надоело засыпать и просыпаться спустя столетия и не видеть никаких изменений в мире. Всего два раза ему было весело. Когда он помогал подавлять восстание, затеянное Маней и когда разбирался с какой-то странной инопланетной глыбой, что грохнулась неподалеку. Странная такая, как будто два толстых сталактита переплелись меж собой, стремясь вверх. Да еще вся покрытая какими-то неизвестными символами. Валя даже хотел оставить эту глыбу себе, но та начала излучать какие-то непонятные волны, доводя окружающих до самоубийства. Пришлось ее разломать.
Все-таки, Александра прямо сказала, что дракон обязан оберегать мир от всего чужого. Особенно, инопланетного. Правда, кроме глыбы ничего инопланетного и не было.
— Может так хоть повеселее будет. — хмыкнул он, меняя местами ванну и холодильник.
— Да какой там, к ебени матери, веселее?! Я! Из-за меня! Ух… Блять… — крякнул прапорщик, приняв слова дракона на свой счет.
Валентин устало закатил глаза. Тараканов снова завел свою старую шарманку. Каждый раз, как напивался, он начинал рассказывать одну и ту же историю. Про какую горную страну, какой-то хозяйственный взвод в котором он служил на сверхсрочной службе и про то, как какой-то полковник выгнал всех «хозяйственников» на ночной марш, с целью то ли наказать, то ли просто «покачать». В итоге, солдаты во главе с прапорщиком свернули где-то не там, попали куда-то не туда и совсем заблудились. Ночью, посреди заваленных снегом гор. Рация то ли сломалась в походе, то ли не работала изначально и в итоге пришлось использовать сигнальные ракеты. Но первыми на огни откликнулись отнюдь не однополчане. К утру, разведрота смогла отыскать живым лишь одного прапорщика. Остальных, по каким-то «запчастям» вылавливали из ледника.
— Нехристи, ети их мать! Даже у покойников все отрезали. И эт-самое, мужицкое! Отрезали и в рот запихивали… Бесово племя, сраку их на кол, блять… — исступленно сотрясал бронированными кулаками Виталий, не забыв при этом поставить свою чарку на поднос, дабы ненароком не разлить.
Окончание истории наизусть знали все обитатели лесного городка. По крайней мере — из тех кто имел несчастье немного владеть русским языком. Героического и, безусловно, невиновного прапорщика едва не отправили под трибунал, но по какой-то причине ему удалось избежать ответственности. Правда, вопиющая несправедливость все же настигла военнослужащего и за дальнейшие двадцать лет своей честной и образцовой службы он так и не смог подняться выше заместителя начальника склада горюче-смазочных материалов. Впрочем, Тараканов часто путался в своей прежней должности, что наводило окружающих на определенные подозрения. То есть, наводило бы, если бы кому-то было интересно.
Дракон мало что понимал во всем этом. Да и его это не сильно интересовало. Его совсем не волновали события какой-то давно забытой человеческой войны, произошедшей неизвестно сколько тысячелетий назад. Но Виталий продолжал рассказывать свою историю каждый раз, как напьется. А напивался он, как сам говорил, лишь с горя. Дракон полагал, что это своего рода защитный механизм. Способ убедить себя в правильности своих действий. Доказать, что ты, пусть и не идеальный, но все же хороший человек, который пусть и совершает иногда неприглядные поступки, но только для всеобщего блага.
И от такого Валентина передергивало. Лицемерие и вранье самому себе — отнюдь недостойно гордого звания "человека".
— «Гордость — признак дурака, людей посредственного ума — подлость, а человека истинных достоинств — возвышенность чувств, прикрытая внутренней скромностью.» Или как-то так… Не помню. — наморщил ящер чешуйчатый нос, вспоминая прочитанную цитату кого-то из древних полководцев.
Глядя на самозабвенно «кающегося» прапорщика, который даже не обращал внимания на дракона, Валентин подумал, что сделал неправильный выбор. Возможно, стоило приложить больше усилий в разговорах с лейтенантом? Тот, во несмотря на схожесть с прапорщиком, не страдал чрезмерной жалостью к самому себе. Не плакался дракону каждый раз, как ему придется кого-то убить. Не строил из себя невинность. Придурковатый лейтенантик молча тащил свою лямку и не пытался зарывать свои грехи в землю, сея семена собственной гибели.
«Хм, опять какая-то цитата. И я откуда я ее помню?» — снова хмыкнул дракон, отворачиваясь от надоевшего человека.
Валентин опять взглянул на свои «сокровища». Пустая банка из-под консервов покоилась почти что на самой вершине, отчаянно цепляясь за прижимающую ее снарядную гильзу.
— Этого тут не было… — задумался ящер, не обращая внимания на все более и более эмоционального прапорщика.
На самой консервной банке лежала пачка сигарет. И дракон определенно ее туда не клал. А кроме прапорщика и Мани в берлогу никто никогда не заходил.
— Сигареты и банка. Банка и сигареты… — еле слышно шевелил челюстью Валентин, пытаясь осмыслить смысл инсталляции.
И в этот момент что-то произошло. Возможно прапорщик начал слишком громко говорить или Валентин неудачно вздохнул. Или же то был еле уловимый подземный толчок, но инсталляция пришла в движение. Гильза соскользнула с банки, отчего та накренилась и со звоном грохнулась на кухонную раковину. Прокатившись по ней и снеся кучку каких-то карманных косметичек, банка закончила свой путь на земле, издав невнятный хлопок.
«Да быть того не может!» — пронеслось в голове у Валентина.
От волнения, дракон нервно сглотнул, жадно ловя взглядом каждую упавшую деталь. Еще от матери он узнал, что когда-то подобные «инсталляции» использовались для гадания. Будто бы по ним, древние предки могли предсказывать будущее и всякое такое. Или даже влиять на него. Звучало как простая байка. Просто попытка нагнать мистики, дабы придать изюминку этому жанру искусства.
Но сейчас Валентин смотрел на помятую консервную банку и ворох разбитых старых косметичек. Облизнув длинным, раздвоенным, языком свои губы, он аккуратно отодвинул банку в сторону. В земле виднелись осколки лопнувшей зажигалки. А загадочная пачка сигарет так и осталась почти на самой вершине, спокойно переехав с банки на лежащую гильзу.
Дракон обернулся на мужчину, который уже начал выдавливать из себя слезу, расписывая самодовольство усатого особиста.
— Проверь посты. — коротко скомандовал он, до сих пор пытаясь осознать