металлы.
От Иссык-Куля ближе до приделов английской Индии, чем до нашей прежней сибирской границы; ученый издатель 2-го тома Землеведения Азии Карла Риттера, в своем введении, между прочим, говорит: «Исполинская горная группа Тенгри-Таг, (составляющая часть описываемого нами края) находится в одинаковых расстояниях от Черного моря на З. и Желтого на В. от Обской губы на С.